Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Но вернемся к книге о Гулливере. Описываемые им в дальнейшем человекозвери Йэху вызывают у автора отвращение: они жадны, похотливы и откровенно глупы. Разумные лошади, гуигнгнмамы со своей мечтой об обществе без конфликтов тоже вызывают подозрение, что и доказали в дальнейшем французская и русская революции. Короче, Свифт глазами Гулливера ужаснулся в книге миру лапутян, струльдбургов, йэху. В отличие от многих просветителей Свифт не считал, что человек по своей природе склонен к добру, скорее напротив, в нем больше зла, чем добра. И этим писатель-сатирик вызвал гнев многих англичан. «Цель Свифта — очернить человеческую природу», — надрывались критики. «В последнюю часть свифтовского Гулливера… заглядывать стыднее, нежели в те книги, что мы запрещаем как самые растленные и непристойные», — заявлял один из критиков Свифта. А знаменитый Теккерей советовал вообще не читать четвертую часть книги.

Свою великую книгу Свифт писал в Ирландии, после того, как ему пришлось покинуть Англию и стать деканом собора Св. Патрика в Дублине. Атмосфера вокруг него была мрачная, ибо после написания Гулливера Свифта зачислили в сумасшедшие. Был ли он безумен? Не более чем наш Петр Чаадаев. Он мыслил предельно ясно и точно. Он видел правду, ту правду, от которой почти все отворачивались и не замечали ее: мир прекрасен, живи и наслаждайся!

Только вот Свифт никак не хотел наслаждаться. Он продолжал писать едкие памфлеты и скорбные элегии, а в 1731 году — «Стихи на смерть доктора Свифта» (за 14 лет до официальной кончины). Он не жаловался ни на судьбу, ни на карьеру, ни на хулу, выпавшую на его долю: «Меня возмущает, что колода плохо перетасована, но лишь до тех пор, пока мне не придет хорошая карта», — говорил он. Постепенно Свифтом овладевала тоска — это отчетливо прослеживается по его письмам. А потом болезнь и беспамятство.

Джонатан Свифт скончался в Дублине 19 октября 1745 года в возрасте 77 лет. Похоронен в соборе Св. Патрика. В черный мрамор врезаны чеканные слова эпитафии, написанные перед смертью самим Свифтом: «Джонатан Свифт, бывший в течение 30 лет настоятелем этого собора, покоится здесь, где яростное негодование не может более терзать его сердце. Иди, путник, и, если можешь, подражай тому, кто был мужественным борцом за свободу».

Свифт завещал свои деньги на постройку дома для умалишенных. В стихотворении «На смерть доктора Свифта» он написал: «Он отдал все немногое, что имел, на постройку дома для глупцов и безумцев, и этим доказал, что ни одна другая нация не нуждается сильнее в подобном заведении».

Любопытный сюжет: Свифт и женщины. Как обычно с усмешкой и иронией сатирик говорил: «Что делают в раю, мы не знаем; зато мы знаем, чего там не делают: там не женятся и не выходят замуж». У Свифта были длительные отношения с замечательной женщиной Ванессой Ваномри. В их отношениях было больше писем, чем любви. Ванесса по-настоящему полюбила настоятеля собора, умного и начитанного мужчину, а он боялся отдаться ответному чувству.

Ванессе меньше двадцати,Поэту сорок пять почти,Он пожилой, подслеповатый —(В последнем книги виноваты), —

писал Свифт в поэме «Каденус и Ванесса». Некий доктор Эванс, следивший, как развивается их роман, доносил начальнику Свифту, архиепископу Кентерберийскому: «Молодая женщина мисс Ваномри (тщеславная и остроумная особа с претензиями) и декан состояли, в большой дружбе и часто обменивались письмами (содержание коих мне неизвестно). Говорят, будто он обещал жениться на ней… В апреле она узнала, что декан уже женат… и высказала по этому поводу крайнее негодование, написав новое завещание и оставив все доктору Беркли».

Был ли женат на самом деле Джонатан Свифт? По одной из версий, на Эстер Джонсон. Писатель сохранял брак в тайне, впрочем, и от Ванессы, как героини своей поэмы, он требовал тщательной конспирации. А она… «Любовь, которую я питаю к вам, заключена не только в моей душе: во всем моем теле нет такой мельчайшей частицы, которая не была бы ею проникнута».

Увы, Джонатан Свифт не был создан для любви. Он был создан для сатиры на людей.

Нелишне привести цитату из Льва Толстого: «Шел по деревне, заглядывал в окна. Везде бедность и невежество, и думал о рабстве прежнем. Прежде видна была причина, видна была цепь, которая привязывала, а теперь не цепь, а в Европе волоски, но их так же много, как и тех, которыми связывали Гулливера. У нас еще видны веревки, ну бечевки, а там волоски, но держат так, что великану народу двинуться нельзя».

Николай Тихонов в своей ранней поэзии тоже использовал образ Гулливера, написав стихотворение «Гулливер играет в карты»:

В глазах Гулливера азартный нагар,Коньяка и сигар лиловые путы, —В ручонки зажав коллекции карт.Сидят перед ним лилипуты.

Пока банкомат разевает зев,Крапленой колодой сгибая тело,Вершковые люди, манжеты надев,Воруют из банка мелочь…

И концовка этого романтического стихотворения:

И, плюнув на стол, где угрюмо толпятсяДрянной, мелконогой земли шулера,Шагнув через город, уходит шататься,Чтоб завтра вернуться и вновь

Ну, и каким аккордом закончить материал о Джонатане Свифте? Наверное, его же словами: «Истинный гений всегда неугоден любой бездари».

Родоначальник садизма

Пороки будут существовать до тех пор, пока будут люди.

Визитная карточка

Нельзя забывать о маркизе де Саде, хотя бы потому, что мы с вами, достопочтенные читатели, живем в эпоху садизма (он плавно перешел из XVII века в XIX, вовсю разгулялся в XX и, похоже, не собирается прятаться в кусты в XXI веке). О более древних веках стыдливо умолчим.

Совсем недавно сочинений де Сада почти никто не знал, но многим его имя было скандально известно, и все осуждали его за какое-то запредельное беспутство. Энциклопедический словарь, вышедший в 1955 году, проигнорировал самого де Сада и не выделил его в самостоятельную статью, но упомянул термин «садизм»: «страсть к жестокости, мучительству (по имени де Сада, франц. писателя конца XVIII — начала XIX в., описавшего этот вид психопатологии)».

Маркиз де Сад долго пробивался к массовому читателю. Более 200 лет потребовалось, чтобы его наконец признали на родине. Сочинения де Сада были изданы в 1990 году в престижной библиотеке «Плеяда» и сам маркиз был объявлен национальным достоянием Франции.