Белое проклятие - Владимир Санин

Мама преувеличивает, украдено десятка три книг, правда, хороших; из них удастся возвратить половину, это известно по опыту. Остальных нам уже не видать, книжный вор нынче работает квалифицированно.

— Вадим Сергеич! — продолжает диктовать мама. — Покидая Кушкол, вы случайно… также возьми в кавычки, пусть хоть покраснеет, прохвост! — прихватили с собой второй том Скотта Фицджеральда… И этот человек сидел у меня за столом!

— Пельмени со сметаной лопал, — подливает масла в огонь Гвоздь. — Будто их не мог скушать Рома. Хотя нет, пельмени для Ромы слишком грубая пища.

— Если их мало, меньше сотни, — развивает тему Олег. — В этом случае Рома предпочитает скушать на пари барашка.

Рома делает вид, что не слышит.

— Не издевайтесь над бедным мальчиком, — вступается Надя. — Рома, а ты в самом деле скушаешь сто пельменей?

— Сто пятьдесят, — скромно отвечает Рома. — Но лучше двести.

— Хвастунишка. — Надя недоверчиво смеется. — Пари?

— К вашим услугам. — У Ромы сверкают глаза. — Хорошо бы со сметаной.

— Аллыгатор! — возмущается Осман. — Надя, не спор с ним, у него не брухо, а бурдюк!

— Бур-рдюк! — радостно подхватывает Жулик. — Бар-рахло! Ведьма, хвост выр-рву!

Мама и Надя настораживаются, готовясь прикрыть ладонями уши (Надя — одно ухо, левое плечо у нее в гипсе), но Жулик сегодня — джентльмен, лорд на великосветском рауте. А может, шестое чувство ему подсказывает, что его ждет потрясающий сюрприз и лексикон придется срочно менять?

Я уже говорил, что у нас будет гость — вечером прилетает Алексей Игоревич. Мы не ждали его раньше осени и терзаемся догадками. Мама, неисправимый оптимист, преисполнена радужных надежд. Олег убежден, что академик, которому физиономия Гвоздя не внушила особого доверия, просто хочет забрать «россиньолы», пока их не сперли, а я, опасаясь разочарований, молчу. А про себя мечтаю, как это будет прекрасно, если мама торжествуя воскликнет: «Ну, что я вам говорила?!»

— Ну, что я вам говорила?! — торжествует мама. — Нытики вы все, маловеры!

Высокий гость принимает с дороги душ, а мы шумно поздравляем друг друга. Алексей Игоревич привез: чемодан с отличнейшими приборами и датчиками, предложение, которое вызвало у нас взрыв ликования, рюкзак с разными вкусными вещами и — подругу для Жулика!

Жулик настолько потрясен, что не отзывается, не сыплет бранью в ответ на мои провокационные вопросы, робко, как школьник, косится на свою суженую и поеживается, когда она его тормошит.

— Бывалая, — комментирует Гвоздь. — Бьюсь об заклад, что к вечеру она…

— Степа! — прикрикивает мама. — Не распускай язык!

— Если попугаи живут по триста лет, — не унимается Гвоздь, то Жулику, по теории вероятности, любая половина. Жулье, ты был женат, не помнишь? Не помнит — значит, не был, такое не забудешь. Итак, лет, скажем, сто пятьдесят Жулик говеет. Следовательно, заполучив жену…

— Степа! — Мама за ухо уводит Гвоздя от клетки. — Не забывай, что ты сам теперь богатый жених и солидный человек.

Да, отныне все мы — богатые женихи. Мы — хозрасчетная группа при институте Алексея Игоревича, нам дана обширная научно-исследовательская программа и за ее выполнение авансом отвалено по половине ставки каждому. Эту свалившуюся с неба гигантскую сумму мама решила откладывать, чтобы через год купить ребенку настоящие лыжи и крепления «со щелчком».

Я забыл сказать, что Вася отныне не уборщица, а техник, — Алексей Игоревич привез ему целую ставку.

Мы благословляем нашего покровителя, пьем за его здоровье и закусываем пельменями. И аплодируем Роме, который выиграл у Нади пари и скушал ровно двести одну штуку.

И еще одна новость: Мурат добился ассигнований на травматологический пункт, и чтобы его укомплектовать — на что только не пойдешь в интересах дела! — я женюсь на Наде. Вот тебе и «держись, Максим!» — окольцован в расцвете лет. Ну а если серьезно, то на этот безумный поступок я решился в ту минуту, когда откапывал Надю; наверное, для того чтобы определить подлинное отношение к человеку, нужно сначала испытать ужас потери. В качестве свадебного подарка мама преподнесла Наде свою библиотеку по лавинам: «Принимай эстафету, дочка!»; а я — подробный, с разбивкой по главам план будущей монографии.

Вот, пожалуй, и вся история. На сегодня она закончилась, а что «день грядущий нам готовит» — поглядим. Из моего окна видны теперь уже бесформенные горы обоих лавинных конусов, скоро они начнут подтаивать, и тогда мы найдем Бориса Андреева. Его родители приезжали, мы с Надей водили их на конус, в глубине которого под сотнями тысяч тонн лавинного снега покоится их сын; Андреевы знали, что мы сделали все, что могли, но ни им, ни нам от этого не было легче. Дорогой ценой приобретаем мы опыт в этом мире.

А Кушкол наконец открыт, бурным потоком хлынули туристы, директора гостиниц и турбаз сходят с ума от звонков и записок, на площади перед канаткой — автобусы, личные машины, галдеж и столпотворение, на канатку очередь на час. Солнце заливает Кушкол, праздник жизни на склонах! Но мне очень не нравится ночная сводка: с юго-запада надвигается циклон…

1

Чтобы доставить маме удовольствие, я признал, и она была очень довольна. «Вот увидишь, — пророчила она, — быть великодушным выгодно. Не сомневаюсь, что Мурат возьмет вину на себя, ведь ты его дважды предупреждал». Я, со своей стороны, ни на секунду не сомневался, что Мурат начхает на мое великодушие, и был невероятно удивлен, когда выяснилось, что мама вычислила Мурата правильно. Меня так потрясла его честность, что я…

2

…выдал ему справку в Госстрах на компенсацию за ремонт «Волги», хотя был вправе этого не делать: о «Волге» я его тоже предупреждал. Впрочем, как сказал Осман, «лэгко и прыятно быть добрым за счет государства».

3

Как вы могли убедиться, мама в высшей степени объективна во всем, что касается женщин; особенно беспристрастно относится она к Юлии, которая чуть было не стала ее невесткой. С той поры женщина, имеющая дерзость быть красивее Нади, в глазах мамы выглядит вздорной и безнравственной вертихвосткой, от которой ребенок должен держаться подальше. Легко сказать! Быть может, если я достигну возраста дедушки Хаджи, то вместо «погони за призраком» буду пороть внуков и сокрушаться о падении нравов, ибо ничто не делает мужчину таким целомудренным, как старость; но мне еще не встретился в Кушколе мужчина от 18 до 60 лет, который при виде Юлии не принимал бы «стойку № 4» (по классификации Олега — «Гвоздь готов жениться»). Стоит ли удивляться, что лицо, свой основной капитал, Юлия ценит куда больше, чем знакомство с классиками мировой литературы, о которых у нее и в самом деле весьма смутное представление. Кстати, Надя проделала ей блестящую косметическую операцию, и шрам над бровью увидит только тот, кто об этом знает.