Сто лет и чемодан денег в придачу - Юнас Юнассон

Герберт извинился, что вмешивается в процесс планирования, но он не понимает, какой смысл встречаться с Ким Ир Сеном. Аллан отвечал, что пока сам еще не понял, но обещал об этом поразмыслить. Пока есть только одно соображение: чем ближе ты к высокому начальству, тем лучше еда. И выпивка, кстати.

Аллан понимал, что рано или поздно их остановят на дороге и хорошенько проверят. Не может быть, чтобы даже маршалу позволили взять и въехать в столицу воюющей страны, не задав ни единого вопроса. Поэтому Аллан в течение двух часов вдалбливал Герберту одну-единственную, но ох какую важную русскую фразу: «Я маршал Мерецков из Советского Союза, проводите меня к вашему вождю».

Пхеньян в то время окружали два кольца обороны, внешнее и внутреннее. Внешнее, в двадцати километрах от города, состояло из зенитных пушек и двойных блок-постов на дорогах, а внутреннее было фактически баррикадой, почти линией фронта, для защиты от наземного нападения. Аллан с Гербертом сперва застряли на одном из внешних блок-постов, где их встретил пьяный вусмерть северокорейский солдат; на груди у него болтался автомат, снятый с предохранителя. Маршал Герберт, всю дорогу репетировавший свою фразу, наконец сказал:

— Я вождь, отведите меня к… Советскому Союзу.

К счастью, солдат не понимал по-русски, зато владел китайским. Так что Аллану пришлось послужить своему маршалу переводчиком, и тут все нужные слова были сказаны, вдобавок и в нужном порядке.

Однако количество алкоголя в организме у солдата не позволяло ему принять решение насчет дальнейших действий. Как бы то ни было, он пригласил Аллана и Герберта пройти в караульное помещение и стал оттуда звонить своему товарищу у шлагбаума в двухстах метрах. После чего уселся в вытертое кресло и вытащил из внутреннего кармана бутылку рисовой водки (третью за день). Отхлебнув, он запел что-то себе под нос, глядя остекленевшими глазами сквозь советских гостей куда-то далеко-далеко.

Аллану совсем не понравилось выступление Герберта перед часовым — ясно, что Герберту в роли маршала хватит и двух минут наедине с Ким Ир Сеном, чтобы и маршала, и адъютанта арестовали по полной программе. В окно Аллан увидел приближающегося другого часового. Надо торопиться.

— Меняемся одеждой, Герберт, — сказал Аллан.

— Почему это? — удивился Герберт.

— Быстро, — сказал Аллан.

И маршал мгновенно превратился в адъютанта, а адъютант — в маршала. Невозможно пьяный солдат время от времени поднимал блуждающий взгляд и гортанно урчал по-корейски.

Несколькими секундами позже в помещение вошел второй солдат, тут же козырнув высокому гостю. Солдат номер два тоже говорил по-китайски, так что Аллан, уже в обличье маршала, снова выразил свое желание встретиться с премьер-министром Ким Ир Сеном. Прежде чем солдат номер два успел ответить, его перебил солдат номер один своим урчанием.

— Что он сказал? — полюбопытствовал маршал Аллан.

— Он говорит, что вы только что разделись догола, а потом оделись снова, — честно ответил солдат номер два.

— Алкоголь, — покачал головой Аллан. — Алкоголь.

Солдат номер два извинился за поведение сослуживца, а когда номер один принялся настаивать, что Аллан и Герберт только что раздели, а потом одели друг дружку, то получил кулаком в нос от номера второго вместе с приказом заткнуть пасть раз и навсегда, а не то будет рапорт за пьянку.

Тогда солдат номер один решил помолчать (и отхлебнул еще глоток), а номер два сделал еще пару звонков, после чего выписал пропуск на корейском языке, подписал, поставил печать с двух сторон и протянул маршалу Аллану. И сказал так:

— Вот это товарищ маршал покажет на следующем блокпосту. Тогда вас отведут к ближайшему человеку ближайшего человека нашего премьер-министра.

Аллан поблагодарил и, отсалютовав, вернулся к машине, подталкивая Герберта перед собой.

— Раз уж ты стал адъютантом, то теперь машину поведешь, — сказал Аллан.

— Интересно, — сказал Герберт. — Я не водил машину с тех пор, как швейцарская полиция навсегда запретила мне садиться за руль.

— По-моему, всем будет лучше и спокойней, если ты не станешь в это углубляться, — сказал Аллан.

— Я право и лево путаю, — сказал Герберт.

