Продюсер козьей морды - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я начинаю путаться в событиях! Вы же только что сказали: никто не знал, что у Нюры есть ребенок, она тщательно скрывала правду!
Ольга Ивановна закивала:
– Да, от близких, сослуживцев и подруг. Нюра резко оборвала все связи, сменила род деятельности, перебралась в другую квартиру и очутилась в вакууме, ей пришлось очень тяжело.
После памятного разговора с Павлом Нюра внезапно позвонила библиотекарше и с легкой укоризной воскликнула:
– Это ты сообщила Павлу Ивановичу, где я служу!
– Ты не просила меня молчать! – ответила Рязанова.
– Мой ребенок не от Подушкина!
– Знаю, извини меня, – с раскаянием вымолвила Ольга Ивановна, – я от души хотела тебе помочь.
– Ценю твое желание, – без всякой язвительности отреагировала Нюрочка, – но если хочешь помочь, то помоги.
– Говори, что надо!
– Никак не могу пристроить ребенка в детский сад, поговори с Софьей Борисовной, вдруг она окажет содействие. Мне тяжело приходится, надо платить няньке, а лишних денег я не имею!
Рязанова без промедления связалась с заведующей, и та пригрела «неведомственного» ребенка.
И только через много лет, на поминках Нюры, Рязанова узнала от Софьи, что у Кондратьевой была девочка, а не мальчик.
Глава 32
Услышав от Софьи про девочку, Ольга Ивановна поперхнулась поминальным блином.
– У Нюры был мальчик! Я сама видела его на книжной ярмарке! Стриженый бутуз в кепочке на голове и в штанишках.
– Девочки тоже носят брючки, – ответила Софа, – а волосы ей Нюра стригла, чтобы лучше росли. Поэтому мы Кондратьеву Елочкой и называли – погладишь ее по голове и словно иголочки ели потрогаешь. Бедный ребенок! Она постоянно тосковала по маме, а еще девочку обижали одногруппники, у нее никогда не было хорошей одежды и игрушек, и отсюда проблемы. Я говорила Нюре: «Надо баловать малышку». Но она была сторонницей строгого воспитания, знаешь, Нюра мне один раз заявила: «В каждом ребенке слились отец и мать, две разные части. В благородстве одной я уверена, но вторая вызывает беспокойство, порой я вижу проявление дурной наследственности: истеричность, манерность, излишнюю эмоциональность, жадность. Вот и воспитываю ее больше кнутом, чем пряником».
Ольга Ивановна на секунду перестала слушать Софью Борисовну. Она вспомнила, как, встретив на ярмарке Нюру, воскликнула:
– Ой, у тебя родился мальчик?
Кондратьева замялась, а потом, странно усмехнувшись, ответила:
– Мальчик? Пусть будет мальчик!
Нюра не захотела откровенничать с Ольгой и не поправила бывшую подругу, не призналась, что у нее девочка, еще и соврала, что сына зовут Ваней!
Вот как она не хотела рассказывать правду!
– Девочка! – воскликнул я. – Значит, не мальчик? Но почему вы мне сразу не сказали про пол ребенка!!!
Рязанова опять побагровела.
– Ну… ты не спрашивал… и разве существенно, кто у нее родился, а? Мальчик, девочка… важен факт!
Я молчал. Ревность странное чувство: Ольга Ивановна до сих пор ненавидит Нюру и, похоже, подозревает в отцовстве Павла Ивановича!
– Ванечка, – зашептала Рязанова, – я ведь не сделала ничего плохого. Могла разрушить брак твоего отца с Николеттой, но не стала! А моя маленькая… э… недоговорка про пол младенца… Господи, пойми меня правильно! Я одна! Совсем! Никого нет рядом! Любовь к Павлу не прошла! Я всегда мечтала с тобой познакомиться, но Павлуша был против! Я обещала, что не стану общаться с его сыном, и сдержала слово, но ты сам пришел! Я чуть сознание не потеряла от радости, когда поняла, кто передо мной. Скажи я тогда тебе правду про девочку или про Нестора… Не могла! Нет! О Севрюгове следовало молчать! Но! Ванечка! Пойми, я думаю о тебе как о сыне! И… О…
Ольга Ивановна зарыдала, мое сердце сжалось от жалости, я обнял старушку.
– Наверное, я понял вас. Вы думали, что, узнав все, я более не вернусь, а если выдавать мне информацию по чайной ложке, делать таинственные намеки, вдруг «вспомнить», что Ваня – это девочка, тогда я стану ходить регулярно в надежде на очередной всплеск вашей памяти. Но, Ольга Ивановна, милая, это же глупо!
– Верно, – согласилась она, – я ужасная идиотка. Ванечка, ты ведь еще навестишь меня?
Я поцеловал старушку.
– Непременно, буду приезжать к Нестору Севрюгову раз в неделю.
Рязанова вытащила из кармана еще один платок и начала промокать глаза.
