Когда взорвется газ? - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не веришь мне, спроси у Баданца, — устало сказал он.
— Раз вы меня вместе обуваете, значит, он повторит то же самое! — выпятил челюсть Кучерявый.
— Подожди, братан, — тон Ханыкова стал угрожающим. — Ты что, мне предъяву кидаешь?
Ситуация обострилась до предела. По всем правилам Федору следовало «включить заднюю». У него не было точных доказательств «крысятничества», да и положение в уголовной табели о рангах было у него значительно ниже. Но разбойники бывшими не бывают. Кучерявый уже не мог остановиться. Лицо его побагровело.
— Да, я тебе предъявляю крысятничество! — рявкнул он. — Подбери документы, изучи их и верни мне мою долю. Иначе сам знаешь, что за такие дела бывает!
Он повернулся и пошел к своей машине. Через минуту черный представительский «Мерседес» и черный джип сопровождения развернулись, оставляя на сыпучем песке сглаженные следы протекторов, и скрылись в лесу.
— Что это было, шеф? — с тревогой подбежал Ганс — начальник охраны. Свой «стечкин» он зажал под мышкой и нервно тер платком мокрые ладони. — Я думал, сейчас нас положат!
Хан выдернул у него пистолет, упер ствол в грудь, напротив сердца.
— Я тебе за то плачу, чтобы нас не положили! — заорал он, и слюна брызнула из перекошенного рта. — Почему мало людей? Почему нет автоматов? Почему не поставил засаду для подстраховки?
Ганс побледнел. Несмотря на холод, его лоб покрылся крупными каплями пота.
— Так я не знал… Сказали — с Кучерявым встречаемся, с ним у нас ровно…
В мыслях Хан уже нажал спуск, но в реальности с трудом удержал палец и, от греха, вернул пистолет владельцу.
— Хватит сопли жевать! «Не знал», «не подумал»… Началась война, поэтому знай и думай! Иначе первым в землю ляжешь! Все, давай по машинам!
Протокольно черный лимузин и протокольный джип пересекли своими колесами рыхлые колеи предшественников, осыпая песок, проехали по лесной дороге и выехали на шоссе. Берег остался пустынным и незапачканным, цвет воды тоже не изменился. На этот раз обошлось без крови и трупов.
* * *Очередной конкурс красоты проходил в центральном зале Дома искусств. Яркий свет софитов, нарядно украшенная серебряной драпировкой и красочными плакатами сцена, лучший в городе оркестр, респектабельные и властные мужчины в первых рядах, — мероприятие было красивым и солидным. Солидность и красота разделялись: первая царила в зале, вторая сосредоточилась на сцене, по которой лебединой походкой дефилировали высокие стройные девушки в купальниках.
— Как тебе та, рыженькая? Восьмой номер? — шепотом спросил председатель жюри и одновременно владелец Дома искусств Виктор Богданович Баданец. Жюри сидело за накрытым красной скатертью длинным столом возле самой сцены.
— Принцесса! — Главный архитектор города Иван Гаманец вздохнул и подкатил глаза к высокому, теряющемуся в театральном сумраке, потолку.
— Значит, возьмем в баньку! — Баданец дружески толкнул его локтем в бок и сделал пометку в блокноте. Там уже были учтены пожелания четверых влиятельных друзей.
— А поедет? — не поверил архитектор.
— Конечно. Это ведь финал, тут все девчонки с пониманием. А непонимающие на предварительном отборе отсеялись. Спроси у Павла, какую он выберет?
Гаманец послушно наклонился к сидящему справа Апанасову — заместителю городского головы.
А Баданца кто-то тронул за плечо. Он обернулся и увидел Альберта Юсуповича Ханыкова. Обычно невозмутимое лицо партнера выражало заметную озабоченность.
— Выйдем, Витя, базар есть! — без предисловий сказал он.
— Не могу, сейчас важный момент — голосование!
— В жопу! Выйдем.
Баданец недовольно встал из мягкого кресла, отошел с ним в сторону, к стене, и стал так, чтобы не терять сцену из виду.
— Мне сейчас Кучерявый предъяву сделал! — возбужденно начал Хан. — В крысятничестве обвиняет. Чуть не завалил нас с пацанами на «стрелке»!
Баданец нахмурился. Может, от услышанного, а может, оттого, что рыженькая претендентка на звание «Мисс „Поток“» вдруг сбилась с шага и чуть не упала. Что это с ней?!
— Подожди, какое крысятничество?
— Такое. Навар с радоновых прокачек мы с ним не делим — он это называет крысятничеством!
Оказывается, каблук сломался! Рыжая принцесса сняла туфельку, внимательно осмотрела и отбросила в сторону. «Обезьяны» нарочно друг другу вредят: платья режут, каблуки подпиливают… На одной «шпильке» до победы не доковыляешь, даже если шаг от бедра!
