Уникум Потеряева - Владимир Соколовский

Дело, в конце концов, вовсе не в ней. Саванна большая, там можно спрятаться даже и от главного маршала с его войском неполного батальонного состава. И пустить слух, что тебя сожрали крокодилы, или задрал леопард, или затоптал слон, или закусали павианы. Гораздо важнее другое: власть развращает неумных людей до степени, когда они искренне начинают верить в свое всемогущие и неуязвимость. А вдруг какой-нибудь субалтерн-офицер, будучи зстигнут в караульном помещении самим президентом за приготовлением и употреблением любимого лакомого блюда владыки — жареных жуков, дуду, не захочет с ним поделиться, и всадит в его тело половину автоматного рожка? Перебьет той же очередью охрану, и поднимет мятеж? Лучше от смены президента, понятно, не станет никому, — а вот хуже?.. Начнут ловить умников, уцелевших от прежних побоищ, чтобы было на кого свалить позор старого правления, рубить на куски вождей, жрецов, колдунов, садить на эти места своих ставленников… И тут-то спас жизнь случай, ум, воля, реакция, не позволили уйти раньше времени в мир кекоморо — мертвых, второй раз от судьбы не уйти… А замешаться в массе резвых соплеменников, стайками бегающих по саванне и добывающих ньяму, мкате, маджи и мафута — мясо, хлеб, воду и жир стрелой, копьем, капканами и разными сложными манипуляциями — ему очень не хотелось: все же он вырос в семье вождей, получил образование, — нет, увольте, надо искать иное решение…

Мбумбу захотелось вдруг в Россию. Страна, покинутая им восемь лет назад, предстала в идиллическом свете. Да, там идет снег, и холодная вода льет порою с неба, зато живут хорошие люди: добрые, ленивые, немножко вороватые, как и большинство его сородичей-нгококоро; если попасть туда — жилища их спасут и от мороза, и от дождя, — надо лишь найти этих людей. Главное — дать понять, что ты им нужен, необходим: тогда они достанут тебе пищу, приготовят ее и будут глядеть с благоговением, как ты ее поглощаешь; оденут и обуют. Можно жить прекрасно, не вздрагивая при мыслях об остром мече, рубящем твое тело, запахах горелой человечины, выдавливаемых глазах, отрубленных конечностях… Но как, как сделать себя необходимым?

И снова, как в то ослепительное мгновение, когда он лежал, распростершись в прахе, перед вонючим Чудом Вселенной, а советник плясом испрашивал разрешения на его смерть, в мозгу Мбумбы всплыл облик друга-индийца, сожителя по временам университета имени бвана Лумумбы. Друга, осенившего его когда-то знанием о тридцати семи компонентах духовного просветления. О прекрасный Видьядхар, где ты теперь?! И нет адреса в далекой Индии, куда можно послать весточку и получить ответ. Видьядхар Чаттопхатья, где ты? Помнится, отец его был заминдаром[17] в какой-то провинции. Может быть, любезный Видьядхар, стал ты теперь пандитом, ученым-брахманом? Однажды индиец показал сожителю свою детскую фотографию: возле священного животного — коровы — благоговейно взирая на нее, стоит чрезвычайно толстый индиец, закутанный в белое, с бородой и в чалме; за руку его держится и глядит на траву мальчик лет шести-семи в европейском костюме с бабочкой; взгляд грустный, рассеянный: словно он только что постиг суть четырех правильных усилий, и через них — всю тщету мирских вожделений. На дальнем плане — облезлая собака грызет большую кость: не слоновью ли?

Мбумбу побежал за деревню, разрыл ямку, куда закопал после набега президентской рати все сохранившиеся бумаги и документы, — и достал из полуистлевшего целлофана пакет конвертов. Когда-то на последнем собрании своей группы они решили избрать из своей среды человека, который помогал бы им не терять интернациональной связи, — им оказался, конечно, москвич, Толя Анатольев — добрый, всегда готовый помочь товарищу-однокурснику из жаркой, рвущейся из пут колониального ига Танзании (правящая партия — Чама Ча Мапиндузи, ден. единица — танзанийский шиллинг), или Никарагуа (столица — Манагуа, климат тропич. пассатный, ден. единица — кордоба), где отвратительное ЦРУ под прикрытием компании «Юнайтед Брэндс» уже занесло нож над маленьким, но трудолюбивым народом. Раз в месяц через главную деревню нгококоро пробегал почтальон с сумкою — и снова скрывался в саванне. Ему-то и отдал решившийся на побег Мбумбу письмо, чтобы унеслось оно в далекую Россию. Невдолге пришел и ответ: по-русски; круглый, аккуратный женский почерк.

«Дорогой тов. Мбумбу (не знаю отчества) Околеле!

