Призраки Фортуны - Дмитрий Полетаев

Земля, которую они открыли, оказалась огромным островом. В те короткие моменты, когда небо светлело, дождь прекращался, а ветер разгонял молочный туман, остров открывал взору путешественников свои крутые горные хребты, поросшие вековым могучим лесом, какого промышленники до того никогда не видели. Алеутские острова, длинной, тысячеверстной грядой перекинувшиеся мостиком от Камчатки до Аляски, были практически голые. На них даже кустов-то не росло, не то что деревьев. А здесь могучие лесные массивы, в которых полным-полно дичи — и охотничьей, и промысловой. Водились олени, кабаны, медведи, голубая арктическая лисица, соболь, норка. Реки и речушки изобиловали рыбой. Отливы оставляли на берегу несметное множество съедобных ракушек. Но самое главное — морского бобра было в избытке! В общем, после многих месяцев скитаний по бурному морю вновь открытая сибиряками земля показалась им «молочными реками с кисельными берегами».

Правда, имелось одно маленькое, но досадное обстоятельство. Остров был довольно густо заселен племенами североамериканских индейцев, которые пришли сюда с Большой Земли, лежащей далее на восток. Причем местные аборигены, в отличие от замороженных алеутов, были ребята горячие.

Но тут, как рассказал Шелихов, им чрезвычайно повезло. Спустя два дня после их прибытия наступило солнечное затмение. Посреди бела дня все погрузилось во тьму, налетел страшный ветер и распугал несметные толпы воинственных дикарей, которые стали уже окружать беспечно высадившихся на берег путешественников.

В общем, несколько поспешно заключил Шелихов, были грозные битвы, но были и общие радости. Например, путешественники основали на острове школу, где стали учить аборигенов Слову Божьему и житейской мудрости. Никто из дикарей не знал, как запасать на зиму продовольствие. Ничего удивительного, что вскоре все население острова просилось под протекцию государыни, о которой индейцам поведал Шелихов. Всем хотелось жить в достатке и благоденствии, так же, как и жителям далекой и сказочной страны, лежащей там, куда уходит солнце.

В мае 1785 года Шелихов с женой оставили бухту Трех Святителей, которую они назвали так в честь своего корабля и где основали поселение, и пустились в обратный путь. Поселение они оставили под присмотром грека Деларова и казака Самойлова, снабдив их всем необходимым. Решили в связи с дальностью и трудностью пути сделать это поселение постоянным. Промышленники здесь будут заниматься добычей морского бобра, а Шелиховы и Голиков снабжать их всем необходимым, раз в год забирая заготовленную пушнину.

Почти три месяца ушло у Шелиховых, чтобы доплыть на уже изрядно потрепанном судне до Охотска. Затем еще восемь, чтобы добраться до Иркутска. И вот теперь, благодаря стараниям своего сотоварища, Шелихов надеялся предстать перед императрицей и поведать ей необычную историю своих странствий.

— Матушка-государыня не верит, что американские земли можно забрать под российскую корону? Так мы ей покажем, что это уже сделано!

Чай давно остыл в стакане. Николя и забыл про него, слушая, затаив дыхание, размеренную речь купца. Шелихов говорил о том, что он обоснует на этом острове, который местные называли Кадьяк, новый город. Построит школы, вымостит улицы, заложит церковь. На свои деньги привезет туда священников и, обратив местное население в лоно Православной церкви, будет скромно надеяться, что государыня по достоинству оценит старания его.

С этого момента Николя словно очнулся. Если ранее он лишь безмерно удивлялся чудесам, о которых вещал словоохотливый купец, то теперь вдруг почувствовал, что ухватил ту идею, ради которой и пожаловала эта троица в столицу.

«Привести аборигенов в лоно Православной церкви! Такого еще не слыхивали!»

Промышленные ватаги еще со времен царя Ивана Грозного шагали через Сибирь, огнем и мечом подавляя сопротивление местных народов. При этом, собирая подати в виде пушнины, или, как они ее называли, ясак, обогатились целые поколения «первооткрывателей». Империя лениво и вяло тянулась в хвосте этих не в меру бойких первопроходцев, нехотя закрепляя за собой новые территории. При этом никто не собирался тащить с собой попов и насаждать дикарям православие. То, о чем рассказывал Григорий Иванович, было действительно чем-то новым!

Николя исподтишка взглянул на Шелихову. Та внимательно слушала мужа, отпивая чай из фарфоровой чашечки, кокетливо отставив розовый мизинец.

«Пожалуй, только она могла такое придумать, — подумал Николя. — Купчине самому до того вряд ли додуматься!»

— А что бы вы хотели получить от императрицы, Григорий Иванович? — осторожно спросил он Шелихова.

— Будем челом бить да просить высочайшего соизволения, чтоб получить в управление вновь открытые земли на правах монопольных, — просто ответил Шелихов.

— И почему вы думаете, что императрица вам такие права пожалует? — не сдавался Николя.

— А потому, что по-другому-то и нельзя, Николай Петрович, — наконец пришла на помощь мужу Наталья Алексеевна. — За два года, что мы прожили на Кадьяке, несметное количество бостонских судов, а то и французских да гишпанских, у нас под носом шастали. Дикарей горячим вином опаивали да мушкетами снабжали, на нас натравливая. Бобров у нас под носом набивали. А как территории-то эти российскими окажутся, так и порядок можно будет навести. И зверя морского не только бить нещадно, но и охранять, да потомство новое множить!

Николя с восхищением смотрел на Шелихову. Все в ней было невероятно. Красота, манеры, речь, а главное ум — строгий, логичный, почти государственный!

— А отчего вы, Наталья Алексеевна, вместе с мужем вашем, с Григорием Ивановичем, на прием к императрице не пойдете? Ваши качества… э-э-э… я хотел сказать, качество вашего ума недюжинного, — быстро поправился, краснея, Николя, — должны произвести на ее величество изрядное впечатление!

— Вот именно поэтому и не хочу, мой милый Николай Петрович, — ласково глядя на Николя и помешивая в розетке варенье, произнесла своим особым, грудным голосом Шелихова. — Качествами, которые вы изволили перечислить, в России может обладать лишь только одна особа, коронованная. А поскольку она у нас еще и женского полу, то мне лучше будет довериться, как и положено мужниной жене, своему супругу. И качеств моих, которых вы от любезности вашей приписали мне столь великое множество, не выпячивать. Не так ли, Григорий Иванович? — И Шелихова, поведя мраморными плечами, поворотилась на мужа.

«Да, с такой-то женой далече уплыть можно! — в который уже раз за этот вечер подумал Николя. — А ведь, пожалуй, и Синод, прослышав про возможность присоединения к православию множества новых народов, скорее всего, может поддержать это начинание! Да и Коммерц-коллегия не должна отказать… Теперь и действительно все дело, пожалуй, только за монаршим словом…» — с восхищением глядя на Шелихову, отметил Резанов.