Серафина - Хартман Рейчел

— А, — выдохнул он. — Теперь фсе понятно.

Ох, мне бы хотелось разделить с ним это чувство! Хотелось так сильно, что по щекам покатились слезы. Лицо его снова стало отрешенным. Мне подумалось было, что он сердится, но я тут же поняла, что ошиблась, потому что оказалась заключена в костедробительное объятие. Мы стояли так очень долго. Слава Небесам, никто не зашел — сплетни бы потом гуляли по дворцу не один месяц.

Ведь случайный прохожий не услышал бы, как огромный детина в черном шепчет мне в ухо:

— Сестерляйн!

Сестренка.

17

Исполнение «Зеркального гимна» прошло гладко. Слушатели у меня за спиной поднялись со своих мест, некоторые подпевали. Мне удалось держать разумный темп, хотя я не уделяла дирижированию должного внимания. В голове снова и снова прокручивался разговор с Ларсом: то, как он назвал меня сестрой, и то, что последовало за этим.

— Как ты связан с Йозефом? — спросила я его. — Что между вами происходит и чем я могу помочь?

— Не понимаю, о чем речь. — Взгляд его вдруг стал холодным. — Я не гофорил ничего плохого про Йозефа.

— Ну, нет, мне не говорил. — Я не отступила. — Но ты не можешь отрицать…

— Могу. И буту. Не нато больше о нем, граусляйн.

И с этими словами он унесся прочь.

Музыка окружила и затопила меня, снимая тяжесть с сердца и помогая прийти в себя. Хор прогремел последние две строчки:

И благодати светлый дар велик —В нас видит отраженье Неба лик.

Я тепло улыбнулась своим певчим, и со всех сторон мне ответило полсотни улыбок.

Хор ушел со сцены, настало время музыкантов. Моя смена окончилась, и я теперь вольна была танцевать столько, сколько пожелаю — то есть ровно один раз. Со стороны Киггса очень милосердно было выбрать павану, которая в основном состояла из торжественной ходьбы по кругу. С этим я могла справиться.

Слуги сновали туда-сюда, отодвигая к стенам стулья и скамейки, переставляя канделябры, раздавая напитки. Меня и саму одолела страшная жажда — сцена высасывает все соки. Я добралась до фуршета, стоявшего в дальнем углу, и оказалась прямо позади ардмагара. Тот помпезно объяснял виночерпию:

— Да, наши ученые и дипломаты не пьют одурманивающих напитков, но это скорее не правило, а совет, уступка вашему народу, который склонен впадать в паранойю при одной мысли о том, что дракон может потерять контроль над собой. Драконы, как и вы, обладают разной чувствительностью. Если относиться к делу сознательно, вот как я, можно и выпить немного вина без всякого вреда.

Когда он взял поданный ему кубок, глаза у него блестели; он глядел вокруг с таким видом, будто все в зале было сделано из золота. Другие гости, яркие, как маки, выстроились парами в предвкушении танцев. Симфонисты закончили настраиваться, и по залу разнесся теплый первый аккорд.

— Я сорок лет не принимал человеческого облика, — сказал ардмагар. Вздрогнув, я осознала, что реплика была обращена ко мне. Он повертел кубок в толстых пальцах и посмотрел на меня искоса хитрым взглядом. — Забыл, каково это, даже насколько ваши чувства отличаются от наших. Зрение и обоняние удручающе слабы, но острота остальных это компенсирует.

Я сделала реверанс, не желая вступать с ним в разговор. Вдруг еще какое-нибудь материнское воспоминание решит на меня наброситься. Но пока что жестяная коробка вела себя тихо.

Он не отставал:

— Для нас вся еда имеет привкус пепла, а чешуя притупляет чувствительность к прикосновениям. Слышим мы хорошо, но ваш слуховой нерв сообщается с каким-то эмоциональным центром — все ваши чувства ведут к эмоциям, что странно, но это в особенности… поэтому вы и занимаетесь музыкой, так? Она щекочет какой-то участок мозга?

От Ормы подобное непонимание я еще могла терпеть, но этот высокомерный старый саар меня дико раздражал.

— Наши мотивы не так однозначны.

Он махнул рукой и пренебрежительно фыркнул.

— Мы изучили искусство со всех мыслимых углов. В нем нет ничего рационального. В сухом остатке это просто еще одна форма самоудовлетворения.

Ардмагар проглотил вино и вернулся к созерцанию праздника. Словно ребенок, пораженный зрелищем, он буквально впитывал в себя развернувшийся вокруг пир чувственности: сладкие ароматы духов, пряную горечь вина, шелест танцевальной обуви, скрип смычков по струнам. Протянув руку, он коснулся зеленого шелкового платья прошуршавшей мимо графини. Слава Небесам, она этого не заметила.

Пары построились в ожидании первого танца. Комонот смотрел на них с умилением, будто на вишню в цвету — нетипичное выражение лица для саарантраса — а я задавалась вопросом, сколько вина он уже успел выпить. Досада брала, стоило подумать, что он спокойно стоит тут, весь такой из себя сенсуалист, а Орма не может даже со мной поговорить, не принимая мер предосторожности, чтобы цензоры ничего не услышали.

— Это трудный танец? — спросил ардмагар, придвинувшись ко мне.

Я отступила на шаг; он был уже навеселе, так что вряд ли учуял бы запах моей чешуи, но незачем было рисковать лишний раз.

— Это очень любопытно, — продолжал ардмагар. — Я хочу попробовать все. Пройдет, может быть, еще сорок лет, прежде чем я снова приму этот облик.

Он что, приглашал меня на танец? Нет, он добивался, чтобы я сама его пригласила. Я даже растерялась, не зная, считать себя польщенной или раздражаться.

— Я никогда не танцевала этот танец, — ответила я наконец, следя, чтобы голос звучал нейтрально. — Думаю, если внимательно понаблюдать за танцующими, анализируя шаги, вы обнаружите повторяющиеся структуры, которые наверняка отражают повторы в музыке.

Он внимательно посмотрел на меня; глаза у него были немного навыкате, чем неприятно напоминали глаза Базинда. Он облизнул пухлые губы и сказал:

— Именно так поступил бы дракон. Вот видите, в конце концов наши народы не так уж сильно отличаются.

Он не успел продолжить — над нами нависла царственная особа. Строгий женский голос произнес:

— Ардмагар, не хотите ли попробовать себя в наших гореддских танцах?

Это была мать Глиссельды, принцесса Дион, одетая в сияющий желтый шелк; на голове у нее лежала простая диадема с легкой вуалью, а волосы были забраны сетками по бокам головы. Она сияла, словно золотые фениксы Зизибы, и я в своем бордовом наряде казалась рядом с ней маленькой тусклой павой. Я попятилась, радуясь, что она отвлекла внимание ардмагара, но старый лис указал ей на меня.

— Я как раз обсуждал танцы с этой занятной молодой особой.

Принцесса холодно посмотрела на меня поверх своего изящного носа.