Акула пера в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прошелся туда-сюда по кабинету, потом шагнул в мою сторону:
— Если это правда, Белозор… Знаешь… Я ведь в лепешку расшибусь, чтобы открыть тут производство мебели и сувениров из мореного дуба. У нас целое училище народных промыслов в Гомеле, там отделение резьбы по дереву… Выгребу подчистую пару выпусков, потом — буду выписывать целевые направления, мои кудесники уже здесь, на месте молодежь подучат… Станки закажу в ГДР! Придется, правда, с профилакторием повременить, но ничего — я всё отобью, у меня аппаратчики драться будут за дубровицкую мебель! Так вот, Герман Викторович — я по гроб жизни тебе это помнить буду, так и знай. Чем смогу, в общем…
— О чем речь, Николай Васильевич? — выдержал его взгляд я, — Вот хотите верьте, хотите нет — я хочу, чтобы Дубровица процветала. Если благодаря вовремя сказанным мной словам вы откроете новое предприятие, где будут работать дубровчане, получая при этом хорошую зарплату и занимаясь любимым делом — вот это и будет лучшей наградой. Я не умею строить дома, делать фанеру или добывать нефть. У меня есть только слова — и их я собираюсь использовать на благо своей малой родины.
— Вот как? — он глянул на меня с интересом, — И что — полное бескорыстие?
— Нет, отчего же? Цикл статей о новой фабрике, с начала строительства до первого стола, который появится в кабинете… Кого?
— Петра Мироновича! Вне всякого сомнения, — решительно кивнул Волков. — Я найду подходы. Да!
— Вот и моя корысть — выйду через вас на товарища Машерова… Может, и для него найдется у меня пара подходящих слов…
— Амбиции, однако, у вас, Белозор! Вы кем себя возомнили? — он улыбался, явно получая удовольствие от разговора.
— Глас вопиющего в пустыне… — невольно вырвались у меня слова, которые, будучи произнесенными в данное время и в этой стране, могли иметь самые печальные последствия.
Волков вдруг замер, испытующе глядя на меня.
— … Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!
— вдруг продекламировал он.
Повисла напряженная тишина. Я был готов поклясться, что этот необычный, проницательный человек имел на мой счет свое, особое мнение — и, скорее всего, недалекое от правды.
— Вы ведь очень сильно изменились в последнее время, да, Герман? — спросил он. А потом проговорил задумчиво: — Я очень рад, что мы с вами на одной стороне. Мы ведь с вами на одной стороне?
— Безусловно, Василий Николаевич, — я шел по очень тонкому льду, нужно было быть чрезвычайно осторожным, — Хорошо бы понять, кто еще на этой самой стороне, и быть уверенным что она — правая…
— То есть левая вас не устраивает? — хмыкнул он.
О чем вообще мы сейчас говорили? Надеюсь, что не о коммунизме, социализме, капитализме и прочих«…измах».
— Общемировая тенденция показывает, что правостороннее движение всё же для человеческой натуры более привычно и естественно, — вывернулся я, — Так что там насчет передовиков, Василий Николаевич? Я с пустыми руками в редакцию вернуться не могу!
— Будут вам передовики! Как вам насчет мужских профессий, на которых работают женщины? Например — крановщик козлового крана? Сварщица? Электрик?
— Роскошно! И название — «Такой сильный слабый пол Дубровицких ПДО» — нормально?
— Отлично. Это бы к восьмому марта делать, но где вы были восьмого марта? Спали? Как там говориться — сон разума рождает чудовищ? — он, черт побери, явно кое-что понял!
Знать бы еще что…
— Так что, Василий Николаевич — разрешите выполнять? Я побежал по цехам?
— Побежал он… — Волков подошел к письменному столу и снял трубку одного из нескольких телефонов. — Наталья Анатольевна? Из «Маяка» корреспондент пришел. Да, Белозор. Поводите его по нашему хозяйству, познакомьте с процессом… Ну, и к красавицам нашим заскочите. Третьякова, Помаз, Гапоненко. Да, пусть фотографирует что хочет, он свой человек, с понятием.
Телефон жалобно звякнул, когда генеральный директор ПДО обрушил не него трубку.
— Вот теперь — выполняй. У вахты тебя наш профорг встретит, доверяю ей как себе. Материал на согласование — ей, мне, сам понимаешь, не до того теперь будет.
Я понимал, поэтому сделав прощальный жест рукой, вышел за дверь.
— Извините… — остановила меня секретарша, — Я случайно услышала… А что это Василий Николаевич читал? Какие-то стихи? Очень красиво, я и не знала, что он поэзию любит…
— Это «Пророк» Пушкина, — сказал я, — Всего хорошего!
— Да-да, до свидания… — ответила слегка рассеяно эта изящная, почти тургеневская девушка.
* * *
По речной глади скользили водомерки, над камышами вился гнус, квакали лягушки. Я поочередно загребал с правого и левого борта двухлопастным веслом, высматривая знакомые места на обрывистом берегу Днепра.
«Ласточку» я одолжил у Анатольича. У товарища Сивоконя было аж две резиновые лодки: четырехместная «Лисичанка» — ее он использовал для рыбалки, и одноместная надувная байдарка — «Ласточка». Он ее вообще не использовал, лежала себе в сарае — «абы было». А вот мне — в самый раз, для одиночного сплава и кладоискательства.
И легенда неплохая — задолбался Гера, заработался! Все в редакции видели, как я вкалывал, какие баталии у нас развернулись с шефом по поводу материала о туебнях из ЗУБРа… Но — с разрешения ОБЛЛИТа и нефтяницкого генералитета — статью пропустили, и она наделала много шума, и полетели головы. Автоколонны пролюбливать — это не дизель из баков литрами отсасывать! Это уже перебор.
Учитывая еще несколько крепких статей — типа ПДОшных прекрасных дам и прямой линии Драпезы, и моих постоянных задержек после окончания рабочего дня — просьба о паре дней отгулов никого не удивила. Так и сказал:
— Уйду я от вас в одиночное плавание! Хотелось бы в кругосветку, но придется довольствоваться сплавом по реке…
Палатку и спальник я взял напрокат — на турбазе, продуктами затарился в магазине, а лодочку предложил Анатольич. Мол, так оно проще будет обратно добираться, скручу в скатку, и как-нибудь до Лоевской автостанции уж дотащу. Он вообще предлагал забрать меня на редакционной машине, когда будет возвращаться с полей вместе со Шкловским, но я отказался: не хотел, чтобы кто-то еще видел металлоискатель.
Конечно, стопроцентной уверенности в том, что я найду серебро с первого раза, не было — всякое может быть. Главное — знал точно: клады — есть! Лежат в тени вековых дубов горшки с древними монетами, дожидаются Геру Белозора, и никто их
