Ученик Рун (СИ) - Якубович Александр

Погода окончательно испортилась и теперь, чтобы видеться с Мартой, приходилось искать какие–нибудь заведения, где нас бы не стали задирать. Такое нашлось на самой границе верхнего города и доков, небольшой трактир при постоялом дворе, в котором, впрочем, цены немного кусались. Но не по моим нынешним доходам. Еще я купил себе новые сапоги на зиму, теплый плащ и смену рубахи и штанов, чтобы всегда быть в чистом. Кроме того я стал участвовать и в хозяйственных расходах в доме Осиора, выделяя на стол по пять серебрушек в день и еще одну — на дрова и стирку. Так что по итогам двух недель работы на рынке в моей мошне лежало три полновесных монеты и еще две дюжины серебрушек с горстью меди — заработок за полтора дня.

К концу третьей недели работы на рынке по очистке воды, мне поступило предложение, которое пришлось обсуждать вечером с учителем.

— Предложили лечить рабов? — переспросил Осиор, отрываясь от чтения.

Прямо сейчас учитель был в своем кабинете, за рабочим столом, заваленным бумагами и фолиантами. На неделе прибыл купец из столицы, который специально для моего учителя привез новые книги, которые потребовались Осиору в его работе. Учитель, как он сам объяснил, хотел быть уверен в том, что с подобными магическими бурями ранее не сталкивались, а для этого надо было изучить массу записей магов прошлого.

— Да, учитель. Ко мне сегодня подходил господин Канарат, ну, тот работорговец, что еще воду у моей шайки покупал, когда я…

«Жил на улице», — подсказал внутренний голос.

— Когда я был беспризорником, — закончил я.

— То есть ты считаешь, что он лучше других работорговцев? — спросил поясной маг, поднимая бровь.

— Ну, он никогда не бил нас, да и с плетью в руках я его не видал, — честно ответил я. — Воду для своих рабов он чистую всегда берет. Лучше или нет, но…

Это «но» было очень скользким. Я хорошо относился к Канарату, как не крути. Тем более я не до конца понимал ненависть моего наставника к работорговле. Для меня она была делом таким же обыденным, как и просто торговля капустой на рынке. В доках было достаточно рабов, как минимум на погрузочно–разгрузочных работах.

— А что за лечение? — спросил учитель, подаваясь вперед, что означало, что он окончательно переключился на нашу беседу и отвечать придется быстро и четко. — Чтобы несчастные потом попали на галеры? Такое ему надо лечение?

— Нет, учитель, — ответил я. — Насколько мне известно, в Нипс приплыл корабль с кибашамскими коронными купцами. Ну, так на рынке говорят. Они потом поплывут в Фарну, это Табийский порт, а дальше…

— Пойдут землей на родину, да, Рей, спасибо, я тоже знаю про этот маршрут северян, — раздраженно перебил меня Осиор. — Но какое это отношение имеет к твоим печатям исцеления?

Я чуть потупился.

— Ну, господин Канарат будто знал, что вы спросите, будто знает, что вы работорговцев недолюбливаете. Он просил передать, что меня будут просить о лечении женщин с детьми. Как раз тех, кого смотрят кибашамцы. Чтобы, значит, товар…

На этих моих словах глаза Осиора опасно сузились и я понял, какую оплошность допустил.

— Я хотел сказать, чтобы люди, рабы, в Нипсе не зимовали, а отправились на новую родину. Всем же известно, зачем кибашамцы покупают молодых матерей с детьми. Вырастить воинами гвардии.

Выслушав мои пояснения, поясной маг откинулся на спинку кресла и задумался.

— Говоришь, женщины и дети? Не гребцы на галеры? Просто пойми, Рей. Если ты сейчас вылечишь кого–то своей магией, а потом этот человек попадет на галеру или рудники как сильный и здоровый… Это ужасная судьба, ты же понимаешь? Лучше тихо угаснуть от лихорадки в бараке в окружении других рабов, чем сгореть прикованным к веслу, с иссеченной плетями спиной… А вот кибашамцы… Они делают хорошее дело, на самом деле. Знаешь, кстати, почему?

Я отрицательно покачал головой.

