Слово о словах - Лев Успенский

Упоминая такие «монографические словари», я не могу не коснуться и других работ хоть и не схожего с ними, но тоже «монографического» характера. Подсчитывая словарный запас писателя, мы имеем дело с речью одного человека. Но можно поставить перед собой цель составления словаря какого-либо совсем небольшого, а все же прочно спаянного микромирка.

На севере, в глухих лесах Вологодской и Архангельской областей, есть деревни, на столько далеко отстоящие от других более крупных селений, что доныне язык их жителей носит на себе отпечаток резкого своеобразия. Очень интересно с точки зрения языковедной науки попытаться записать по возможности все тамошние слова, отличающиеся от общерусской, а иногда и от областной «нормы языка». Такие картотеки, особенно если бы их было много, представили бы собою огромный интерес для языковедения. К сожалению, их очень немного, да и трудно рассчитывать на существенное увеличение их числа: заниматься этим, требующим многолетней связи с данным местом, делом приезжим ученым нелегко, а местные люди чаще всего либо просто не интересуются такими вопросами, либо же не знают, как взяться за них.

Невозможно дать исчерпывающий список работ такого рода, ожидающих своих энтузиастов-исполнителей. Чрезвычайный интерес представляют собой словарики так называемой «профессиональной лексики», тех понятных только специалисту слов и выражений, которые употребляют наши горняки, моряки, летчики, рыболовы, охотники и другие профессионалы. Слово «облетать» в нашем общем языке значит «летая, обходить стороною». У летчиков оно имеет еще и другое значение: «свыкнуться с машиной в воздухе». Говорят «необлетанная машина», как кавалеристы говорят о «необъезженном коне». Слово «дробь» для нас с вами означает мелкие охотничьи пульки, шарики свинца, а на военном флоте выражение «Дробь!» понимается как: «Довольно! Прекращай работу!»[66] Мало кому известно, что профессионалы-оркестранты пользуются до сих пор в своем обиходе довольно богатым «специальным словарем» и зачастую, вместо того чтобы «говорить по-русски», бойко «карна́ют по-ла́бушски», то есть «говорят по-музыкантски». Задача обследования всех таких «специальных лексических фондов», составления их словарей и словариков далеко еще не разрешена.

Лет десять назад в «Литературной газете» появилась заметка о враче и филологе Н. А. Петровском, который, работая в Усть-Каменогорске в Казахской ССР, задался мыслью собрать словарь современных русских имен, и, в частности, их сокращенных ласкательных и уменьшительных производных, вроде «Ваня» от «Иван» или «Нюша» от «Анна». Н. А. Петровский работает уже много лет, и его «словарь имен» принес сразу ряд неожиданных открытий. Выяснилось, что число употребляемых имен во много раз превышает то, которое содержится в так называемых святцах. Обнаружилось, что количество производных от одного полного имени нередко достигает десятков и даже сотен вариантов: больше ста от имени «Иван», почти сто от имени «Петр». А сколько неожиданных открытий будет сделано, когда число словарных карточек возрастет вдвое или втрое?[67]

До сих пор речь шла о словарях, которые так или иначе, в большом или малом числе, но уже существуют. Однако мне хочется коснуться одного совсем небывалого предложения (в других областях знания можно было бы употребить слово «изобретение»), с которым мне пришлось немало повозиться. Суть его можно передать, условно назвав его «словарем навыворот».

Что это может значить?

Когда слова того или другого языка попадают в словарь и располагаются в нем в каком-либо определенном порядке (обычно в алфавитном), языковед сразу же получает в руки возможность решать многие научные вопросы и задачи, абсолютно не разрешимые до этого.

Приведу простейший пример. Ученого может заинтересовать, скажем, сравнительная употребительность в русском языке приставок «пре-» и «пере-». Действительно, какие слова более свойственны нашей речи, – такие, как «переплет», «переправить», или же такие, как «преткновение», «преступник», «предложить»? Вопрос вполне осмысленный: первая из этих приставок чисто русского происхождения, вторая заимствована из древнеславянского языка. А я, допустим, хочу оценить степень влияния этого языка на современный русский.

Сделать это легко, если есть словарь, в котором слова расположены по алфавиту; незачем объяснять, как должна идти работа.

Но представьте себе, что я захочу узнать что-либо в этом же духе и роде, только связанное не с началами, а с окончаниями слов. Ну, положим, какое значение имеет в русском языке суффикс «-л-» в словах среднего рода, вроде «зерка-л-о»? Или каких суффиксов «-чик» в нем больше: тех ли, которые образуют слова, означающие профессию, род занятий (вроде «лет-чик», «рез-чик», «пулемет-чик»), или образующих уменьшительные имена («маль-чик», «паль-чик» и пр.). Мне может понадобиться и сведение, какой суффикс более употребителен: «-чик» или «-ник» (а может быть, «-тель») в тех же словах, означающих род занятий («гранат-о-мет-чик» или «подрыв-ник»?).

