Преступления могло не быть! - Шракбек Кабылбаев

Три дня нарсуд Советского района города Алма-Аты под председательством Г.И.Толоконниковой разбирал это необычное дело. Интерес к процессу объяснялся тем, что затрагивал наболевший вопрос о детской преступности, о причинах, ее порождающих.

Интересно, что почти все родители обвиняемых начинали свои объяснения суду с нападок на школу, якобы не сумевшую воспитать их детей.

— А что сделали для воспитания своих детей вы? — спрашивает судья. Ведь большую часть времени ваши дети были дома?

Тут-то и выясняется печальное обстоятельство: делом воспитания детей в семье занимались прискорбно мало. Родителей не интересовало, где, как и с кем проводит время их сын, откуда появляются у него новые вещи. Например, в семье Шамаровых, видите ли, не обратили внимания на то, что у пятнадцатилетнего мальчишки появился женский воротник из чернобурки, других родителей не насторожило, что у сыновей то и дело появляются мужские и женские костюмы, магнитофоны, электрические бритвы, золотые дамские часы, серьги и другие украшения, наборы из дорогих ложек в футлярах… Как же можно этого не заметить, если хотя бы изредка интересоваться жизнью своего сына?

Под тяжестью неопровержимых улик родители обвиняемых вынуждены признать, что «недоглядели» за своими детьми. Понадеялись, мол, на школу, не учли, что она без семьи не может правильно воспитать подростка.

В характеристике, данной Л.Киму директором школы № 10 Завьяловой, указано, что учащийся Л.Ким «после бесед исправился, стал лучше учиться, получал положительные отметки. Стал поддаваться педагогическому воздействию…» Характеристики из школы № 69 и с места работы обвиняемых говорят, что в какой-то мере каждый из них поддавался «воспитательному воздействию». А семья? Семья бездействовала. На судебном процессе было выявлено, что посеянные в школе добрые семена, образно говоря, нуждались в тщательном домашнем уходе. Только тогда можно было бы ждать сначала всходов, а затем и крепких ростков. Этого не произошло, и подростки встали на преступный путь. Главная вина, как видим, лежит на родителях.

Все начиналось просто: родители на работе, дети предоставлены самим себе. Одно серьезное занятие — школа, а потом хоть на голове ходи, никто слова не скажет. Вот и получилось, что духовный мир ребенка был ограничен лишь улицей, где отмычка стала своеобразным символом романтики.

Как же уберечь ребят от тлетворного влияния улицы? Ответ на этот наболевший вопрос и дал в какой-то степени проходивший судебный процесс над шестью подростками. Он прост и известен давно: подростки в свободное время не должны оставаться без внимания.

Жизнь на каждом шагу напоминает об этой азбучной истине, и малейшее отступление от нее приводит к весьма печальным, а то и трагическим последствиям.

Невольно задаешь себе вопрос: «Неужели так трудно отвлечь ребят от плохого влияния улицы?» Нет. Эта проблема достижима. Например, появись на пути безнадзорных ребят такой талантливый руководитель, каким была Лариса Владимировна Алексеева, можно смело сказать, что они нe увлеклись бы кражами. Куда интереснее состоять в «Клубе робинзонов», ходить по историческим местам, в горы, участвовать в экскурсиях. Лариса Владимировна организовала для детей даже поездки на Алтай, активно использует спортивный инвентарь и оборудование спортплощадок. Увлеченные романтикой походов, ребята и не помышляли бы о чердаках и подвалах.

Мальчишкам 14–15 лет требуется особое внимание. Порой трудно перечислить все мальчишеские геройства, которые накапливаются только потому, что никто вовремя не остановит хулиганов. А они изо дня в день наглеют, становятся «изобретательнее» и в конечном итоге попадают на скамью подсудимых.

Закончился процесс. Он вызвал много раздумий, сожалений и горестных размышлений. И в то же время он неизбежно привел нас к выводу, что только совместными усилиями людей и общественных организаций можно уберечь подростков от тлетворного влияния чуждого нам образа жизни, от беспечного и безответственного времяпрепровождения.

Б. Самсонов.

Сыновья

Мать умерла рано, а о судьбе отца Валентин ничего не знает до сих пор. Да, видно, и не стремится: то, что сохранила о нем память, вызывает чувство досады и раздражения.

Лишь иногда приходит назойливая и тревожная мысль о братишке Леше. Где он, что с ним, как живет?

Все чаще и чаще Валентин теперь, когда встал взрослее и опытнее, вглядывался в свою жизнь, строго анализировал каждый шаг, каждый поступок. Все резче и больнее осуждал самого себя за легкомыслие и дурное поведение, приведшее его на скамью подсудимых, а потом в трудовую колонию.

