Памятник Дюку(Повести) - Воинов Александр Исаевич

Но, видимо, власть, которой он обладал, его уже не радовала.

— А где же ваша семья? — участливо спросила Лена.

— Где?.. — переспросил он. — Да, наверно, где-нибудь в Ташкенте… Со своей супругой я еще когда-нибудь встречусь!.. Нам с ней есть о чем поговорить! Ведь предала, сбежала!.. Как я уговаривал ее остаться!.. — Он тяжело вздохнул. — Эх, девчата, ничего вы в этом не понимаете!.. Чего с вами говорить?

— А вы, Николай Петрович, не отчаивайтесь, скоро, наверно, война кончится… — как бы с участием сказала Надя.

— Да что-то конца еще не видно!.. Только и забот, что гостей принимать!

— Кто-нибудь из Румынии приехал? — спросила Лена.

— Гости из Румынии — не по моей части. А вот магистраты — те на мою шею. То из Вознесенска, то из Херсона!.. Ждем, что из Николаева тоже сюда припрутся… Все начальство едет — городские головы!.. И ты хоть разбейся в лепешку, а обязательно им апартаменты предоставь!..

— А зачем они сюда приезжают? — спросила Лена. — На отдых?

Он повернулся и посмотрел на Лену со снисходительностью старого, все в жизни видевшего человека.

— Да, на длительный отдых! — кивнул он и вдруг, спохватившись, что наговорил лишнего, мгновенно переменил тон. — Тут всякие элементы распускают панические слухи, будто немецкая армия отступает! Мы таких вешали и будем вешать!.. А тех, кто в катакомбах сидят, газами задушим!..

У Нади внутри что-то дрогнуло.

— Там их много?.. — спросила она.

— Порядком! — Он почесал полную щеку. — Сидят, как в норе!.. — Крицуленко помолчал и неожиданно добавил: — Эх, девчата, надоела мне вся эта жизнь!.. Знай, выслеживай всех, как собака!

— А вы бы поехали в Германию, Николай Петрович? — изображая наивность, спросила Лена.

Ее вопрос попал в цель. Гримаса исказила его лицо.

— В Германию? За верную службу такой награды мне не ждать!

— Но вы же доброволец!

— Точно, доброволец! — подтвердил он. — А из Берлина пришел приказ — нас, добровольцев, из полиции и гестапо увольнять без права выезда в Германию! Вот и служи после этого!..

— А в Румынию можно?..

— В Румынию, пожалуй, можно.

Сам не замечая этого, он делился с девушками своими сокровенными мыслями, и, слушая его, Лена в уме составляла очередную радиограмму. Нужно сообщить о страшном злодеянии, которое задумали гитлеровцы в катакомбах. Этот старый болтун недвусмысленно дал им понять, что неминуемое возмездие приближается. Он даже и не представлял себе, какую услугу им оказал.

И Надя примолкла. Она тоже, наверно, оценила значение того, что услышала от полицейского.

— Ну, ладно, — сказал Крицуленко, — поговорил с добрыми людьми, а теперь на службу пора!..

Он тяжело поднялся. Кровать звякнула. На мгновение лица девушек окаменели. Но все обошлось.

— Значит, ты завтра, Надя, придешь? — сказал он, надевая фуражку.

— Обязательно, Николай Петрович, — успокоила его Надя.

Едва только дверь за Крицуленко захлопнулась, Лена с Надей бросились друг к другу.

— Ну и дал он нам жизни! — сказала Надя. — Нашел место, дьявол, куда сесть! Я думала, у меня сердце лопнет!.. — Она разжала левую руку, в которой на протяжении всего разговора с непрошеным гостем держала листок бумаги с записанной на нем радиограммой штаба. Ладонь вспотела, бумага намокла, и цифры, записанные химическим карандашом, расплылись.

Пришлось девушкам потрудиться, прежде чем удалось прочитать содержание радиограммы. В радиограмме говорилось, что они должны немедленно сообщить, куда направляются эшелоны с войсками.

Раздался условный стук в дверь, и в комнату вошел Миша; он был весь взъерошен, кашне сбилось на сторону, шапка сдвинута на левое ухо. Не раздеваясь, он стремительно сел на стул и посмотрел на Лену блестящими от возбуждения глазами. Лена поняла: принес важные сообщения.

