Фартовые деньги - Леонид Влодавец

Механику в этой «семейке» тоже кое-что показалось подозрительным. Прежде всего, несмотря на то что Олег не имел медицинского образования, у него возникли сильные сомнения в том, что данный гражданин пострадал в автомобильной катастрофе. Левое плечо и предплечье водители чаще всего ломают при боковом ударе слева. От такого удара водила почти неизбежно получает травму левой стороны головы, а стекла из левой передней дверцы летят в рожу, оставляя на ней весьма заметные следы. Голова у Казана была обвязана, но морда если и была повреждена, то намного раньше, чем произошел «перелом» руки. С чисто технической точки зрения — а тут Механик понимал куда больше, чем в медицине! — «шестерка», на его взгляд, ни в какие аварии не попадала. Прежде всего потому, что краска на ней была явно не свежая. Эту машину красили самое меньшее год назад — Олег мог руку на отсечение дать. Конечно, можно было допустить, что хозяева до того раскурочили свою тачку, что вынуждены были целиком поменять кузов, но и в этом случае, наверное, надо было его покрасить.

Впрочем, Механику было по фигу, почему хозяева врут. Тем более, что придумывать басню про автокатастрофу они могли по самому безобидному поводу. Например, если этому молодцу средних лет надавали пинков и сломали руку из-за хождений по чужим женам. Причем, возможно, эта симпатичная толстопопочка в данный момент сбежала от своего законного супруга и боится, что он вот-вот вывернет из-за поворота на взмыленном «Вольво» с группой особо преданных друзей.

Насчет такой ситуации, наверное, стоило побеспокоиться, потому что эти друзья, особенно если поддатые, могут не разобрать, кто есть кто, и под горячую руку наброситься на Механика. Но Еремин хорошо знал, что если из кабины вылезут охранники Ларева, то наступательный азарт у кого хошь утихнет.

Да и вообще Олег уже взялся копошиться в моторе, а это означало, что все остальное отошло на задний план.

Проверив все на предмет самых распространенных неисправностей, начиная с контактов, ведущих к свечам зажигания и стартеру, и кончая дисками сцепления, Механик убедился, что тут все в порядке. Стартер работал, свечи искрили нормально, сцепление как таковое было в порядке, но коленвал не вращался.

— Похоже, граждане, тут что-то серьезное, — заявил Механик, — надо мотор перебирать. Могу предложить на выбор: или отбуксировать в Лузино — там есть какой-то сервис районного масштаба, или прокатиться ко мне домой.

— А почем это встанет? — спросила прагматичная Нинка.

— В Лузино — не знаю, там ребята сами цену установят. А у меня — за бесплатно.

— Бесплатный сыр вообще-то бывает только в мышеловке, — полушутя произнес Казан.

— Это при капитализме, — ответил Механик. — А я человек старой формации, могу и за так сделать.

— А далеко к вам ехать?

— Нет, — сказал Олег, — у меня тут хутор в лесу…

И махнул рукой вправо от дороги. Шура аж встрепенулся при этих словах. Нинка сразу же поняла: Казан, вопреки логике, явно жаждет поехать с этим коротышкой туда, в лес, где их вообще-то могут запросто раздеть до нитки и не только без машины оставить, но и без штанов. Но говорить что-либо Шуре она не решилась. Пропадать — так вместе…

А Казан снова пробормотал себе под нос:

— Нет, это точно судьба!

СУМАСБРОДЫ

После того, как Механик и охранники увезли Швандю с хутора, там остались только Райка, Юлька, Анюта и Епиха со Шпинделем. Райка, которую Механик назначил старшей, взялась готовить обед, а молодежи раздала массу всяких хозяйственных задач. Наиболее приятной из них был сбор вишен с тех деревьев, на которых они уже созрели. Затем, перед обедом, решили прогуляться на речку.

Епиха, по правде сказать, всю первую половину дня провел в неком полусне. Во-первых, потому что он и впрямь немного спал, а потому выспался очень плохо. А во-вторых, потому что все происшедшее ночью казалось ему сном. На чердаке в обществе Механика, Райки и Юльки он провел в общей сумме не больше полутора часов, но впечатлений нахватался на десять лет вперед.

Нет, он, конечно, хорошо понимал, что ему ничего не приснилось. И хотя остаток ночи он провел на печке, рядом с безмятежно дрыхнувшим Шпинделем, все, что происходило на чердаке, помнил в мельчайших деталях. Ощущение нереальности ночных похождений пришло позже, когда Райка разбудила их с Колькой и усадила завтракать. Юлька в это время уже готовила варево для поросят, Олег Федорович брился, готовясь к поездке в город, Ларев давал какие-то ценные советы, Соня прикидывала, как подстричь Механика, Анютка, чтоб не торчать без дела, гладила брюки Ларева, охранники спускали в подвал завтрак для Шванди… То есть все занимались чем-то вполне обычным и простым, как ни в чем не бывало. Да и сам Епиха пил теплое парное молоко в компании Шпинделя — остальные вроде уже позавтракали — и наворачивал ложкой пшенную кашу с маслом. Тоже как ни в чем не бывало.

