Без пяти минут беременна - Амалия Март
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаю, – укладываю голову на его плечо в знак поддержки.
А что? Я правда понимаю. Не хотелось бы, чтобы мама с моим парнем мутить начала. Даже в какой-то другой вселенной, где нет моего отца.
– Кстати, Рина мне сказала, что все произошло после вашего расставания. Наверное, это снимает с них часть вины.
– Я тоже слышал эту версию, – кивает.
– И не веришь в неё?
– Не знаю. Думал, что такое невозможно. Чтобы вот так встретились случайно и – бах – химия, буря, безумие, роман. Думал, они просто шифровались хорошо и долго.
– Не веришь в химию, бурю, безумие?
Даня поворачивается вполоборота и цепляет ладонью мое лицо.
– Верю, – говорит так проникновенно, что и я – верю.
И смотрит так… что я снова верю. Все-таки его глубокий мир, когда он не прячется за очками, рассмотреть проще. Не зря говорят, что глаза – зеркало души. Сейчас я тону в ней и всплываю в радостной эйфории.
Мы целуемся. Много. Пока окончательно не замерзаем, пока сумрак не сменяется густой вечерней тьмой. На каждом светофоре по пути домой, а потом долго-долго у моего подъезда.
Томительно-сладко, упоительно-чувственно. По-новому. По-другому. Словно глубже, доставая до самого дна друг друга.
Ощущая невероятную легкость, я взбегаю по ступеням к квартире, когда часы уже безжалостно бьют полночь. Доставил домой, как Золушку. Губы печет от затяжного терзания, пульс грохочет на шее, висках и в груди. И мне хорошо, очень, очень хорошо.
И только когда дверь за мной закрывается с тихим щелчком, я понимаю, что снова упустила идеальный момент. Даня раскрылся, дал всего себя прочитать, а я так и осталась наедине со своей дурацкой тайной-не тайной.
Эта мысль щемит не больше секунды, потом я снова прижимаю пальцы к горящим губам и вспоминаю, что завтра будет новый день. У нас еще много, много дней. Времени полно.
Глава 34. Бабочки средней прожарки
– О, господи, ты еще и поёшь! – Сонька закатывает глаза и тут же матерится. Тушь, заботливо нанесенная ей секундой назад на правый глаз пейзажно отпечатывается на веке. – Черт!
Я окидываю взглядом кухонный стол, превратившийся сегодня с утра в косметическую станцию, и замолкаю. Хотя видит бог, это не просто, душа требует не сдерживать рвущиеся мотивы и петь. Желательно в голос и с чувством, какую-нибудь до приторности попсовую песенку.
– Что значит еще? – открываю бутылку с водой и опрокидываю в себя.
– Еще ты храпишь, – выговаривает мне подруга, снова берясь за тушь.
– Врешь!
– Ага. Как паровоз. У меня ни один мужик так не храпел. Я была вот настолько от того, чтобы воспользоваться подушкой не по назначению, – сужает пальцы до сантиметра, выразительно морщась.
– Вот так и пускай постояльцев по доброте душевной.
Опираюсь на кухонную стойку и снова присасываюсь к бутылке, восполняя утренний баланс воды. В который раз про себя подмечаю, что Сонька неважно выглядит, ей бы тоже не помешало разбудить организм стаканом воды. Хотя ее состояние можно списать на стресс последних дней и недосып. Это я живу на топливе неожиданной влюбленности, ей же переключиться даже на легкий романчик некогда. Не припомню, когда у нее тот самый не храпящий мужик в последний раз был.
– Пойдешь со мной на пробежку? – закидываю удочку.
Спорт – это же готовые эндорфины. Просто бери и получай счастье из воздуха.
– Извини, не могу, у меня проблемы с ногами, – кисло говорит подруга, закидывая в косметичку весь многочисленный арсенал со стола.
– Боже, какие?
– Они присоединены ко мне, а я не люблю бегать.
Вот коза. Но хоть чувство юмора пока не пропало, всё не безнадежно.
– Чего встала тогда в такую рань? – кидаю взгляд на часы, проверяя, не опаздываю ли я. Все-таки пробежка – это ритуал, который помогает не убивать людей по утрам.
– Потому что мне, в отличие от некоторых, не давали бумажку, в которой написано, что можно опаздывать.
Встает из-за стола и плетется в комнату, с зажатой подмышкой косметичкой. Огромная такая. Как пол моей квартиры.
– Ты бы хоть предупредила, что по утрам невыносима, я бы морально подготовилась, – бурчу, следуя за ней. – Витаминки тебе, по ходу, не помогают.
– Прости, – выдыхает, скрываясь в недрах шкафа. – Чё-то на нервяках последнее время, – появляется с зажатой в руках рубашкой. Моей. – Можно я возьму? Мои вещи как из задницы.
– Ну бери. Только она тебе великовата будет.
Мы и по росту отличаемся и по объемам. На ней совсем как балахон повиснет.
– Отлично. Спасибо.
И скрывается в ванной.
Я натягиваю штаны, спортивный топ и свободную футболку поверх. Ставлю себе на телефон таймер и лезу в сумку за наушниками, готовясь к тренировке.
– Слушай, меня терзает вопрос, – в проеме появляется Сонька в моей рубашке. На удивление, ей, оказывается, есть что в нее упаковать, а мне всегда казалось, ее достоинства куда скуднее. Хорошо шифруется.
– Ну.
– Где ты откопала эти ужасные шторы?
– Эй, - возмущаюсь я. - Классные шторы. Это вообще единственное, что мне позволили в этой квартире поменять, ты же знаешь бабушку.
– Меня от этих мелких цветочков мутит.
– Ой, все, иди на работу, несносная ты женщина, – выталкиваю ее из комнаты. – Я теперь тебя с бокалом вина буду будить, чтобы ты накатывала и человеком сразу становилась.
– Лучше купи нормальный кофе!
– Куплю, куплю, пошли, я провожу тебя до остановки.
Школьный стадион, истоптанный мной вдоль и поперек, как раз недалеко.
Я провожаю ворчливую Соньку до автобуса и посвящаю сорок минут утренней тренировке под плейлист для бегунов. Душевная легкость соединяется с легкостью в теле и на работу, в кои-то веке, я радостно лечу, а не ползу от безвыходки.
Будет совсем странно написать Дане смс? Типа: «с добрым утром»? Или: «выспался?» Или еще рановато бомбить его смайликами с поцелуйчиками и своим неуемным вниманием?
Пока я кручу в руках телефон, подъезжает автобус и выбивает все эти мысли из головы. Меня снова заносит в салон поток людей, не желающих соблюдать цивилизованные очереди, и к моей груди прижимается чья-то лысая голова.
