Глас Времени - Александр Малашкин

– Скоро исполнится шесть лет, как нас забрала подлодка и мы с тобой впервые ступили на эти земли, – хриплым голосом говорит старик. Его глаза по-прежнему смотрят в наружное зеркало.

– Не вычеркнуть из памяти тех очаровательных чувств, когда я познал величие этого континента! – говорит водитель.

– Близок тот день, когда я умру, Хорст, – помолчав, изрекает старик. – Знаешь, какие бы испытания ни подсовывала жизнь, у нее для нас всегда припасен подарок. Даже у мучений есть предел. Для меня отход в иной мир станет праздником и освобождением.

– Весьма по-философски. Но разве вы прошли весь этот путь для того, чтобы сдаться? Стоит ли так делать, когда до решения ваших проблем остался один шаг?

– Глупости говоришь, я не намерен сдаваться. Но организму не прикажешь. У истоков причин смерти стоят физиологические особенности. Существуют необратимые процессы, которыми человек не в состоянии распоряжаться.

– Мы оба знаем, что ждать осталось недолго, – говорит Хорст. – Лекарство, останавливающее старение, Они скоро выдадут каждому.

Лабберт кисло усмехается.

– А ты допускаешь, что Их условие будет выполнено? – Воцаряется молчание. – Нет, фюрер не покинет Берлин, ни за что! – утверждает старик Лабберт.

– Пока об этом трудно судить, – парирует Хорст. – План спасения уже разрабатывается. В нужный момент останется только получить согласие.

– Говорю, не даст он никакого согласия! – слабым голосом протестует Лабберт. – Этот человек скорее покончит с собой.

– Вы мне однажды признались, что история предначертана, что крах Германии – это только начало национал-социализма, и что Гитлер заранее знал о грядущих событиях. Знал об Антарктиде, о тех, кто живет здесь. Что на этом месте будет основан плацдарм для будущего восстания, он тоже знал. Но как, скажите на милость, после всего этого он может допустить собственную гибель?!

– Поражение Германии действительно задумано как величайшая авантюра, – говорит Лабберт. – И в этом есть смысл. Однажды, спустя годы после ноябрьского путча 1923-го, Гитлер сказал: «Величайшая удача в том, что переворот не состоялся: в политическом плане нам нечего было предложить взамен». Эти слова можно переложить на Вторую мировую: уничтожив мироустройство планеты, мы не сможем возместить его чем-то более достойным. Национал-социализм пока не готов стать главенствующей мировой идеологией. Но его время наступит. Крах обличит недостатки. А что касается Гитлера, может, я и не прав. Но какого черта он выжидает, сидя в своем подземном бункере? Берлин окружен со всех сторон. С каждым днем выбраться оттуда все сложнее.

– Скажите, а зачем Им так сильно нужен именно Гитлер? Весь научный состав уже здесь. Политический – прибывает почти каждый день. К ним можно прибавить пять тысяч отборных мужчин и женщин, которые уже приступили к культивации будущего населения Антарктического Рейха. Все эти люди – чистокровные немцы. Мне даже становится стыдно за свою не совсем арийскую внешность, когда вижу их белокурые волосы и лучезарные лица. – Хорст добавляет обороты электродвигателя. – Между нами говоря, сам Гитлер – уже вчерашний день. Здесь найдутся более сильные, молодые и энергичные лидеры.

– Только он сможет объединить нацию.

– Слишком просто, чтобы быть правдой.

– На этот счет у меня есть собственные домыслы.

Лабберт закрывает глаза и уносится в Берлинскую ночь 1939 года. В тот кабинет, где он в последний раз разговаривал с Гитлером, когда среди пляшущих языков пламени в его глазах предстало нечто.

– Думаю, у этого человека есть то, чего нет у других, – после паузы добавляет старик. – Я бы хотел рассказать о том, что видел, но боюсь, после таких рассказов кто-то… а скорее, что-то меня уничтожит. Помнишь ночь в рейхсканцелярии, когда я встречался с Гитлером?

Хорст кивает.

– После той встречи меня преследуют какие-то темные силы.

Хорст на секунду поворачивается к Лабберту. Его лицо полно изумления.

– Считаешь, я из ума выжил? Сидит старикан, басни сочиняет? Но тот, кого я вижу, вполне материален, и действия его материальны. Он мне спать не дает. Бывает, встанет возле дверей и разговаривает своим скрипучим голосом. Я не знаю, о чем – слова непонятны. Одно знаю: это зло. – Голос Лабберта становится тихим. – Полагаешь, войну начал Гитлер? Как бы не так!