— Повторяю: по-моему, всем будет лучше и спокойней, если ты не станешь в это углубляться, — сказал Аллан.

Поездка продолжилась, причем Герберт вел машину значительно лучше, чем Аллан ожидал. К тому же благодаря пропуску удалось без проблем попасть в город и далее во дворец премьер-министра. Там их принял ближайший человек ближайшего к премьеру человека и сказал, что ближайший к премьеру человек не имеет возможности их принять раньше чем через три дня. В ожидании этого пусть товарищи поживут в гостевых апартаментах. Ужин, кстати, подается в восемь, если товарищам это удобно.

— Видишь, видишь! — сказал Аллан Герберту.

Ким Ир Сен родился в апреле 1912 года в семье христиан на окраине Пхеньяна. Семья, как и остальные корейские семьи в то время, страдала от японского гнета. Много лет подряд японцы хозяйничали в стране как им заблагорассудится. Они забирали сотни тысяч кореянок для удовлетворения сексуальных запросов солдат императорской армии. Корейских мужчин принудительно отправляли в армию сражаться за императора, который, помимо прочего, заставлял их менять имена на японские и вообще старался как мог, чтобы корейский язык и культура как можно скорее прекратили существование.

Отец Ким Ир Сена был тихий аптекарь, но выступал против таких порядков довольно громко и однажды, когда японцы не на шутку рассердились, решил от греха перебраться со всей семьей на север, в китайскую Маньчжурию. Но и там пожить в мире и покое удалось лишь до 1931 года, пока японские войска не добрались и туда. К тому времени папа Ким Ир Сена уже умер, но мама одобрила решение сына присоединиться к китайским партизанам, чтобы выгнать японцев из Маньчжурии — а в дальнейшем и из Кореи.

Ким Ир Сен сделал карьеру в рядах китайских партизан-коммунистов, прослыв там умелым и храбрым бойцом. Был поставлен даже командовать целой дивизией и так, говорят, отчаянно дрался с японцами, что из дивизии выжил только он сам да еще несколько человек. Это было в 1941 году, во время Второй мировой войны, и Ким Ир Сену пришлось бежать за границу — в СССР.

Но карьера продолжилась и там. Вскоре он уже капитан Красной Армии и в этом качестве участвует в боевых действиях против японцев до самого 1945 года. По окончании войны Японии пришлось уйти из Кореи. Ким Ир Сен вернулся из своего изгнания национальным героем. Оставалось только формально провозгласить государство — в том, что народ хочет видеть своим великим вождем именно Ким Ир Сена, сомнений не было.

Но победители, СССР и США, успели к этому времени поделить Корею на сферы своих интересов. США, решив, что глава всей Кореи с членским билетом компартии в кармане не лучший вариант, привезли собственного кандидата, корейского эмигранта, и поставили его править югом. Ким Ир Сену оставалось довольствоваться севером, но его это совершенно не устраивало, и он начал Корейскую войну. Если он сумел прогнать японцев, то прогонит и американцев вместе с их ооновскими приспешниками.

Прежде Ким Ир Сен воевал на стороне Китая и СССР. А теперь он сражался за себя. За время своих драматических скитаний он усвоил, в частности, что ни на кого не следует полагаться, кроме как на самого себя.

Из этого правила Ким Ир Сен был готов сделать единственное исключение, и это исключение он только что сделал своим ближайшим человеком.

Тот, кто желал переговорить с премьер-министром Ким Ир Сеном, должен был сперва хлопотать о встрече с его сыном.

Ким Чен Иром.

Одиннадцати лет.

— И смотри, чтобы твои посетители ждали приема не меньше семидесяти двух часов. Это поднимает авторитет, сынок, — объяснил Ким Ир Сен.

— По-моему, я понял, папа, — соврал Ким Чен Ир, после чего взял словарь и нашел в нем слово, которое не понял.

Провести три дня в ожидании Аллану с Герберту ничего не стоило — еда во дворце премьер-министра была вкусная, а постели мягкие. Да и американские бомбардировщики редко приближались к Пхеньяну, находя более доступные цели.

Наконец срок настал. За Алланом пришел ближайший человек ближайшего человека премьер-министра и проводил по дворцовым коридорам в кабинет ближайшего человека. Аллан был уже готов к тому, что ближайшему человеку не так уж много лет.

— Я сын премьер-министра, Ким Чен Ир, — сказал Ким Чен Ир. — И папин ближайший человек.

Ким Чен Ир протянул маршалу руку — и хотя она целиком утонула в немаленьком кулаке Аллана, рукопожатие оказалось весьма твердым.