— Девочки! — глотнув воздух, наконец проговорил он. — Только что в порт вошел немецкий транспорт «Лаудон» — грузит немецких солдат и оружие. На рассвете с караваном выйдет в сторону Севастополя… Но это еще не все. — Он перевел дыхание: — На товарную станцию прибыл секретный эшелон. Все вагоны тщательно закрыты, а вокруг оцепление. Нужно действовать!

Надя озадаченно взглянула на часы.

— Я могу теперь выйти в эфир только после двенадцати ночи.

— Вот и хорошо, — прикинула Лена, — сообщение о караване в штабе получат вовремя.

— Что же будем делать с эшелоном? — спросил Миша.

— Но ведь скоро комендантский час… — сказала Лена.

— За ночь его могут угнать!

Да, положение не из легких! Могла бы, конечно, помочь Валя, но к ней решили больше не обращаться. А штабу надо отвечать…

Лена смотрела в окна на темнеющее небо. Через час — с восьми вечера — патрули откроют стрельбу по тем, кто появится на улице без пропуска, а если схватят — в лучшем случае штраф и тюрьма.

— Ты уверен, что это действительно важный эшелон? — спросила Лена.

— Безусловно! — подтвердил Миша.

— Давай здраво подумаем, — согласилась Лена. — Рискуя жизнью, сумеем ли мы что-нибудь выяснить?

Миша понизил голос:

— Сегодня в ночную смену работают мои знакомые сцепщики вагонов. Если мы сами ничего не увидим, сможем узнать у них…

— А как же мы вернемся обратно? — спросила Лена.

— Вот в том-то и дело!.. Все будет зависеть от того, что нам удастся узнать. Если эшелон уйдет ночью — необходимо радировать, чтобы его бомбили в пути! Нам всем рисковать незачем. Пусть Надя останется дома, а мы с тобой, Лена, пойдем… В крайнем случае, ты останешься в порту и примкнешь к ночной смене, а я постараюсь пробраться сюда.

Эту ночь все они запомнили надолго.

С моря дул ледяной ветер. Холод быстро пробрался под осеннее пальто, и Лена подняла воротник, чтобы защитить от него хотя бы лицо. Миша шагал рядом, по-прежнему не обращая внимания на то, что свернувшийся в жгут шарф не закрывает шеи, а шапка сдвинута набок. Казалось, ему даже жарко.

Они достигли товарной, когда до комендантского часа оставались считанные минуты. Портовые пропуска помоги ли им приблизиться к железнодорожным путям, минуя проволочное заграждение. Однако возле составов непрерывно патрулировала охрана.

Недавно кто-то пустил паровоз без машиниста, и он врезался в состав с платформами, на которых стояли орудия, и вагонами, доверху набитыми ящиками со снарядами. Виновника не нашли. Но с этого дня охрана получила строгий приказ — стрелять в каждого, кто в неустановленном месте приблизится к железнодорожной колее, даже не окликнув его и не спросив пропуска.

Это приказ был объявлен всем портовикам под расписку. С тех пор прошло не больше недели, а три человека уже были застрелены охраной.

Лена и Миша, конечно, знали об этом. Понимая, что только величайшая осторожность или просто счастливый случай могут уберечь их от пули, они с той минуты, как вышли из дома, ни словом не обмолвились о грозящей опасности.

Во тьме проступали очертания вагонов. Глухо лязгали буфера, и на резкую трель свистка паровоз отвечал сцепщику пронзительным гудком.

— Стой! — тихо проговорил Миша, схватив Лену за рукав. — Видишь, слева платформы! А за ними, на втором пути, товарные вагоны!.. Это как раз и есть тот состав…

Их прикрывала каменная стена разрушенного склада. Здесь было не так ветрено, и Лене стало теплее. Вглядываясь в сумеречные тени вагонов, она поймала себя на мысли, что Мишино соседство успокаивает ее.

— Тебе холодно? — спросил он, и не дождавшись ответа, снял с себя шарф и закутал им ее шею; она покорно промолчала.

— Что, Мишенька, будем делать? — спросила она, Словно он был командиром их маленькой группы и она полагалась на его ум и энергию.

— Давай сначала высмотрим, где ходит патруль. Тише… Как будто идет!

Вдалеке, на междупутье, сверкнул луч карманного фонаря. Он покачался и тут же исчез. Немного погодя фонарь снова зажегся, но теперь уже гораздо ближе. Свет промелькнул между платформами, и тут же до них донеслись приглушенные голоса.