Пишет Вам мама дорогого вашего друга и однокурсника Толи Анатольева. Его уже нет среди нас, и меня душат слезы. Расскажу все по порядку. Окончив университет, он с рвением взялся за работу. Ведь пора было наверстывать упущенное: как-никак, все пять студенческих лет он проходил в старших лейтенантах, задержали представление — каково это для сотрудника, считающего себя перспективным! Он поехал в Анголу, чтобы поставить там работу правовых органов. Но там вышла неприятность: его и еще несколько сослуживцев обвинили в том, что они партию оружия продали одновременно и той, и другой стороне. Но Толя мне объяснил, что это все неправда, их подставили кубинцы. К тому времени уже наступили другие времена, и их не судили, лишь уволили с прежней работы. Они организовали акционерное общество закрытого типа по восстановлению трамвайных путей. Но через месяц их взорвали вместе с „Мерседесом“, когда они ехали мыться в сауну. Сказывали, что они хотели отобрать у черных контроль над каким-то рынком. Но я не верю, эти черные сами совсем обнаглели. А какая, тов. Мбумбу (не знаю отчества), была у вас дружная группа, как хорошо веселились, когда собирались. Всех я не вспомнию, но порылась в бумагах у Толи и нашла адрес тов. Видьядхара (не знаю отчества) Чаттопхатья, который вы просили…».

Мбумбу покумекал, покачал головою, сидя на корточках: разве Толя был офицер? Почему же он тогда не ходил в форме? И — разве дозволяется такое: учиться на дневном отделении и одновременно находиться на военной службе? Если это так, то Россия — страна поистине неограниченных возможностей, и надо ехать туда поскорее! Хотя, с другой стороны… взрывать за восстановление трамвайных путей — не слишком ли сурово? Даже у них в Угугу, где ходят два трамвая, за это дело не наказывают столь беспощадно. Но и это, может быть, тоже хорошо: повышает уровень исполнительской дисциплины. Мозги, проржавевшие уже в той части, где гнездились усвоенные право и экономика, скрипнули с проворотом.

И письмо от заветного друга-индуса немало удивило его: Видьядхар отнюдь не стал пандитом, ученым-брахманом, не избрал и иной путь служения разуму, — а начальствовал над полицией целого уезда! Он и карточку прислал: в чалме, мундире с какими-то регалиями, белых штанах, в руке — огромная сабля, вид совершенно зверский. Ай-яй!.. Учились-учились, тонкие добродушные ребята, слушали лекции, отвечали на семинарах, рассуждали о гуманности, — хоп! — один едет в Анголу, где кровь льется рекою, в другом видна готовность немедленно кого-нибудь зарубить. Только вывороченные губы выдают прежнего грешника и сластолюбца. Но, может быть, индус только хотел выглядеть таким кровожадным: ведь выслал же он старому другу посылкою книги по староиндийской философии. И напомнил о некой личности, и подкинул адресок…

Тогда в общежитие к Чаттопхатья заглядывал один паренек из русской провинции: по рассказам индуса, он работал в медицинском вузе и играл где-то в оркестре. Парень учился заочно в консерватории, и, приезжая, вел долгие беседы о смысле йоги — только начинал ее постигать. Часами говорили они о сложных йогических прииемах, лежащих в основе поз тела — асана, ритмического дыхания — пранаяма, сосредоточения — дхарама, как достичь спасительного знания — пання, связаного с освобождением — вимутти, цитировали «Махапариниббана-сутту», благоговейно поминали Того, кто, вкусив малую толику поднесенного благочестивой женщиной риса, сидел в позе лотоса под деревом пиппала на берегу Нераньджьяра, ожидая Великого Просветления. Мбумбу тоже участвовал в тех беседах, но не весьма активно: его мировоззрение в те годы колебалось где-то между внедряемым в университете Вечным Учением Светлого Будущего и боем барабанов, дымом костров, над которыми кружатся духи кекоморо, а внизу взывают к подвластным силам вопящие заклинания колдуны, нгоку. Но нгоку не могли даже спасти самих себя: то их терзали звери на охоте, то убивали соплеменники за не приносящие результатов молебны, за посетившие землю бедствия…

Город Емелинск, улица 4-я Торфобрикетная, 16, кв. 86. Antоn B. Afignatoff. Кстати, в письме Чаттопхатья сообщал: мол, есть информация, что давний их собеседник достиг поистине грандиозных успехов в изучении и распространении Подлинного Знания, имя его появилось уже и в международных обзорах и публикациях. Вырезанная из журнала фотография: Гуру в белых одеждах среди почтительно внимающих ему мужчин и женщин. Почтение, благоговение, тихие вопросы, вдумчивые ответы. Покой, Сосредоточение на высших категориях. Простая еда, простая одежда. Зато не искусает павиан, не сожрет заживо крокодил, не выскочит из-за холма ненасытная президентская команда и не изрубит в куски безо всяких объяснений. Что ей до того, что отец твой — вождь, и живет в самой высокой хижине со стражею у входа? Попробуй он пикнуть — живо выдавят глаза, отрубят руку или ногу, а то и голову.