Очень легко понять, что разрешить эти вопросы куда труднее, чем в случае с приставками: слова, оканчивающиеся на «-чик», «-ник» и «-ло», разбросаны по самым разным буквам алфавита: поди-ка собери их все! Занятие долгое и неточное: как поручишься за то, что выбрал их до последнего?

Короче, скажу так. Существует популярное анекдотическое утверждение, будто в русском языке есть лишь три слова, оканчивающиеся на «-со»: «мясо», «просо» и «колесо». Оставив в стороне несерьезность этого примера, попробуйте доказать, справедлив ли он или, наоборот, нелеп. Так это или не так?

Чтобы выяснить это, придется произвести работу, во много раз бо́льшую, чем при попытке найти в справочной книжке фамилию телефонного абонента по известному номеру его телефона. А все потому, что словари составляются в алфавите начал слов, а не их концов.

В самом деле, если бы существовал словарь, где на букву «о» шли бы слова в таком порядке:

покрывало

зубило

рыло

зеркало

било

крыло

сало

мыло

одеяло,

задача определения числа и состава слов среднего рода с суффиксом «-л» была бы уже наполовину разрешена: мы смогли бы окинуть их все одним взглядом, легко рассортировать на группы, сравнить между собою их значение и объяснить, почему в каждом данном случае в образовании этих слов принял участие суффикс «-л». В слове «покрывало» его значение вполне понятно: это «то, чем покрывают». Понятно оно и у «мыла»: «мыло» – «то, чем моют», и у «рыла» – того, чем «роют». А что вы скажете насчет «крыла» или «масла»?[68] Представьте себе: и тут то же! «Шил-о» – то, чем сшивают, соединяют швом; «мас-л-о» – то, чем «мастят», «умащают» какую-нибудь поверхность…

Но в наш алфавит попадут и слова совсем другого рода: слово «стило» – знатный иностранец; «кресло» и т. п. Надо будет (и окажется очень удобным) проверить их все и разобраться во всех их свойствах. Так же легко можно будет разрешать и многие другие задачи, когда будет составлен словарь навыворот.

Но разве так уж трудно его составить?

Я сказал бы, что дело это не столько трудное, сколько долгое и кропотливое. Надо «расписать» на отдельные карточки любой достаточно полный словарь современного русского языка и разместить эти карточки в новом порядке, в порядке алфавита не начал, а окончаний слов. Тогда слово «лампочка» найдет себе место не между словами «ламентация» и «лампада», где оно помещается, скажем, в словаре Ушакова, а где-то возле «бабочка», «мордочка» и «тапочка», то есть в совершенно новом окружении. Так сказать: «акчобаб» «акчодром», «акчопмал», «акчопат»… Забавный словарь? Забавный, но, по моему глубокому убеждению, и весьма полезный. Если бы кто-либо взял на себя огромный груд по его составлению (не забудьте, что в словаре Д. Н. Ушакова 87 000 слов), он заслужил бы по окончании своей работы благодарность всех языковедов, уважение и даже восторг. А до окончания? А вот тут не ручаюсь… Вероятно, не обошлось бы без недоверия, пожимания плечами и даже иронических усмешек.

Но настоящие энтузиасты ничего этого не боятся: посмеивались и над Далем. А как к нему относятся теперь?

Только что прочитанная вами главка была впервые опубликована в 1956 году. И вот что случилось с того недавнего времени.

Во-первых, я получил великое множество предложений: десятки энтузиастов и юного, и среднего, и совсем пожилого возраста выразили желание посвятить свои досуги составлению и словников (то есть полных коллекций слов) для словарей различных писателей, и самого «Зеркального словаря» русского языка.

Не все эти «благие порывы» остались только порывами. Так, например, полковник в отставке Николай Владимирович Кисличенко, ленинградец, выполнил, и притом очень тщательно, огромную работу по разнесению на карточки всей стихотворной части произведений Дениса Давыдова. Получилась ценнейшая картотека для будущего словаря этого поэта; сейчас идет речь о ее передаче Институту русской литературы. Изрядно продвинули работу и некоторые другие товарищи-добровольцы. А вот тех, кто взялся за «Зеркальный словарь», ожидало большое разочарование; впрочем, мне лично оно обернулось скорее радостью.