Семья жила в нужде, мать болела, зарабатывала мало, а нужно было воспитывать двух сыновей. Правда, в доме иногда появлялись картофель, дрова… Откуда это, мать не спрашивала, но догадывалась, так как сама не всегда имела возможность купить самое необходимое. И уже совсем расхворавшись, сказала:

— Не делай этого, сынок. Добрые люди не оставят вас в беде.

Ее не стало, и дети на какое-то время были предоставлены самим себе. Уют и тепло словно выдуло холодным ветром. Так же холодны и неуютны воспоминания о прошлом.

— Учителя школы, где я учился, — рассказывает Валентин, — помогали мне чем могли, доставали учебники, справляли одежду. Меня взяли к себе наши соседи Каминские, я с ними сейчас переписываюсь. Потом направили в Чашникский детский дом — это в Белоруссии. Здесь я окончил восемь классов, сдружился с воспитанником Петровым, считал его тогда смелым парнем, и он действительно умел очень ловко извлекать из чужих карманов то, что там лежало.

Этому «ремеслу» он стал учить и меня. Воспитательница Мария Филимоновна Атрашкевич предупреждала, чтобы я покончил со всем этим, но я не слушался. Совершили мы с Петровым кражу, попались. Нас судили, мне дали условно…

Потом Валентина направили в строительное училище в Магнитогорск, но он сбежал, опять приехал в детдом. Вновь его послали учиться, на сей раз в училище механизации сельского хозяйства в Каркаралинск. Специальность, которую хотел приобрести, ему нравилась. Но здесь он познакомился с сомнительными «дружками», совершил преступление. Ему дали два года и направили в колонию.

— Я многое понял и передумал, — приглушенным голосом продолжал Валентин. — И стыдно стало перед самим собой, перед людьми. Учительница говорила: «Берегите честь класса», я же своей чести не сберег, хотя чувствовал в этом слове большую силу. И вот оно настигло меня в колонии, где мне порой одиноко и тоскливо. Вот есть у меня родной братишка, младший, Ленькой звать, а что с ним, где он, жив ли — ничего не знаю…

Перед воспитателем И.Н.Закирьенком открывался новый мир человека. Он хорошо его знал и потому над дальнейшей судьбой мальчишки крепко задумался. О брате своем Валентин до этого ни слова не говорил. Так вот в чем причина его одиночества и грусти…

Опытный педагог, Иван Николаевич давно заметил добрые перемены: Валентин старательно, аккуратно работал, прилежно учился. Это первейшая аттестация, так сказать, на исправление самого себя, духовное, нравственное выздоровление. Но, в отличие от своих сверстников, бесшабашно веселых или пытающихся казаться такими, — этим ведь тоже иногда бравируют — Валентин в минуты, предназначенные для отдыха, бывает задумчив. И вид у него такой, словно он мучительно пытается что-то вспомнить. Так человек стремится восстановить в памяти внезапно ускользнувшую очень важную мысль, но не может.

Разные думы беспокоят воспитателя. Сможешь ли ты, Валентин, подняться над собственной слабостью, понять, что виноват не окружающий мир, а сам? Ведь сам придумал работу без усталости, людские отношения — без обязанностей, жил заботой одного дня и только — о самом себе. Даже о брате забыл… Сумеешь ли ты прошлое перечеркнуть крест-накрест или… Беспутная жизнь засасывает иных, как трясина на болоте. Попав в нее, нужно иметь силу и волю выбраться, не застрять, не утонуть совсем. Иные это делают самостоятельно, другим протягивают руку помощи в коллективе, куда они пришли из колонии. А в первую очередь, конечно, родители. Но ведь у парнишки никого нет — ни матери, ни отца…

Обо всем этом мне рассказывал воспитатель колонии Иван Николаевич в ожидании человека, который стал для Валентина отцом. И не только для Валентина, но и для его брата Лешки, которого помогли разыскать отзывчивые и добрые люди.

В комнату, где мы беседовали, быстрой походкой вошел невысокого роста, уже в годах человек. И видно было, как ласково, с каким почтением смотрели оба брата на вошедшего. Дмитрий Тимофеевич Варков, как и его супруга Антонина Алексеевна, принадлежит к числу тех счастливых людей, которые располагают к себе и вызывают симпатии окружающих. Я не спускал глаз с ребят, усыновленных Варковым, они приковали все мое любопытство, а для Дмитрия Тимофеевича и Антонины Алексеевны это был обычный вечер в компании сыновей, которые вот уже три года называют их папой и мамой…