— Кибашамцы очень воинственный народ, Рей, — продолжил Осиор, сложив пальцы домиком, как он делал каждый раз, когда читал мне лекции по магии, — а край у них суровый. Великая Река или как ее еще называют, Золотая Фарда, их, конечно, кормит, как и воды северного моря. Но постоянные стычки с Эвторумом и Кифортом бьют по людям… Да и край там суровый, как тут, на югах, крестьянин семью на десять ртов не прокормит. Там хорошо если до зрелости трое детей доживают…

— А почему Фарду золотой называют? — спросил я.

— Так золото в ней моют, — легко ответил Осиор. — Всю историю Кибашама там ведется золотодобыча, камни драгоценные, опять же, россыпью на земле много где лежат. Слыхал про алмазы? Вот почти все там и добываются, у берегов Фарды. Собственно, за левый берег реки там война постоянно и идет. Соседям богатства кибашанцев покоя не дают. Вот они женщин с детьми сразу и покупают. Ведь если родила одного сильного и здорового — родит еще. Так и воюют.

— Так лучше ли такая судьба, чем гребцом на галере? — спросил я.

Осиор чуть подался вперед.

— Кибашамцы этим людям новую жизнь дают. В долг — но дают. Первый сын, который купленный, уходит служить на всю жизнь. А вот последующие — десять лет в строю и свободны, вольные люди. Так что нет, это не тоже самое. Потому что у этих людей есть выбор и шанс. Лучше быть солдатом с довольствием и товарищами по оружию, ведь им хорошо платят, чем махать киркой, пока не упадешь замертво.

— Так, получается, мне можно их лечить? — уточнил я, проследив за мыслью Осиора.

— Можно, — кивнул учитель. — Если у них есть шанс быть проданным кибашамским купцам, то конечно можно. Причем, по совести, даже бесплатно стоило бы лечить. Так что если будут торговаться — сбивай цену, но колдуй. Ты этих женщин и детей можешь от страшной участи спасти, Рей. Ты меня понял?

Что–то в словах Осиора было торжественное, важное. Он отнесся ко мне по–доброму, забрал с улицы и сделал своим учеником. Теперь моя очередь помочь кому–то избежать каторжного труда в поле или работы в публичном доме? Так?

Я быстро кивнул учителю и заверил поясного мага, что очень постараюсь, чтобы корабли северян увезли на континент как можно больше людей, если дело только в их физическом состоянии. Печать Ис была не простой, но не намного сложнее Бор. Скорее, просто требовательнее в плане магических сил. Но за последние недели я прямо почувствовал, о чем говорил учитель — колдовать стало значительно легче. Я тренировался и развивал свои каналы мага, то есть сейчас мне доступно намного больше, чем в самом начале моего пути.

Дело за малым. Осталось на практике проверить, скольких рабынь с детьми я смогу подлатать за ближайшие недели, пока кибашамцы стоят в порту, чтобы купцы обратили на них свое внимание и увезли с собой, на север.

Глава 18. Полфута разницы

Нипс был крупным рабовладельческим центром и прямо за рынком, между помостами и рыбными доками, вынесенными чуть дальше, стояли многочисленные бараки, которые купцы построили за свой счет или арендовали у городских властей.

Были это небольшие, но крепкие деревянные строения, отдаленно напоминающие воинские казармы. Вот только были у них и собственные отличия — запирающаяся снаружи дверь и полное отсутствие окон, чтобы рабы не могли сбежать ночью.

Зимовать в этих строениях было не приятнее, чем в старом амбаре, где я жил с ребятами до недавнего времени. Единственное отличие — мы были вольны разводить костер и греться у огня, пусть стены и были дырявыми. Рабам же доступа к огню не давали, так как возникала угроза пожара.

Впрочем, зимы в Лаолисе были не слишком суровыми — намного мягче, чем на континенте, а вода даже в лужах никогда не замерзала, кроме совсем уж холодных ночей. Так что невольникам выдавались тонкие вонючие одеяла, под которыми люди проводили большую часть времени.

Среди рабов удачей считалось попасть на помост. Это и прогулка, и свежий воздух и, если надо, мытье. Хозяева показывали «товар лицом», так что тех, кого выводили на сам рынок, чтобы продемонстрировать имеющийся ассортимент, мыли, одевали и всячески приводили в надлежащий вид. Я слыхал, что у некоторых были даже профессиональные «помостовые» рабы — те, кого почти никогда не продавали, но именно они привлекали своим видом и поведением покупателей из числа заезжих купцов или желающих обзавестись личной прислугой. Хорошо относились и к грамотным — эти невольники часто оказывались в благородных домах или при государственных конторах в качестве немых, но способных не только к физическому труду работников.