Спустя полчаса я спустился во двор и в полном изнеможении пошел куда глаза глядят. То, что в прошлом Николетты были тайны, я знал давно и, если честно, не особо удивился, узнав по Раису Суворину. Очень хорошо помню, как маменька и ее сестрица, прилетевшая из Америки, замолкали, когда я входил в комнату во время их беседы. И порой Николетта роняла странные фразы о своем детстве, я иногда отмечал нестыковки.
Впрочем, в отличие от отца я вовсе не одержим идеей о чистоте крови и с легкостью приму сообщение о наличии в своей биографии крестьянских предков. Я очень хорошо знаю цену Николетте, но она моя мать, другой у меня не будет, поэтому запрячу полученную от Ольги Ивановны информацию в самый дальний чулан памяти. Я не судья своим родителям, не имею никакого морального права обличать Николетту, пусть спокойно живет с Владимиром Ивановичем. Если долго лгать окружающим, рано или поздно сам поверишь в свое вранье, – думаю, маменька давно забыла о Раисе Сувориной.
Я медленно брел по улице, не глядя по сторонам. Что же получается, господа! Иван Павлович узнал массу интересного, выяснил прошлое маменьки, докопался до подлых девчонок Варвары и Люды, решивших из мести оболгать его, походя выяснил, что давний друг отца Нестор Севрюгов на самом деле Ольга Ивановна Рязанова, выслушал историю не очень счастливой жизни Нюры Кондратьевой. Но все усилия ни на миг не приблизили меня к Подушкину-2. Я-то полагал, что у Нюры родился мальчик, а там девочка, не имеющая никакого отношения к Павлу Ивановичу. И куда теперь мне податься? Впереди тупик?
Внезапно меня охватил азарт. Ну уж нет, сдаваться я не стану! В Центре «Мария» явно творятся противозаконные дела. Если тот свет существует, то душа бедного Павла Ивановича сейчас мечется, потеряв покой. Мой долг обелить фамилию Подушкин.
В кармане завибрировал мобильный, я поднес аппарат к уху.
– Слушаю.
– Владимир? – пропел незнакомый женский голос.
– Да.
– Ваш номер дал мне Михаил Горчаков, пресс-секретарь Алины Брин. Знаете такого человека?
– Конечно, – подтвердил я, – чем могу служить?
– Я читала о потрясающем выступлении коллектива Гаделли на дне рождения газеты «Треп».
– Морелли, – поправил я.
– Ну какая разница! Морелли, Гаделли… Главное, вы шикарно работаете. Скажите, медведь точно есть?
– Тихон наш артист, – подтвердил я, крайне удивленный тем, что незнакомка сочла статью о трюках акробатов на празднике газеты рассказом о «потрясающем выступлении».
– Гимнасты? Их можно пригласить на праздник?
– С огромной радостью прибудем на место. Говорите когда и куда!
– Наверное, у вас не получится!
– Почему?
– Праздник завтра, в полдень. Хочу сделать сюрприз мужу, у него день рождения, но у артистов вашей звездности, о ком пишут в газетах, скорей всего, концерты расписаны на год вперед! – наивно предположила женщина.
– Вам повезло, – бойко ответил я, – завтра в двенадцать мы должны были работать на утреннике, но малышка, для которой готовилось выступление, заболела. Образовалось окно, говорите адрес!
– Ой, здорово, – возликовала собеседница, – вернее, плохо, что чей-то ребенок слег, но я надеюсь, что с ним ничего серьезного. Записывайте координаты: Рублево-Успенское шоссе, проехать Жуковку, докатить до светофора, там вас встретит наша охрана и проводит до участка. По телефону дорогу не объяснить. Да, еще один момент. Сколько вы стоите?
Я быстро оценил ситуацию: элитное загородное направление, охрана…
– Тысяча евро.
– Замечательно, – не испугалась озвученного гонорара заказчица, – давайте уточним количество человек, которые будут работать?
– Энди, Антонио, Мара, Жозефина, дрессировщик Костя и я, шпрехшталмейстер, ну и Мими с Тихоном, они не люди, обезьяна и медведь.
– Итого получается… шесть тысяч евро. Отлично.
– Скока? – по-детски выдохнул я.
– Вы же сами озвучили ставку, – забеспокоилась дама, – тысяча евро, умножим на количество артистов и получим итог.
Нам заплатят по штуке КАЖДОМУ? Энди потеряет сознание от восторга!
– Мими и Тихон тоже выступают, – быстро сказал я.
– Животные дороже?
– Нет, они как люди, – не веря в успех, ответил я.
– Значит, восемь, – резюмировала собеседница, – замечательно. Надеюсь, концерт займет не менее часа?
Да за эти деньги мы весь день прокувыркаемся и еще тарелки за гостями помоем! Я сдержал вопль восторга и с напускным спокойствием заявил:
– Давайте сценарий обсудим, выскажете свои пожелания, мы выполним любой ваш каприз!
