Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заведению не было ни дорогой ресторацией, ни дешевым kabakom. Скорее, бар средней руки где-нибудь в пригороде Бостона. Ну, разве что стойка пониже, пол засыпан соломой, а не опилками. Вспомнив советы русского друга, принюхался. — нет, здесь не пахло ни луком, ни чесноком, ни иными специями, которыми повара забивали "ароматы" несвежего мяса и тухлой рыбы. Вполне себе приличные запахи — жареного мяса, табака и пива.
Оставив мысль пройти прямо к стойке, пропустить стаканчик-другой (надо же вначале поесть!) Эдгар заколебался, выбирая, куда бы ему пройти. Сомнения разрешил официант — шустрый малый в рубахе навыпуск, опоясанный красным кушаком. Видимо, признав в госте иностранца, официант, или, как это по-русски — polovoi? — произнес дежурное: "Бонжур месье" и, цепко ухватив нового посетителя под руку, провел к пустовавшему столику. Эдгар, обрадованный, что сумеет договориться с официантом о заказе, сопоставимом с его скромными возможностями, выпалил длинную фразу, на что получил снисходительный кивок и очередное: "Бонжур месье!" Видимо, на этом познания гарсона во французском языке исчерпывались. Вздохнув (не в четвертый ли раз?), американец достал из кармана четвертак, положил его на стол и попытался показать жестами, что ему надо. Официант, не моргнув глазом (будто каждый день видел американские монеты), смахнул квортер куда-то под кушак, кивнул, быстро улетучился, а спустя пару минут уже расставлял на столе графинчик с водкой, тарелку с огромным куском мяса, тарелочку с непременными солеными огурцами и ломоть черного хлеба. В России, как уже определил Эдгар, хлеб подавался к любому блюду, хотя он был вкусен сам по себе. Малый даже вознамерился дать на сдачу медную русскую монету, которую Эдгар с легкой долей томления в душе (на эту монетку можно купить полфунта черного хлеба!) отверг.
Общаясь с русскими, Эдгар По знал, что здесь вначале следует выпить, а уж потом есть, но пить на голодный желудок обжигающую русскую водку он не рискнул и потому вначале ополовинил мясо, закусил хлебом.
Еда закончилась, можно было приступить к водке. И тут на Эдгара вдруг нахлынуло…
— May I sit at your table?[21]
Эдгар не сразу понял, что к нему кто-то обращается. И, лишь только выскользнув из пелены, сообразил наконец, что кому-то от него что-то нужно.
— May I sit at your table? — повторил просьбу нежный женский голос.
Вот теперь Эдгар осознал, что сказано было по-английски, но не англичанкой и не американкой — уж слишком правильно была высказана просьба. Похлопав глазами, отгоняя нежданно нахлынувшие строки (записать бы их, да где тут возьмешь чернила и бумагу?), узрел, что за столик просилась красивая молодая особа.
Эдгар По был наивным юношей, но не настолько, чтобы не разбираться в простой вещи — приличные женщины не ходят вечером по барам для извозчиков. Если к тебе подсаживается прекрасная незнакомка, очень даже возможно, что это именно та женщина, которую ты искал всю жизнь. Но, скорее всего, она села за твой стол, чтобы клиент потратил больше денег, чем собирался. А уж что именно ты закажешь: выпивку ли, ее самую — не столько важно. Но отказать женщине в месте за столиком джентльмен не мог, тем более когда вопрос задан на родном языке, пусть и с акцентом.
Среди приятелей бытовало мнение об успехах Эдгара Аллана По у женщин, хотя сам он не распространялся о своих похождениях. А зачем тратить слова, если было достаточно небрежно приподнять бровь, многозначительно похмыкать или снисходительно покивать, когда тема беседы плавно переходит от насущных проблем к прекрасной половине человечества? (В университете это случалось после третьего-четвертого бокала вина, а в казарме — после второй порции виски.)
Эдгар По не считал себя девственником, хотя полагал — совершенно справедливо, что первое (и единственное!) эротическое приключение можно считать таковым с огромной натяжкой. Оно оставило после себя мерзостное послевкусие — потное, давно немытое тело, гнилостный запах изо рта и, самое худшее — снисходительные утешения старой шлюхи, которой неоднократно приходилось иметь дело с неумелыми юнцами: не получилось — ничего страшного, придешь в следующий раз. И теперь, когда желания молодого и здорового тела начинали одерживать верх над рассудком, достаточно было вспомнить вонючую комнатушку дешевой гостиницы Ричмонда, чтобы разум возобладал над плотью.
Но женщина, севшая за столик, всколыхнула не плоть, задела не разум, она затронула сердце. Юная девушка, совсем девочка, с бледно-розоватой кожей, маленьким носиком и огромными черными глазами, смотревшими на него так, как не смотрела на него ни одна женщина в мире. Эдгар не мог понять — кого же напоминает юная леди? Не то покойную миссис Джейн не то, виденную лишь на портрете мать. А может, и ту и другую, кто знает? Так могла смотреть только лучшая женщина в мире! И сразу же улетучились все подозрения. Мало ли какие обстоятельства привели юную деву в трактир. К тому же час был не слишком поздний, да и совсем непоздний, а трактир — это место, куда приходят поесть, а не просто выпить. Да и что он знает о русских девушках? Возможно, мисс сопровождает своего отца или брата. Или же, она путешествует без прислуги и зашла перекусить. Даже такие прекрасные особы нуждаются в хлебе насущном.
— Прошу прощения, — улыбнулась девушка, с легкостью перейдя на французский. — По правилам этикета женщине не положено первой начинать разговор с мужчиной. Но я решила, что к поэтам это не относится.
— А как вы узнали, что я поэт? — оторопел Эдгар.
— Вы уже полчаса сидите здесь, цедите водку и произносите стихи, — приподняла девушка верхнюю губку, став еще прекраснее.
— Водку? — обомлел Эдгар, посмотрев на опустевший графинчик. Как это он успел? Но вслух спросил: — А почему вы решили, что это стихи? Может, я просто что-нибудь бормотал?
— Вы не просто бормотали, а еще и прищелкивали пальцами — словно отбивали такт. Я посмотрела на вас и решила, что либо вы музыкант, сочиняющий музыку, либо поэт. Чужие стихи — пусть это стихи самого
