Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На скотскую жизнь эту, в которой все шло не так, как должно бы…
– Не грозись. – Кейрен был совершенно спокоен. – Ты не убийца и меня не тронешь. Можешь, конечно, попытаться убежать, но ты ведь прекрасно понимаешь, что бежать тебе некуда. На поверхности тебя ждут и ищут, и, кто бы ни нашел, дальнейшая твоя судьба незавидна.
Правду говорит.
Нет, можно попробовать выскользнуть, добраться до папаши Шутгара, заплатить ему, благо деньги у Таннис имелись, а у папаши наверняка есть знакомые в порту. И Таннис спрячут на корабле… отвезут… куда?
На побережье?
А там-то что?
– Побег не выход, Таннис. – Кейрен опирался на решетку. – Я не позволю тебе сбежать. Да и… представь, что всю оставшуюся жизнь ты проведешь скрываясь. Каждый день ты будешь ждать, что тебя поймают. Дергаться от малейшего шороха. Вздрагивать, поймав на себе чей-то взгляд. И гадать, как надолго еще хватит твоей свободы.
Он снова прав.
Таннис уже случалось ждать, и она не готова повторить тот свой опыт.
– Поверь мне. Пожалуйста. – Кейрен протянул руку. – И я о тебе позабочусь.
– Свидетельницей?
Таннис коснулась его пальцев, тонких и белых, как у девицы.
– Свидетельницей.
– И ни тюрьмы, ни каторги, ни виселицы?
– Именно.
Холодные. Опять он мерзнет, и надо бы угля подбросить, а жаровню ближе придвинуть, хотя она и так вплотную к прутьям стоит.
– Обещаешь?
Верить страшно.
– Клянусь именем рода. – Кейрен коснулся перстня.
Нельзя ему верить.
Ищейка. Чужак. И помочь он хочет прежде всего себе.
Кейрен вдруг нахмурился и приложил палец к губам. Он вслушивался в тишину, и Таннис поневоле насторожилась. Ей местные звуки были знакомы куда как лучше.
Шелест. Слабый скрежет – вода пробирается по проржавевшим трубам древнего водопровода, которые уходят куда-то вниз. Всхлип и словно бы стон проседающей земли. Редкие обвалы. Шорох крысиных лап… и не только.
Она услышала эхо чужих голосов.
– За тобой?
Кейрен втянул воздух и помотал головой. Значит, за Таннис.
– Решай. – Он повернулся к Таннис.
Уйти? Бросить его здесь?
Грент не чурается крови.
Выпустить и…
– Поверь мне, – Кейрен коснулся плеча, – пожалуйста.
А что ей еще остается?
Глава 20
Бессонная ночь сказалась головной болью, которая то вспыхивала ярко, почти ослепляя, то отступала, оставляя знакомую тяжесть в висках. Стучали молоточки пульса, и Брокк то и дело прижимал пальцы к голове, пытаясь унять эту несвоевременную мигрень.
– Вам плохо? – Сегодня на Кэри темно-зеленое платье, красивое, но шилось оно явно для женщины в возрасте. Строгое и тяжеловесное, оно лишь подчеркивало юность Кэри.
Высокая. Стройная.
Изящная.
Девочка, написанная акварелью, дитя не то воды, не то ветра, чье настроение меняется слишком быстро, чтобы уследить за ним. Но Брокку нравится смотреть.
Неуверенность и робкая улыбка.
Рука, которая замирает над его ладонью. Рукава соприкасаются, а пальцы ее ложатся на перчатку.
Выдох. И взмах ресниц. Долгий выжидающий взгляд. Мягкое:
– С добрым утром.
И Брокк отвечает:
– С добрым. Хорошо спалось?
На щеках ее вспыхивает румянец. Знает? Конечно, его присутствие наверняка выдал запах.
– Спасибо. – Румянец становится ярким, а пальцы на ладони дрожат. И Брокк чувствует дрожь, пусть бы это и невозможно. Его рука все еще мертва.
Смущение.
И прикосновение к губам, легкое, словно Кэри пытается спрятать улыбку. Или же запереть показавшийся ей неуместным вопрос.
– Вы…
– Я. Надеюсь, не побеспокоил?
– Нет. – Она замолкает и смотрит под ноги, на темную ковровую дорожку, на туфельки, выглядывающие из-под юбок. В лестнице два десятка ступеней.
Всего-то два.
А стол чересчур велик, и Кэри оказывается по другую его сторону. Ее руку не хочется отпускать, и возникает неловкая пауза. Вчера Брокк мог позволить себе не замечать жену. А сегодня… слишком быстро все изменилось. Один вечер. Одна ночь. А ему уже невыносимо сложно не разглядывать ее. Тонкая шея – волосы Кэри подобрала, закрутив на затылке строгий узел, – и пара светлых прядок, невесомых, слегка касающихся кожи. Тень на узком плечике…
Острый подбородок с ямочкой.
Фарфоровые щеки.
Изящный нос с аккуратными ноздрями. Светлые брови и желтые яркие глаза.
