Игра Джералда - Кинг Стивен

Однако воды тут оказалось мало. Чарующий запах свежей влаги царил вокруг нее, но лужицы больше не было, а жажда усилилась. Именно этот запах, запах весны и колодца, сделал то, что даже Рут не могла сделать: он поднял Джесси на ноги.

Медленно, держась за край раковины, она подтянулась, мельком поймала в зеркале изображение какой-то ведьмы и повернула кран с литерой С. Свежая вода, вся сладость мира, хлынула из крана, и Джесси снова попыталась испустить тот же триумфальный крик, но на этот раз с ее губ сорвался только какой-то свистящий шепот. Она склонилась над раковиной, рот ее широко открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на песок, и она погрузила лицо в этот потрясающий аромат. В нем едва чувствовался тот минеральный запах, который так беспокоил ее уже годы с того злополучного дня солнечного затмения, но теперь он был иным: теперь это был не запах страха и стыда, а залах жизни. Она подставила рот под струю холодной воды и пила, пила, заливая лицо и шею, давясь и задыхаясь.

Глава 33

Вода преобразила ее, и, когда Джесси закрыла кран и снова посмотрела в зеркало, она уже выглядела достаточно похожей на человеческое существо – слабое, трясущееся, израненное, на неверных ногах.., но все-таки живое человеческое существо. Она подумала, что никогда уже не испытает такого глубокого наслаждения, как счастье от этих глотков холодной воды из крана. И в предыдущей ее жизни только первая близость могла сравниться с ними. В обоих этих случаях ее вели чувства и инстинкты тела, тогда как сознание, здравый смысл исчезли, а в результате она испытала всепоглощающий экстаз, глубочайшее наслаждение.

«Подумаешь обо всем этом потом, Джесси, тебе надо спешить!» «Ты меня достала», – подумала Джесси. Из порезанного запястья кровь уже не текла так сильно, а лишь сочилась. Постель выглядела ужасно: матрас был весь в крови, кровь застывала на спинке. Она слышала, что люди могут потерять много крови и не умереть, но при этом для них крайне опасны физические нагрузки и резкие движения.

Джесси открыла аптечку, увидела свои средства гигиены и усмехнулась. Здесь были только коробка с прокладками, флаконы с одеколоном и дезодорантом, какие-то пилюли. Она в досаде смела их на пол, и ванная наполнилась смесью сильных запахов. Джесси сорвала бумагу с бинта и левой рукой обмотала запястье; сквозь бинт сразу проступила кровь.

«Кто бы подумал, что во мне окажется так много крови?» – мысленно удивилась она и облегченно засмеялась. Обнаружив на полке моток лейкопластыря, она взяла его левой рукой. Правая была способна только болеть и кровоточить. Тем не менее Джесси испытывала к ней глубокую симпатию. Ведь именно эта ее рука в безвыходном положении взяла ключ и открыла замок наручника. Да, Джесси была ей искренне благодарна.

«Это все сделала ты, Джесси, – сказала Чудо-Юдо. – я имею в виду, что все мы.., это ты. Ты знаешь это?» Да. Она прекрасно знала это.

Она осторожно взяла пластырь в левую руку и зубами отодрала край. Потом приклеила ленту к правой ладони и обмотала ее настолько плотно, как могла. Зубами ей удалось оторвать пластырь.

Джесси положила изрядно похудевший моток пластыря на место и на этот раз заметила рядом, на краю полки аптечки, зеленый пузырек экседрина. Слава Богу, на пробке не было металлического чехла. Она взяла пузырек левой рукой, зубами сняла белую крышечку и тут же почувствовала неприятный, кислотно-уксусный запах аспирина.

«Не думаю, что это удачная идея, – нервно отозвалась Хорошая Жена Бюлингейм. – ведь аспирин портит кровь и замедляет сворачивание».

«Возможно, это и так, – подумала Джесси, – но для другой ситуации». Обнаженная плоть правой руки горела огнем, и нужно было как-то справиться с этим, чтобы не лишиться сознания от боли и потери крови. Она положила в рот две таблетки экседрина, подумала и положила еще две. Открыла снова кран и с водой проглотила таблетки. Джесси растерянно посмотрела на повязку, сквозь которую все еще сочилась кровь; вскоре она вся пропитается кровью, так что ее можно будет выжимать…

«Этим экседрином ты все испортила…» – начала соболезнующе Хорошая Жена.