Автомобиль встречает на пути несколько блокпостов и въезжает в порт-причал. Это подледный купол. Его размеры оценить трудно, поскольку они гигантские. Если взглянуть наверх, где концентрируется бирюза искусственного свечения, у человека непривыкшего может закружиться голова. Зенит полусферы находится на высоте сто пятьдесят, может быть, даже двести метров. Диаметр пропорционален. Помещение имеет естественное происхождение, но по большей части оно доработано инженерами, проживавшими здесь задолго до появления людей из Германии.

С первого взгляда трудно понять, откуда под куполом свет. Наружную поверхность, занесенную снегом, от внутренней вершины отделяют десятки метров прочного, непроницаемого для солнца льда. Тем не менее, по всей внутренней поверхности равномерно распределяется свет, будто бы купол из стекла и находится под солнечным небом. Такого эффекта удалось добиться, используя специальные пластины, которые по отдельности напоминают экраны плазменных мониторов.

Шумные воды пресного водоема, похожего на плавательный бассейн, окружены бетонной каймой. Одно лишь приводит в смятение: таких огромных бассейнов нет, пожалуй, на всей земле. Вода в озере под цвет купола. Поверхность неспокойна: то там, то тут без конца что-то бурлит, булькает и клокочет. Все потому, что глубоко на дне ежесекундно бушуют горячие источники. С паром справляется вентиляционная система сквозного продува. Все же иногда над озером можно увидеть туманную дымку.

К центру окружности радиальными линиями выстроены узкие платформы-причалы. Возле некоторых из-под воды выглядывают рубки подводных лодок. В сотнях миль отсюда, там, где начинается ледяное побережье Антарктиды, субмарины погружаются и на малом ходу входят в карстовые тоннели. Их сеть поражает воображение. Но немецкие подводники пока знают только один путь – путь сюда! В 1945-м году этот причал является сердцем гидротранспортных сообщений.

Белый «Мерседес» останавливается на подъезде к озеру.

– Какой тяжелый воздух, – вздыхает Лабберт, выходя из автомобиля.

– А мне нравится влажность, – говорит Хорст. – Вот в Новом Берлине чересчур сухо.

– Сплошные крайности. Расскажи лучше, как поживает сынишка? Как фрау Гопп? Давно не заходил в гости.

– Мы всегда рады вас видеть. Фрау Гопп хорошо, сынишка тоже. В пять лет дети задают слишком много вопросов, герр Лабберт. «Папа, а что такое Антарктида?.. А правда где-то наверху тепло и там живут люди?.. Почему мы не живем вместе с ними?.. Папа, а ты был там?..» Иногда я не нахожу, что ответить на такие простые вопросы; ответов не знаю я сам.

– Мне жаль новое поколение, они растут под искусственным солнцем. Свое детство я вспоминаю с доброй печалью в сердце. Счастливое время в далекой теперь Германии, где розовые щеки мальчишек обдувал настоящий ветер. Мы резвились, играли в войну, гонялись за девчонками и влюблялись, не представляя, что бывает иначе. А какой станет молодежь, выросшая здесь? Они не знают ничего, кроме пропагандистских речей и идеализированного образа фюрера. Это как жить в коробке, где все время играет одна и та же пластинка.

– Придет время, и мы поплатимся за этот эксперимент, – опустив голову, произносит Хорст.

Лабберт пожимает плечами.

Издалека двое солдат в легкой антарктической форме отдают им воинское приветствие. Они прогуливаются по причалу, готовые встречать судно.

– Ну, и где эта чертова лодка? Кто-то опять перепутал время? – раздражается Лабберт.

– А вот и она! – Хорст указывает на характерное возмущение на поверхности воды. – Интересно, кто прибудет в этот раз?

– Сейчас узнаем.

– И сколько там золота? – спрашивает Лабберт.

– Полно! – отвечает человек в штатском. Он одним из первых покинул судно и протянул Лабберту удостоверение представителя Германского Рейхсбанка. – Там большая часть из того, что удалось спасти. Больше из Европы золота не будет.

Лабберт смотрит в сторону берега, где шумная команда матросов скользит удивленными взглядами по куполу.

– Они мне весь мозг прожужжали, – ухмыляется представитель банка. – Я с нетерпением ждал, когда покину этот подводный улей. Надеюсь, в Новом Берлине не так шумно?

– В Новом Берлине за чрезмерный шум могут арестовать.

– В какое жуткое время мы живем! Тут арестовать, там арестовать… – Смуглое лицо банкира лоснится в суррогатном свете купола. Он недолго молчит, затем шепотом спрашивает: – А там есть бордели? Понимаете, я почти два месяца без женщины.