Правда, изредка он поглядывал на Юльку, возившуюся с чугунками, мешавшую цилиндрические, пахнущие кислым хлебом гранулы комбикорма со всякими пищевыми отходами и при этом ни разу не посмотревшую в его сторону. А ведь ночью, особенно в самый первый раз, Юлька так жадно и жарко ласкала Епиху, что с ума сойти. Во второй и в третий, которые состоялись уже по его инициативе, страсть была послабее, но Епихе мало не показалось. И даже те слова, которые Юлька произнесла, отправляя Лешку спать на печку: «На сегодня хватит!» — казались такими многообещающими… Ведь должно было и завтра наступить.

Вот оно и настало, завтра. Хоть бы разок подмигнула, что ли! Неужели ей это все, что ночью было, совершенно по фигу? И Епиха все те нежные словечки, которые она ему в уши выдыхала, сам придумал, от избытка фантазии?!

Ну а потом пошли всякие дела-заботы, Механик, Ларев и Соня уехали, Епиху со Шпинделем определили на прополку, девки в это время посуду мыли и прибирались. Потом Еремин и Ларев ненадолго вернулись, Швандю вывели из подвала, погрузили в «уазик», который повел сам Олег Федорович. Ларев на своем «Ниссан-Патроле» уехал чуть позже и, похоже, в другую сторону.

Во время всех хозяйственных дел Юлька постоянно была около Анюты, а Епихе пришлось вкалывать на пару со Шпинделем, который совсем достал Лешку россказнями про то, как задерживал Швандю. С каждым повтором Шпиндель в этих рассказах выглядел все круче и круче, создавалось впечатление, будто он не просто подвернулся Шванде под ноги, а одолел его в смертельном поединке, достойном Чака Норриса или покойного Брюса Ли. К тому же Шпиндель порядком сачковал. Во время сбора вишни он сожрал ягод намного больше, чем уложил в ведерко. Епиха несколько раз был близок к тому, чтоб сорваться и надавать Шпинделю по шее, но как-то обошлось.

Так или иначе, до похода на речку он дотерпел, так и не отоварив Кольку.

Анюта с Юлькой нарядились в купальники, взялись под ручку и пошли вперед. Анюта Епихе была по фигу, но Юлькино невнимание — хоть бы оглянулась разок! — Лешку доводило до бешенства. Да еще Шпиндель опять начал рассказывать про свои геройства. Нервов не хватило, и Епиха, чтоб не затевать драку и не тратить матюки попусту, неожиданно сорвался с места и бегом пронесся мимо чинно шествующих девиц. Налетел бы — точно сбил бы их с ног и сам метров пять вниз по горке носом пропахал.

— Что это с ним? — удивилась Анюта.

— Избыток сил, — зло произнесла Юлька. — Короче, Психляндия наехала…

Знала бы двоюродная сестрица о том, что у Юльки в душе творится, — не позавидовала бы.

Нет, Епиха глубоко ошибался, считая, будто ей все по фигу. Это было далеко не так. Юлька всю ночную катавасию переживала не меньше него и даже гораздо сильнее. Потому что у нее в душе целая битва кипела, хотя и не видимая для постороннего глаза, но ожесточенная и отчаянная.

Ночью Юлька вдарилась в сумасшествие из одной только злости на Механика. Если б он демонстративно не прилип к Райке, то Епиха и по сей день оставался бы мальчиком. И поначалу Юлька, даже усевшись верхом на Лешку, ничего особо приятного не испытывала. Но когда Механик вовсю взялся ублажать Раису, которая начала сладко постанывать и ворочаться, Юлька от одной злости начала себя заводить и до того разогрелась, что ревность и мстительность перешли в азарт, а затем в бурную страсть, которая так и заплескала из этого кипящего организма… Если б она прогнала Епиху после первого раза, может быть, сейчас ей было бы легче. Но она осталась лежать рядом с ним, думая, что пацаненок больше ничего не сумеет. А Епиха, чуток отлежавшись, взял да и сам к ней потянулся. И Юлька не воспротивилась, отдалась — и в физическом плане не пожалела. После чего уже почуяла, что ее тянет к этому мальчишке. Поэтому, если б Епиха не сумел еще раз собраться, то ей, пожалуй, стало бы досадно. Но он собрался, и получилось так, что Юлька отчетливо осознала: как мужик Епиха ее устраивает больше, чем Механик. Но любовь к Еремочке-Олеженьке при всем при этом осталась. Сильная и до определенной степени чистая, как ни парадоксально это звучит. Эта самая любовь требовала от Юльки покаяться, предложить Механику наказать ее самым жестоким образом, даже убить, если на то будет его воля. И, уж конечно, сие высокое чувство настаивало на том, чтоб послать Епиху далеко и надолго, а ежели будет приставать, то разделаться с ним так, чтоб не тянул больше к ней ни рук, ни всего остального.