«Перестань ныть, – прервала ее Джесси. – Ты хочешь сказать, что я умру теперь от потери крови из-за четырех таблеток обезболивающего, а не оттого, что разрезала запястье, чтобы скинуть наручник? Бред!» Она снова повернулась к двери и остановилась. Все вокруг нее почему-то продолжало вращаться. Джесси встревожилась. На миг в зеркале возникли десятки Джесси, целая цепочка ведьм, которые вращались вокруг нее хороводом. Ее тревога стала еще сильнее, когда она заметила, что свет в глазах стал меркнуть. Золотые пылинки, которые плясали в солнечном луче, стали белыми мушками. Она слышала гулкие удары своего сердца, вдыхала смешанный аромат колодезной воды и крови. Запах устриц и меди…

«Я сейчас потеряю сознание», – подумала она.

«Нет, Джесси, ты не имеешь на это права».

Да… Но она была совершенно уверена, что это снова случится. И ничего не могла поделать.

«Можешь. И ты знаешь, что».

Она посмотрела на перевязанную руку и подняла ее. Надо дать руке отдохнуть. Подержать в таком положении, чтобы отлила кровь. А от самой боли в порезанной руке она не потеряет сознание. Она прижала поднятую руку к груди. Боль снова усилилась. Да, одной боли вполне достаточно.

«Так двигайся, пока не отключилась!» «Не могу», – ответила Джесси. Она чувствовала предельное изнеможение. Все, что она хотела, – это стоять вот так и созерцать кружение белых мушек в бледных лучах заходящего осеннего солнца… И, может быть, сделать еще один глоток этой прозрачной, пахнущей свежестью воды.

– О Боже, – произнесла она далеким, чужим голосом, – Боже мой…

«Тебе пора выбраться из ванной. Джесси, – раздался голос Рут. – Скорее! Думай только об этом. Перебирайся через кровать. Я не уверена, что тебе удастся проползти под нею на этот раз!» Три осторожных шага донесли ее до двери ванной. Джесси постояла в дверях пару секунд, жмурясь на солнце, как человек, проведший несколько часов в кинотеатре. Потом двинулась к кровати.

Когда ее нога коснулась окровавленного матраса, она осторожно поставила на него левое колено, уперлась для равновесия локтями и медленно залезла на кровать. Она не была готова к ощущениям страха и отвращения, которые тут же нахлынули на нее. Спать на этой кровати для нее стало тем же, что спать в гробу. Даже касаться этого окровавленного матраса было невыносимо и хотелось завыть.

«Тебе и не надо больше устанавливать с этой кроватью тесные взаимоотношения. Джесс, – просто переползи через нее!» Ей все-таки удалось это сделать, минуя сброшенную полку и осколки разбитого бокала. Каждый раз, когда ее взгляд падал на наручники, которые болтались на спинке кровати, – один открытый, а другой в крови – ее крови, – она испытывала приступ ужаса. Эти наручники выглядели, как живые. И голодные. Страшнее крокодилов.

Она дотянулась до противоположного края кровати, ухватилась за ее ножку здоровой рукой, перевернулась на коленях с предельной осторожностью, с какой укладывают тяжело больных, легла на живот и спустила ноги на пол. Тут был ужасный миг, когда она испугалась, что у нее не хватит сил, чтобы встать, и она так и останется здесь лежать, свесив ноги. Потом она набрала в легкие воздуха, оперлась левой рукой о кровать и постепенно выпрямила дрожащие ноги. Ее раскачивало, как моряка, который достиг воскресного пика похмелья, но, слава Богу, она была на ногах. И тут снова волна мрака накатила на нее, как пиратский галеон с огромными черными парусами. Или как затмение.

Во мраке, раскачиваясь взад и вперед на трясущихся ногах, она просила об одном: «Господи, прошу тебя, не дай мне умереть. Прощу, Господи.., пожалуйста».

Наконец дневной свет стал сочиться в ее глаза. Выждав еще немного, она медленно, расставив руки и ноги для баланса, пересекла комнату и приблизилась к телефонному столику. Трубка телефонного аппарата была не легче плотно упакованного чемодана. Джесси с трудом поднесла ее к уху. Гудков не было; линия не работала. Почему-то это ее не удивило, однако встал вопрос: сделал ли это Джералд, который часто отключал телефон, вынимая вилку, когда они были здесь, или это ее ночной гость обрезал провода?