– Что-то не так? – Она вдруг пугается и подается назад, убирает руку, и Брокк чувствует внезапный ее страх, только не может понять, чем он вызван.
– Вы чудесно выглядите.
Не верит. Недоверие – тень на ее лице. И ладошка, замершая на горле, прикрывшая острые ключицы.
– Это платье… очень открыто. – Она убирает руку и замирает. – Я не привыкла к таким.
Оно лучше, чем те серые, которые Кэри носила прежде. Те делали ее бесцветной.
– Подарок ее величества, – тихо добавляет она, опуская взгляд.
– Вам… идет.
– Неправда.
– Неправда, – соглашается Брокк, с трудом сдерживая улыбку. – Но мне показалось, что вам приятно будет слышать.
– Друзья не должны врать. – Кэри сжимает кулачки.
И манжет приподнимается, обнажая худенькое запястье с застывшим рисунком живого железа.
– Больше не буду. Обещаю.
– Спасибо. – Она наклоняет голову, благодаря за обещание. Верит, что Брокк его сдержит? Пожалуй… Друзья.
Нелепость. И единственный шанс удержаться рядом, когда Кэри перестанет в нем нуждаться.
– Если это платье вам не нравится, зачем вы его надели?
Она вспыхивает и сжимает в кулачке вилку.
– Друзья не должны врать, – напомнил Брокк. Настроение странным образом улучшалось, и головная боль не в силах была его испортить. Она вновь отползла, заставив поверить, что вот-вот исчезнет.
– Вы смеетесь надо мной?
Тень обиды. И прикушенная губа. Вздох. И долгий взгляд из-под ресниц.
– Ничуть.
– Другие, – Кэри вздохнула, – нравятся мне еще меньше.
– Веская причина. В таком случае, почему бы вам не заказать платья, которые бы вам нравились?
Удивление. И немой вопрос в глазах. Кажется, стоит прояснить некоторые моменты.
– Кэри…
Она вздрагивает и роняет вилку, а потянувшись за ней, сталкивает бокал, который падает с оглушительным звоном, взрываясь осколками.
– Простите…
Кэри пытается собрать осколки.
– Все хорошо. – Стол слишком велик для двоих, и Брокк не успевает ее остановить. Обходит, присаживается на корточки, перехватывает руку ее, такую неестественно хрупкую. Запястье бледное, и косточки выделяются, а ладонь осколков полна.
– Я неуклюжая.
В желтых глазах стоят слезы, и Кэри часто моргает, чтобы не расплакаться.
– Уклюжая. Очень даже уклюжая. – Брокк гладит запястье.
– Опять врете?
– Приходится. Отдай, пожалуйста, пока не порезалась.
Она высыпает осколки на перчатку, и все-таки на коже вспухает красная капля. Кровь расползается по стеклу, окрашивая его розовым, а Кэри завороженно смотрит.
И пульс ее учащается.
– Сейчас. – Брокк не позволяет ей забрать руку. – Вставай.
Встает, смотрит на ладонь, на кровь и часто-часто дышит.
– Больно?
Качает головой. Живое железо затянуло порез, но кровь осталась. И кажется, именно ее вид пугает Кэри.
Платок. Вода. И едва слышный вздох Кэри. Она не убирает руку, но отворачивается.
– Простите…
– За что?
– Я… этот запах… напоминает.
– О плохом?
– Да. – Она выдыхает.
Бледна. Напугана. Ее память полна чудовищ… и, кажется, после войны не осталось никого, кто бы мог заснуть спокойно. Хотя Кэри и не была на той войне, ее собственная оказалась не менее кровавой.
Но она молода, а раны заживут.
– Сверр… иногда уходил охотиться… он так называл. А когда возвращался, от него пахло кровью. Ему это нравилось. Я ни о чем не спрашивала. Ему опасно было задавать вопросы. Но однажды он сам рассказал и… и показал. Мы поссорились, и… и он сказал, что если я попробую сбежать от него, то он сделает так со мной.
Она подносит ладонь к лицу, пальцы растопыривает, разглядывает руку.
– Его больше нет. – Брокк не способен защитить ее от памяти и самой себя.
Кэри кивает, но, кажется, не верит.
Молчит.
Молчание становится тяжелым.
Она близка. И просто – руку протянуть. Коснуться, утешая. Обнять. Пообещать, что все дурное, что было в ее жизни, осталось позади… Кэри поверит. Ей хочется верить.
Непозволительная близость желтых глаз.
Непозволительная.
Близость.
– Извините. – Она первой обрывает нить взгляда и отстраняется.
Правильно. Нельзя пересекать границу, им же вычерченную.
И снова стол. Белая скатерть. Серебро. Стекло. Высокая ваза. И темные тепличные ирисы. Пурпур лепестков, теплый багрянец зева. Мягкая зелень толстых стеблей. Кэри разглядывает цветы, чтобы не смотреть на него. А он поворачивается к окну и морщится от головной боли. И забывшись, трет виски пальцами, пытаясь отогнать мигрень.
– Вам плохо. – Кэри встает, она идет.
