Социальная сеть "Ковчег" - Вецель Евгений

Грегори выдал мне три луковицы, огромную чашку и большой керамический нож. Я взял луковицы и осторожно посмотрел на Грегори. Я пытался убедиться, что он действительно собирается заставить чистить лук главу крупнейшей компании города.

— Стой! — крикнул Грег. — А кто будет руки мыть? Ты хочешь отравить меня бактериями?

— Ну, ты фашист, — рассмеялся я и подошёл к раковине, понимая, что готовить с Грегори — это то ещё удовольствие.

— А ты знаешь, зачем моют руки? — спросил Грег.

— Чтобы смыть бактерии, а остальные убить мылом, — ответил я, включая кран.

— Не совсем, — продолжил Грегори, вытаскивая из приготовленного бульона курицу и складывая её в пластиковый контейнер. — Немытые руки покрыты отличной питательной средой. По твоему, почему люди оставляют отпечатки пальцев?

— Не знаю, — ответил я, вытирая чистые руки бумажным полотенцем.

— Кожа за счёт многочисленных желез всё время покрывается жиром и другими выделениями, — убирая курицу в холодильник и доставая оттуда белое вино, продолжил Грег.

— Стой. Я днём пить не буду, — запротестовал я.

— Тебе никто и не предлагает, — рассмеялся Грегори, отправляясь во второй рейс к холодильнику. — Руки покрыты питательной средой, на которой бактерии могут очень быстро размножаться. И моешь руки ты не для того, чтобы смыть микроорганизмы, а для того, чтобы лишить их пищи и клейкого вещества, к которому они прилипают.

— Ну, ты прямо кладезь знаний, — улыбнулся я, отрезая у луковицы корешок, чтобы легче было чистить. — Сколько живу, первый раз об этом слышу.

— Я знаю, — выпрямив спину, сказал Грег. — Ты узнаешь от меня ещё много нового. Давай, чисть быстрее.

Я, подцепляя белым керамическим ножом золотистую хрустящую кожуру лука, стал быстро раздевать его. Грегори в это время щёлкнул ручкой включения газа и поставил кастрюльку с бульоном на очень маленький огонь, а большую старую чугунную сковородку — на сильное пламя. Сковородка была очень высокой.

— А что у вас сковородка такая старая? — спросил я.

— Чугунная сковородка — как коньяк, — мельком глянув на меня и продолжая лить в сковороду оливковое масло, ответил Грегори. — Чем старше, тем лучше.

Когда я дочистил третью луковицу и, ополоснув их в холодной воде, положил на блюдечко, Грегори сказал:

— А резать кто будет? Режь пополам, а потом в соломку. Только нож намочи, чтобы не реветь. А то тушь потечёт.

Грегори засмеялся необычным смехом. Делал он это, выдыхая воздух очень короткими очередями. Обычные люди так не смеются. Он всегда смеялся над собственными шутками так, что я больше обращал внимание на его неестественное поведение, чем на содержание шутки. Я не ответил, а стал с приятным хрустом нарезать лук мокрым ножом. Нож был идеально заточен и, вполне может быть, внутри была заключена душа какого-нибудь керамического самурая.

Грег тем временем стал проверять, нагрелось ли масло в сковородке. Он взял вилку, которой выкладывал курицу, и макнул её в кастрюльку. Затем, смешно отстранившись от сковородки, наклонился и капнул бульон в раскалённое масло. Кухня сразу наполнилась громко шипящими звуками и в сковородке стала подпрыгивать капля, постепенно растворяясь и превращаясь в пузырьки. Звук постепенно затихал и Грег нетерпеливо сказал:

— Давай лук, а то поздно будет.

Я высыпал луковую соломку в тарелку и передал Грегу. Он опять отстранился от сковородки и вытянутой рукой, кривя лицо, быстро высыпал лук в масло. Мужчины на кухне — это всегда спектакль. Лук стал активно шипеть и даже выпрыгивать из сковородки от перегретого масла. Грег подождал несколько секунд, пока звук немного затихнет, и стал перемешивать лук большой железной ложкой. Скрежет железа по сковородке вызывал во мне страдания. Мне было жалко антипригарное покрытие.

— Возьми лучше деревянную лопатку, — сказал я. — Отскоблишь покрытие.

— Чугун отскоблю? — спросил Грег и уставился на меня как на простачка. — Чугун пористый и впитывает масло. Поэтому сколько ни скобли, сковородка будет прежней.

Пока Грегори говорил, металл продолжал скрежетать. По кухне стал распространяться аппетитный запах. Я заглядывал в сковородку и видел, как лук становится золотистым. Грег положил туда большой кусок сливочного масла и стал размешивать, очень сильно уменьшив огонь. Он закрыл сковородку крышкой и сказал:

— Теперь нужно оставить томиться примерно на десять минут. В луке есть природный сахар, там сейчас вырабатывается карамель, которая впитается в масло. Это называется карамелизовать лук. В этом весь секрет его готовки. Если его варить, карамели не будет и лук будет паршивым.

