Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

Так он и плыл, не зная, как далеко до устья этой реки, не ведая, там ли конец его пути. Старался держаться близ берега, порой направлял плот длинной жердью, порой просто лежал лицом вниз, прикрыв глаза, вдыхая живой запах воды… Долгое время он не был даже уверен, по той ли реке, что прозвана Куштой, скользит его плот, знал лишь, что плывет на юг. А это – главное. И лишь увидев однажды над собой ширококрылую птицу, казавшуюся почему-то не белой, а черной, лишь услышав ее крик, убедился окончательно: да, это она, Кушта, что прозвана здешними охотниками на мамонтов не толькоКормилицей, но еще вдобавок и Черной Лебедъю.

Аймик понимал: рано или поздно, а с людьми все же придется встретиться. И желал лишь одного: чтобы это случилось как можно позднее (Пусть следующей весной. А лучше – летом.) И чтобы это были не дети Сизой Горлицы.

Неизбежное случилось раньше, чем надеялся Аймик. Как обычно, он лежал на плоту ничком и дремал, готовый мгновенно проснуться при малейшем изменении того, что происходит вокруг. Солнце, уже совсем холодное, осеннее, все же нагрело спину, а снизу веяло уже не прохладой – настоящим холодом. Ветра не было, и плот мерно покачивался, влекомый течением, раз за разом взбулькивала вода… Но вот покачивание как-то изменилось, и Аймик открыл глаза.

Впереди справа, уже совсем недалеко, в Кушту впадала какая-то другая река, а там, на косе, стояли люди и, прикрыв ладонями глаза, смотрели на плот и на Аймика. В руках – копья, но никто не делал угрожающих жестов, никто не хватался за металку.

– Эго-гой! – закричал один из них и замахал безоружной рукой, то ли приветствуя, то ли приглашая на берег.

– Эго-гой! – Остальные сделали то же самое.

Нужно было решаться, и Аймик решился. В конце концов, эти, с перьями на головах, явно не дети Сизой Горлицы.

Он вскочил на ноги и, схватив жердь, стал направлять свой плот туда, к косе…

Не поднимая оружия, Аймик сделал несколько шагов по галечнику навстречу вооруженным мужчинам и протянул им навстречу пустые руки. Затем, указывая на себя, четко произнес свое имя:

– Аймик. Сын Тигрольва.

Мужчина, стоящий чуть впереди остальных, демонстративно положил свое копье, приблизился к чужаку, так же показал свои ладони и сказал в ответ:

– Кайт!

И еще какие-то непонятные слова.

Кайт – мужчина средних лет, безбородый, как и остальные, лицо, прорезанное глубокими морщинами, испещрено вдобавок родовыми знаками. Одежда чудная, прежде не виданная. На голове странная шапочка, по-видимому, сплетенная из шерсти и украшенная черными перьями, среди которых одно белое. На теле не рубаха, а какой-то странный плащ, причудливым образом перекинутый через плечо и обернутый вокруг пояса; края его оторочены длинной бахромой, по-видимому, тоже сплетенной из шерсти. Штаны как штаны, но по бокам и у пояса их украшает такая же бахрома. Их нижние концы заправлены в короткие белые мокасины, перехваченные ремнями у щиколоток. Бросалось в глаза то, что одежда не была расшита костяными нашивками, зато раскрашена красной краской. Ни бус, ни бивневых браслетов, ни налобника, но на шее – какое-то сложное украшение из перьев и шерстяного плетения, а на руках браслеты все же есть, но они не из бивня, а из кожи и той же шерсти.

Подошли остальные мужчины. Безбородые, как и Кайт, в подобных же одеяниях (больше всего различались головные уборы… да и нашейные амулеты различны… и браслеты не у всех). При оружии, но это уже не важно: наконечники копий смотрят в небо или в землю, а их хозяева, переговариваясь между собой, рассматривают Аймика. Язык не знаком, но люди явно дружелюбны: то один, то другой, встретившись взглядом с Аймиком, кивнет ему и улыбнется… Значит – снова учить чужие слова, коверкать их произношение, путать порядок под дружный смех окружающих… Что ж, ему это очень хорошо знакомо; ему это даже нравится, особенно сейчас, когда… Будет чем занять долгие зимние вечера.

Аймик улыбнулся. Да, пройдет немало времени, прежде чем они научатся понимать друг друга настолько хорошо, что можно будет объяснить: он – Избранный Духами, ищущий тропу к этим Духам. Прежде чем…

…он снова станет изгоем.

Что ж, он все равно не будет оттягивать понимание. Даже если придется уходить невесть куда посреди зимы.

Так началось его знакомство со степняками. С детьми Ворона. Охотниками на бизонов.

Дети Ворона (люди Ворона — так называли они себя) большую часть своей жизни проводили в кочевье. К зиме – на юг, к лету – на север, по лишь им ведомым путям, зачастую сворачивающим то на запад, то на восток, среди голой степи. То соединяясь в большую группу, то разделяясь и расходясь – согласно лишь им ведомым законам. Но всегда – за стадами могучих круторогих зверей. За бизонами.

Бизонов Аймик встречал и раньше, отдельные стада этих животных появлялись зимой в окрестностях стойбища детей Сизой Горлицы; они с Хайюрром, помнится, добыли однажды хорошего теленка. Но такого обилия бизонов, как здесь, в степях, Аймик еще не видел. Он не предполагал даже, что такое вообще возможно: стадо, закрывающее собой весь край земли; движущаяся живая лента! Но именно за таким стадом, хотя и на почтительном расстоянии, двигались к югу люди Кайта, принявшие Аймика, тогда еще безъязыкого, еще усваивающего лишь первые слова чужой речи.

Они даже не пытались охотиться, просто шли и шли, задерживаясь на кратких ночлегах. Шли, как принято везде и всюду: женщины и подростки волокли тяжелую поклажу, несли маленьких детей, окруженные вооруженными отцами и старшими братьями, готовыми защитить их от любой опасности. Аймик понимал, что в охоте нет нужды, что Большая Охота уже состоялась: об этом красноречиво говорили волокуши, на которых громоздились бизоньи шкуры, мешки с вяленым и копченым мясом. Все же дивное, невиданное прежде стадо притягивало, манило к себе его, охотника. Хотелось размяться, хотелось показать этим людям (вовсе не страшным; совсем не таким, как их представляют охотники на мамонтов) свое умение, продемонстрировать удар Разящего (здесь луков не было ни у кого, только копья и только с костяными наконечниками). Но когда он жестом выразил свое желание, Кайт остановил его так резко и взгляды охотников были столь суровы, угрожающи даже, что Аймик понял: он чуть было не нарушил какой-то важный Закон этих мест. Как мог, он постарался выразить свое сожаление и раскаяние, – и вновь добродушные улыбки, обильная еда на привалах, обучение языку.

Обучение языку… Степнякам оно представлялось веселой игрой: на привалах Аймика учили все наперебой: и охотники, и женщины, и дети. Чтобы объяснить значение некоторых слов и фраз, порой разыгрывались целые сценки. Особенно старалась одна черноглазая девчонка, чем-то напоминающая Айюгу, совсем молоденькая, но, судя по рубцам, уже прошедшая Посвящение. Она теребила Аймика даже тогда, когда ему было уже не до чужих слов, не до пояснений, – завернуться бы с головой в свое старое одеяло из оленьей шкуры и спать, спать… Дело кончалось тем, что Кайт шлепал непослушную пониже спины и говорил что-то такое, от чего та, смеясь, убегала прочь.