Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом - Андрей Жуков

Большевики все больше наглели и чувствовали свою полную безнаказанность — от противостояния Керенского и Корнилова выиграли только они, став наиболее значимой политической силой России. Все большевики, арестованные после событий 3–5 июля, были выпущены на поруки. Был среди них и Лев Давидович Троцкий, который с этого момента становится главным организатором октябрьского переворота. Время, отведенное Временному правительству, вышло — отсчет шел на дни. Унгерн решает отправляться на Дальний Восток, куда приглашал его в свое время однополчанин есаул Семенов. У Семенова официальные властные полномочия от Временного правительства, можно действовать совершенно легально. Можно посмотреть, как дальше будут развиваться события, но не сидеть сложа руки, а готовить армию, готовить войска, которым, возможно, в будущем предстоит установить порядок и спокойствие в ныне распадающейся на глазах России.

Глава 9

Даурия

В Забайкалье, к Семенову, барон Унгерн прибыл в самом конце трагической осени 1917 года. В Петрограде, как и предполагал Унгерн, Временное правительство не смогло практически ничего противопоставить большевицкому перевороту, став жертвой собственной политики соглашательства и примиренчества. Офицерский состав бывшей русской армии в массе своей пассивно наблюдал за происходящим. Отчасти это можно было объяснить — Временное правительство и его глава А. Ф. Керенский, после событий августа 1917 года, вызывали всеобщую ненависть и не могли рассчитывать не то что на существенную поддержку, но даже на простое человеческое сочувствие. Многие даже испытывали чувство некоторого злорадства. Конечно, было ясно, что Ленин и большевики — многократно хуже Керенского и компании. Но здесь руководствовались известной русской пословицей: «чем хуже, тем лучше» — для исцеления от болезни необходимо, чтобы революционный гнойник созрел и прорвался, тогда будет легче излечить больную Россию.

Вполне типичным для умонастроений многих русских офицеров можно признать следующее рассуждение командира 14-го армейского корпуса генерал-лейтенанта барона А. П. Будберга, занесенное им в личный дневник через день после того, как в Петрограде власть перешла в руки большевиков: «… нам егозить нечего, ибо стул у нас один — это наша ответственность за удержание своих боевых участков — с этого поста мы уйти не можем, а борьба партий, в которой нам нет и не может быть доли, это не наше дело; сейчас мы только профессионалы, охраняющие остатки плотины, прорыв которой немцами может погубить Россию.

Есть, конечно, другой исход: ударными частями арестовать армиском[21] и вмешаться в борьбу за власть, но при данной обстановке это бессмысленно по соотношению сил и гибельно для интересов фронта, так как немедленно вовлечет его в эту борьбу. Единственный исход в том, что, может быть, миражи мира и беспечального жития, сулимого большевиками, скоро рассеются; тогда наша задача состоит в том, чтобы собрать и организовать все благоразумные и все инертно-пассивные элементы для того, чтобы, когда наступит подходящее время, вступить в борьбу с известным шансом на успех… Советы же, комитеты и комиссары пусть занимаются политикой и пасут, как умеют, свое бурливое стадо…»

Дальнейшее развитие событий показало, сколь слепы и малодушны были те, кому предстоит возглавить Белое дело. Мы еще неоднократно будем обращаться к дневниковым записям барона А. П. Будберга, и не только потому, что генерал-лейтенант Будберг служил во время Гражданской войны на Восточном фронте, занимал видные посты в Белом движении и оставил интересные и ценные свидетельства о бароне Р. Ф. Унгерне, атамане Г. М. Семенове, положении в Забайкалье и в Маньчжурии… Главное заключается в том, что благоразумный и системный генерал-лейтенант белой армии барон А. П. Будберг являлся полной противоположностью внесистемного генерал-лейтенанта белой армии барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга. Оба были, безусловно, честными людьми, оба ненавидели большевизм, не искали с ним компромиссов и понимали, что победить его можно только с оружием в руках. И настоящей трагедией всего Белого дела стало то, что во главе его оказались исповедовавшие «умеренность и аккуратность» генералы, подобные Будбергу, а действительно харизматические лидеры и вожди вроде барона Унгерна, атамана Семенова, атамана Анненкова (в частности, Анненков с глубоким презрением относился к большинству колчаковских генералов, называя их «старым хламом»; известен еще один его отзыв о генералах Ставки Верховного правителя: «Большая часть спекулянты, остальные алкоголики»), генералов Дроздовского и Каппеля старательно вытеснялись на периферию, искусственно маргинализировались, и в результате многочисленных интриг «в верхах» даже натравливались друг на друга… «Дневник» барона А. П. Будберга, отражающий типическое умонастроение образованного, интеллигентного, антибольшевицки настроенного генерала, помогает нам понять, почему так неуютно чувствовали себя большинство колчаковских офицеров, оказавшихся волею судеб в частях под командованием барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга.

Самому Унгерну тактика «сидеть и выжидать», пока советская власть сама не восстановит против себя население России, представлялась неприемлемой и порочной. Как мы уже отмечали, в большевиках Унгерн видел не только (вернее, даже не столько) политическую силу, сколько демоническое порождение темных начал «зла и хаоса», которые, по его словам, уничтожают и растлевают «саму душу народа». В борьбе с силами зла преступно занимать выжидательную позицию, преступно дискутировать о способах и методах борьбы. Известно, к чему привели уже подобные дискуссии… Да, нет приказов начальников, нет единого руководства. Керенский — ничтожество и отвратителен. Большинство генералов пассивны… Но неужели русские офицеры должны жить и действовать только по распоряжениям сверху, а не проявлением духа и дел снизу? Нет возможностей бороться? Необходимо найти такие возможности, нужно создавать их самому!

Путешествие по железным дорогам через охваченную великой смутой Россию только убеждало барона в правильности его выбора. Железнодорожный транспорт, еще недавно составлявший гордость России, пришел в полнейшее расстройство. Коридоры вагонов были заполнены «товарищами», ехавшими со всевозможных фронтов: расхлябанные, нахальные, с постоянной матерщиной на языке, типичные представители пролетариата и деревенского босячества. Многие ехали с винтовками и ручными гранатами. По дороге встречались поезда с вагонами без стекол, с выломанными дверями. Выходившие на своих станциях «товарищи» тащили все подряд: оконные занавески, коврики, вспарывали мягкую обшивку купе, снимали дверные ручки, выковыривали медные гвоздики… На революцию большинство старых солдат-фронтовиков смотрело с точки зрения перехода к ним земли, поднявшегося беспорядка, в большинстве своем не одобряли. Все ждали и желали получить в полную и неотъемлемую собственность по сотне две десятин на брата. Роман Федорович старался не привлекать к себе излишнего внимания и избегал вступать в дорожные разговоры, но однажды не выдержал и поинтересовался, что получится, если раздать все церковные, помещичьи и государственные земли? Солдаты не ответили, смотрели со злобой и недоверием.[22]