Сила любви - Мари Кордоньер

Отец смотрел на нее, сморщив лоб. Флёр, признающая свою ошибку, имела такой трогательный и непривычный вид, и вообще его ли это Флёр стоит перед ним и смотрит затуманившимся взглядом вдаль, механически вращая вокруг пальца тяжелый перстень, кажущийся явно слишком большим для ее руки? Его ли это дочь, потерявшая прелесть детской наивности и превратившаяся в очень красивую взрослую женщину?

— Что это за перстень у тебя на пальце?

— Ты его не узнаешь? Он принадлежал бабушке, которая и подарила его мне незадолго до смерти. Это все, что осталось у меня из моих драгоценностей. Наверное, сейчас Диана де Пуатье носит те нитки жемчуга, которые ты мне подарил к моему пятнадцатилетию.

— Ты получишь все обратно. Но этот перстень лучше припрятать. Это не простое украшение, которое можно выставлять на всеобщее обозрение.

Нечто подобное говорил ей и муж. Флёр невольно прикрыла перстень рукой, как бы защищая эту драгоценность. В прикосновении к нему она нашла для себя какую-то силу и утешение, и именно в этом она нуждалась сейчас особенно сильно. Ибо внутренний голос шептал ей, что еще не все миновало!

Глава 19

Флёр де Сен-Тессе, графиня де Шартьер, пыталась скрыть свое нетерпение. Вернувшись в Фонтенбло под надежным присмотром своего отца, она, однако, до сих пор еще не получила возможности упасть в объятия своего супруга. Строгая изолированность от двора создавала впечатление, что власти поставили перед собой задачу исключить любые контакты Флёр со всеми прочими придворными. Даже Виола де Монтень не получила разрешения встретиться с ней.

— Как ни жаль, но придется тебе подчиниться официальному приказу о твоем удалении от двора, — спокойно заявил отец. — Тебе велено упаковать личное имущество, а затем, после прощальной аудиенции у королевы, вам с графом надлежит немедленно покинуть замок и отправиться в то место, в которое будет велено. Таково распоряжение короля, и ты не можешь ничего изменить.

— Зачем такие сложности? — запротестовала Флёр. — Почему бы мужу и мне просто не сесть в карету и не отправиться в путь?

— Потому что твое официальное подчинение этим санкциям является желанием Его Величества короля Генриха. Неужели твоя упрямая головка не в состоянии этого усвоить?

Флёр подчинилась выраженному этими словами призыву отца к повиновению. Никто не смел противоречить Рене де Параду, когда в его тоне слышался некий исключающий непослушание оттенок. Для Флёр время томительного бездействия завершилось, когда наконец пришел приказ явиться в рабочий кабинет королевы.

Флёр готова была покинуть роскошные апартаменты королевского замка без всяких сожалений. Эти покои видели слишком много ее слез, чтобы оставить о себе сколько-нибудь приятные воспоминания. Даже пережитые здесь часы любви ничего не меняли в ее отношении к замку. Ведь это была лишь насильственная, полная трагизма страсть, не имевшая ничего общего с теми интимными нежностями, которые она испытала в объятиях Ива лишь в ночь, проведенную в застенках тюрьмы.

Флёр хотела поскорее покинуть этот роскошный дворец, что и нашло отражение в тех стремительных шагах, которыми она, перегоняя отца, отправилась навстречу своему будущему, а также и в том своенравном движении, которым она высоко вскинула голову, словно желая одной только силой воли устранить наконец все препятствия на пути к отъезду.

Но все же ее шаги замедлились, а затем она и вовсе замерла, словно на полном ходу налетела на стену, как только вошла в украшенные роскошными коврами покои, где в большом мраморном камине плясали языки пламени. Катарина Медичи ненавидела осеннюю стужу в Фонтенбло, и в ее покоях всегда царило тепло, создававшее несравненно более уютную атмосферу, нежели во всех остальных помещениях замка.

Ив де Сен-Тессе стоял около камина с бокалом вина в руке и в столь небрежной позе, в какой она никогда еще его не видела. Их взгляды встретились, и они забыли обо всем на свете. Они видели только друг друга. Застыв в неподвижности, не переводя дыхания, углубленные лишь во взаимное созерцание, они наслаждались внезапно свалившимся на них счастьем. Эта сцена тронула сердце королевы, которая тоже на миг застыла, любуясь на них, пока наконец Рене де Параду, спешивший за своей дочерью, достиг цели и, немного задыхаясь, опираясь на свою трость, переступил порог рабочего кабинета Катарины Медичи.

— Вы?! — поразился граф и сделал шаг вперед. Лишь тихий смех королевы довел до его сознания, что это движение можно истолковать как намерение схватить незнакомца обеими руками за горло.

Располневшая флорентийка поднялась со стула за широким письменным столом и милостиво протянула руку Рене де Параду для почтительного поцелуя. На графа Шартьера она бросила насмешливый взгляд.

— Вижу, что с отцом вашей супруги вы уже знакомы. — Затем повернулась с легкой улыбкой к старому господину. — Добро пожаловать, сеньор де Параду, и простите вашей правительнице чрезмерное вмешательство в судьбу вашей красивой дочери. Как видите, причины для этого были серьезные!

Румянец, окрасивший щеки Флёр после этого замечания, вспыхнул и на лице ее мужа, вспомнившего, с каким страстным пылом он рассказывал этому господину про Флёр. С любовью, но и с наигранным пренебрежением к ее уму. Эта игра была неизбежна, ибо граф понимал, что ничего не понимающей в дипломатических интригах хорошенькой молоденькой графине подарят свободу скорее, чем умной шпионке, способной разбираться во всех деталях.

Теперь граф уловил также, в чем выражались следы того удивительного скрытого сходства между отцом и дочерью, которые так его озадачивали. Хотя по внешности Флёр едва ли чем-то напоминала отца, все же они удивительным образом имели между собой много общего. Это выражалось в какой-то особенной, таящейся во взгляде улыбке, в манере насмешливо приподнимать брови и выставлять вперед подбородок, как только приходилось защищать свою точку зрения в каком-то споре.

Ради всех святых! Выходит, это и есть тот человек, которого он, не зная, мысленно назвал торговцем, обвиняя в тщеславии; о котором думал, как о ловкаче, пославшем свою дочь ко двору искать подходящего мужа, способного придать дому Параду аристократический блеск. Этого человека он принимал за обычного, усердного в деловых операциях и жадного до наживы купца. Именно его, который, даже будучи одетым в простой бархатный костюм, выделялся среди присутствующих своим благородством и какой-то скрытой силой, исходящей от него. Сеньора, чье слово уважал сам верховный полководец Его Величества! И как же могло прийти ему в голову, что такое создание, как Флёр, происходит от вполне заурядных, обычных родителей? Разве есть при дворе другая женщина, которая сочетала бы в себе столь совершенным образом глубокий интеллект, прекрасную внешность, грацию и аристократизм?