Астронавты - Станислав Лем

Мне становилось всё жарче, со лба стекал пот; и это было не только от волнения — термометр показывал шестьдесят восемь градусов по Цельсию. Лучше было отказаться от дальнейшего путешествия. Прогулка в таких условиях могла обойтись мне дорого. Я знал, что комбинезон пропитан веществом, поглощающим излучения, но он был слишком тонким, чтобы служить надёжной защитой. Сюда можно было идти лишь в специальном, гораздо более плотном снаряжении, со слоем камекса в качестве экрана. Такие скафандры у нас на «Космократоре» были. Когда я подумал об этом, мне пришло в голову что я, быть может, никогда больше не увижу «Космократор», но что всё же нужно, несмотря на это, идти дальше.

Между тем я шёл по кругу, выставив перед собою дуло индикатора. Излучение росло и падало скачками. Я заметил, что оно усиливается, когда я обращаю прибор к синеватым, стеклянистым стволам. Они были выше и толще других и стояли на некотором расстоянии друг от друга, так что я в своё стекло никогда не видел больше двух сразу. Я подошёл к такому стволу. Он был не такой прозрачный, как мне показалось сначала: эту иллюзию создавали искажённые отражения на его поверхности. Когда я приблизился к нему, красный свет внутри шлема так и запылал, словно кто-то живой предупреждал меня об опасности. Внутри ствола под прозрачным слоем тянулся узкий пояс, вернее цилиндрическая полоса неопределённого цвета: в зависимости от места, с которого на него смотришь, она казалась то чёрно-красной, то серебристой, как воздушный пузырь в воде.

Я поспешно отступил. Красный шарик постепенно гас, меняя цвет на тёмно-рубиновый. Теперь, зная уже, чего нужно избегать, я пошёл по азимуту, стараясь обходить подальше синеватые стволы. Вскоре они вовсе исчезли, но мой индикатор, более чувствительный, чем красный шарик, всё время показывал, что излучение, хотя и значительно более слабое, идёт от всей почвы. Радиация опасна не столько своей силой, сколько длительностью воздействия на организм. Поэтому шкала прибора градуирована в единицах времени. По ней я определил, что, не опасаясь неприятных последствий, на этом месте можно находиться не более получаса. Учитывая это, я прибавил шагу и вскоре очутился перед лабиринтом удивительных форм, не похожих ни на что ранее мне встречавшееся.

Минералы образовывали здесь круто поднимающееся, лапчатое нагромождение, усеянное большими выпуклостями и пузырями. Вероятно, так должна выглядеть мыльная пена под сильным увеличительным стеклом. Масса эта казалась необычной ещё и потому, что в неё было вплавлено множество серебристых шариков. Это можно сравнить с роем насекомых, залитых во время полёта волной жидкого янтаря. Я попытался взобраться на стеклянную возвышенность, но тотчас же сполз обратно. На миг мне показалось, что я в стране из сказки «Витязь под стеклянной горой». Потом я пошёл параллельно преграде. Кое-где она походила на затвердевшую морскую волну: это впечатление создавал её взлохмаченный бахромчатый гребень. К самой стенке «волны» подойти было трудно из-за множества клубков, похожих на стеклянных осьминогов. Они соединялись между собой висящими в воздухе ветвями, которые кое-где отвалились и устлали почву выпуклыми обломками. Я решил влезть на клубок в предварительно попробовал разбить один из них подкованным сапогом. Он треснул, но не развалился. Однако когда я поставил ногу на выщербленную поверхность и попытался подняться, остаток его оболочки рассыпался под моей тяжестью вдребезги, и я опять очутился внизу. Я повторил попытку в другом месте, но с тем же результатом, причём острые обломки чуть не разорвали мне комбинезон. Отказавшись от этой мысли, я отправился дальше. Прозрачная преграда тянулась широкой дугой и, судя по показаниям моего компаса, сворачивала на восток. Вскоре я очутился перед узким отверстием в стеклянной стене. В глубине его поблёскивало несчётное множество вплавленных в стекло серебристых шариков. Захваченный необычайным зрелищем, я приблизил лицо к отверстию, напоминающему огромную трещину во льду, — и остолбенел: оттуда на меня смотрело чудовище с заострённой головой и раскинутыми, как крылья летучей мыши, ушами. Нижняя часть его тела расплывалась в туманном облаке. Я отпрянул в испуге и лишь потом понял, что это моё собственное отражение, искажённое неровной поверхностью.

Я начал искать, за что ухватиться. С величайшими трудностями, используя каждую выпуклость, удалось мне вскарабкаться на гладкую стену. Невыносимый зной чувствовался всё сильнее; не помогало и электрическое охлаждающее устройство, вделанное в комбинезон, хотя я давно уже включил его. Я балансировал на цыпочках с раскинутыми руками, стараясь ухватиться хоть за какой-нибудь выступ. Меня вдруг поразило всё усиливающееся биение моего сердца: пульс стучал всё громче, громче, громче... Но это не был пульс!

Одним прыжком я очутился внизу. Не обращая внимания на скользящие под сапогами обломки, я бежал, чтобы найти место, откуда можно было бы увидеть всё небо. Высоко вверху светлела чистая молочно-белая пелена облаков. Гул медленно приближался, рос, усиливался. Между слоями туч просвечивало что-то длинное, округлой формы, как тёмная рыба. «Космократор»!

Как описать моё состояние! Я зову, кричу в микрофон, бегу к равнине, к самолёту! Больно ударяюсь о застывшие струи, падаю на колени, вскакиваю и снова вызываю ракету. Гул её становится другим. Корабль наклоняется носом книзу, входит в поворот, начинает описывать узкую спираль. Его тёмный на белом фоне корпус увеличивается. Из сопел вырывается огненный столб. Перепрыгивая от ствола к стволу, я вбегаю на необыкновенный стеклянный мостик, перескакиваю через неподвижно светящиеся обломки, а доносящийся сверху мерный шум двигателей растёт, переходит в оглушительный грохот и снова удаляется, затихает... Ракета всё время кружит на опасно малой высоте, но я не могу смотреть в её сторону: мне приходится обходить острые, торчащие, как мечи, кристаллы.

Вдруг дорогу мне преграждает груда стеклянных жил. Пробую перепрыгнуть через неё — пот стекает на глаза, дыхание прерывается, я не могу даже крикнуть в микрофон, — какая-то глыба рушится у меня под ногами, я теряю равновесие и падаю.

Вскакиваю, как сумасшедший, хочу очертя голову кинуться на преграду, как внезапно над самым ухом раздаётся тихий иронический голос:

«Спокойнее... пилот!»

Это говорит не радио. Это говорит голос во мне самом, и я сразу останавливаюсь. Здесь не пройти — нужно вернуться. Я снова пускаюсь бежать и слышу, как ослабевает рокот двигателей. Ракета расплывается в тучах, как призрак, шум двигателей переходит в низкий гул, всё слабеет, удаляется, ещё минута — и до меня уже не доносится ни звука, ни шороха. Только моё прерывистое дыхание отдаётся в металлической внутренности шлема, наушники всё время молчат, а вокруг светятся чудесными красками синие, жёлтые, красные кристаллы... И тишина, глубокая тишина!..