Когда прошло десять минут, он снова добавил огонь и открыл крышку, выпустив дополнительную порцию аромата. Он стал медленно читать этикетку на бутылке вина, близко приблизив её к своему лицу.

— Эменталь потри, — коротко сказал Грег, думая, что я понимаю, о чём он говорит.

— Что потереть? — спросил я.

— Сыр в холодильнике, в контейнере с жёлтой крышкой, — ответил Грег, взяв штопор и бутылку вина в руку.

Пока я доставал сыр и искал тёрку, Грегори налил четверть бутылки вина в сковородку. В воздух с шипением взлетело облако пара. Запах усилился, и в аромат добавилась небольшая приятная кислинка. Я тёр сыр и, украдкой глядя на Грега, стал воровать маленькие кусочки, которые оставались в руке после тёрки. Сыр был твёрдым и очень вкусным. Он таял во рту.

— Я всё вижу, — строго сказал Грег. — Не перебивай аппетит для чистоты эксперимента. Лучше нарежь хлеб ломтиками и отрежь кружкой мякиш. Должны получиться хлебные диски.

— Как всё сложно, — улыбнулся я, откладывая натёртый сыр в сторону и открывая деревянную хлебницу.

Грегори дождался, когда выпарится половина вина в сковородке, и, взяв половник, стал заливать содержимое горячим куриным бульоном. Запах в кухне снова изменился. Если бы мы сейчас выпустили аромат в соседний офис, люди там не смогли бы работать.

Тем временем, я сделал четыре круглых кусочка мякиша белого хлеба и, по указанию Грега, положил их на противень и посыпал сыром. Грег быстрым движением отправил их в разогретую духовку. Я даже не успел заметить, когда он успел её включить.

Все движения Грегори были отточены до совершенства. Я смотрел и удивлялся новой стороне, с которой открывался мой друг. Точно так же я мог часами сидеть рядом с Дашей на кухне и любоваться её искусством. Всегда приятно смотреть на профессионала. Грегори тем временем открыл шкафчик и достал банку с коричневым порошком. Он открыл её, взял в руки нож и, хитро глянув на меня, сказал:

— А ты знаешь, что мускатный орех — это яд?

Не дожидаясь моего ответа, он взял приличное количество порошка кончиком ножа и высыпал в сковородку.

— Ты хочешь нас отравить? — улыбнулся я, понимая, что Грегори для меня безопасен.

— Для смерти нужно скушать всю эту банку, — улыбнулся Грегори. — А небольшое количество является афродизиаком. Знаешь, почему он так называется?

— Нет, — ответил я, заглядывая в духовку, рассматривая, как медленно плавится соломка сыра.

— Вспомни Афродиту, богиню красоты, — улыбнулся Грегори, доставая из верхнего шкафчика бутылку коньяка. — Мускатный орех считается растением Афродиты. То есть, афродизиак. Он оказывает возбуждающее действие. Не зря это блюдо называют французским луковым супом. Наверняка Афродита была француженкой.

Грегори налил немного коньяка в закипающий суп и бросил туда лавровый листочек. Он размешал содержимое и закрыл крышкой. Выключил огонь и оставил настаиваться. Потом подошёл к духовке и, заглянув туда, недовольно сказал:

— Хочешь обуглить сыр?

Он выключил духовку и, открыв крышку, достал вкусно пахнущий хлеб с пузырящимся сыром. Потом щёлкнул тумблером кофеварки и стал доставать тарелки и кружки. Уже через десять минут суп настоялся и кофе был готов. Грегори налил суп в тарелки и начал резать пополам горячие хрустящие гренки с сыром. Их он положил прямо в густой суп, и они стали медленно погружаться. Запах сводил меня с ума. Я чувствовал, как мой рот наполняется слюнкой.

Не дожидаясь приглашения и забыв про вежливость, я уселся за стол и, взяв большую ложку, зачерпнул горячую, вкусно пахнущую жидкость и сразу отправил её в рот. Вкус был такой, что сравнивать мне было не с чем. Как будто сотни моих дампов перепробовали всю еду на свете и выбрали этот суп. Я зачерпнул ещё одну ложку и отправил в рот. Лук был слегка хрустящим и совсем не разварился. Он был золотистым и имел очень приятный вкус. Мускатный орех, алкоголь двух видов и сливочное масло добавляли искорку и многогранность вкуса. А после того, как я попробовал зажаренную, чуть размокшую гренку под коричневым сыром, я с огромным удивлением посмотрел на Грега.