Баданец поморщился.
— А как он пронюхал про радон?
— Не пронюхал: у него документы с полным раскладом. Вот полюбуйся! Все как в аптеке!
Хан протянул Баданцу папку, но тот отвел его руку.
— Откуда документы?!
Рыжая сняла и вторую туфельку, царственным жестом отбросила ее за кулисы и, встав на носочки, продолжила дефиле. Зал взорвался аплодисментами.
— От одной из твоих прошмандовок, вот откуда!
Баданец изумленно посмотрел на сцену, где, очаровательно улыбаясь, вели борьбу за корону не отягощенные одеждой девушки.
— Да ты что, Хан, совсем с катушек съехал? Откуда у них секретные документы?!
Альберт даже не улыбнулся.
— Да не от этого мяса! Твоя бухгалтерша — сука, Шматко, с ним спуталась!
— Ну, а от меня ты чего хочешь? — довольно раздраженно спросил Баданец. — У меня вот финал. Чего ты мне всякую фигню на уши вешаешь? Кучерявый — твой человек, ты его на «Факел» поставил. Он тебе предъяву кинул — так и разбирайся, как положено! У меня другие проблемы, их «калашами» и гранатами не решишь! Ты знаешь, что москали грозятся газ перекрыть? Тогда наш конвейер встанет, завод остановится, поставки радосина прекратятся, все планы полетят к черту! Ты соображаешь, что тогда с нами будет? Со всеми?!
Финальное дефиле закончилось, конкурсантки выстроились в ряд, ожидая решения жюри. Рыженькая «восьмерка» все так же стояла на цыпочках, сохраняя изящество и без модельных туфель. Зал аплодировал. И крупные солидняки в первых рядах, и мелочь пузатая сзади, и жюри в президиуме. Алина, секретарь жюри, подбежала и взяла Баданца за рукав.
— Извините, Виктор Богданович, надо распределить места и голосовать! Вас все ждут!
— Все, я занят, — сухо сказал тот Ханыкову. — Ты знаешь, что делать. Иди и разбирайся со своим другом!
* * *— Виктор, ты видел передачу «Скандальные расследования»? — Голос Скорина звучал, как обычно, хотя интонации не предвещали ничего хорошего. А может, сам вопрос сулил нешуточные неприятности.
— Конечно, видел, Валентин Леонидович, мне сразу доставили запись…
Баданец старался говорить как можно свободней и беззаботнее, но, судя по тому, что он встал, расслабил галстук и нервно ходил взад-вперед по своему огромному кабинету, это была хорошая мина при плохой игре, а на самом деле руководитель «Потока» изрядно взволнован и даже напуган. Во всяком случае, заглянувшая было секретарша Мариша, находившаяся с шефом в более чем доверительных отношениях, лишь взглянув на его лицо, отпрянула и бесшумно прикрыла полированную дверь.
— И что скажешь? Что этот твой журналист, э-э… Черепахин засветился там опять совершенно «случайно»?
— Да грош цена этому вшивому расследованию! — ровным голосом продолжил Баданец. — И этому Черепахину тоже…
В кабинете круглый год поддерживалась температура 21 градус, но сейчас его волевое лицо покрылось потом, и он вытерся большим белым платком. Но не сдержался и повысил голос:
— Они же ничего не знают! Что они показали? Манометры и забор? Да высказали догадки: мол, тут что-то нечисто? Ну и хрен с ними! Сейчас такие «разоблачения» по всем каналам крутят…
— Меня не интересует, что и где крутят, — голосом ожившей мумии возразил Скорин на другом конце защищенной линии связи. — Меня интересует, чтобы никто не совал свой нос в наши дела! Знаешь поговорку швейцарских банкиров: «Деньги любят тишину»! Она в полной мере относится и к газовым деньгам! А если в Зеленые Луки наедут толпы журналюг, да кто-то инспирирует депутатский запрос в прокуратуру и следователи придут проверять газовые станции? Что тогда? Ты думал об этом?
Баданец замолчал. Он не знал, что говорить. Точнее, как лучше ответить. Сказать: «Не думал, теперь подумаю»? Значит, признать себя недальновидным и глуповатым человеком. Ответить по-другому: «Думал, но сделать ничего не могу»! Значит, признать, что он не контролирует ситуацию. Это еще хуже! Пауза затягивалась. Но бесконечно длиться она не могла. Надо было что-то произнести.
— Гм… Как вам сказать, Валентин Леонидович… Думал, конечно. Но, наверное, не так глубоко, как следует…
— А газету читал? — прежним мертвым голосом продолжал расспрашивать Скорин.
— Какую газету? — вроде как удивился руководитель «Потока», хотя хорошо знал, о чем идет речь. Номер «Киевских хроник» с отметками желтого маркера по всей второй полосе лежал у него на столе.