Завещание майя - Стив Альтен

Доминика закрыла глаза, ее била дрожь.

Лицо Эдди снова появилось на экране.

— Куколка, послушай меня. Поминальная служба состоится через два дня. Я бы хотела, чтобы ты вернулась домой.

— Я приеду. И немного поживу дома, хорошо?

— А как же твоя интернатура?

— Это уже не имеет значения. — Она вытерла слезы. — Эдди, мне вправду так жаль…

— Просто приезжай домой.

Серое небо угрожающе хмурилось дождевыми тучами, когда Доминика вышла из лифта на бетонный пол подземной парковки на Голливуд-бич. Обойдя несколько автомобилей, она открыла водительскую дверь «пронто-спайдера» и швырнула чемодан на пассажирское сиденье. Глубоко вдохнув запах моря и дождя, нырнула за руль.

Доминика включила зажигание, нажала кнопку стартера и прижалась лбом к рулевому колесу, ожидая, пока противоугонная система и контроль безопасности закончат анализ.

Из мертв. Он погиб, и это моя вина. Она крепко зажмурилась, качая головой. Это все моя чертова вина.

Включился CD-плеер.

Активировалась заранее настроенная программа виртуального диджея. Бортовой компьютер автомобиля проанализировал температуру ее рук, лежащих на рулевом колесе, интерпретировал ее настроение.

Включилась «Золотая коллекция» «Doors».

Подумай хорошенько. Погода была тишайшая, а Из слишком опытный моряк для того, чтобы просто так позволить катеру утонуть. Что-то ужасное, что-то непредвиденное должно было произойти там.

Знакомые звуки ударных и дробный звон тарелок вплелись фоном в ее мысли. Навязчивая восточная гитара присоединилась к ним, словно отражение ее тоски, одновременно горькое и утешительное.

Перед ее мысленным взглядом промчались воспоминания об Изе. Глубокая печаль лирической композиции и безысходная тоска утраты снова толкали ее на грань. Она разрыдалась, а голос Джима Моррисона эхом отдавался в ее ушах:

«Это конец, друг прекрасный.Это конец, мой единственный друг…»

Зачарованная этой повторяющейся эпитафией, она подняла голову с рулевого колеса, глядя, как первые капли дождя разбиваются о ветровое стекло. Доминика закрыла глаза, и воспоминания об Изе и Эдди, о Мике пронеслись перед ее мысленным взором.

— Выглядишь уставшей, детка…

— Просто приезжай домой…

«Ты заблудилась в пустыне боли…»

— А если бы я не был… заключенным. Если бы мы встретились при других обстоятельствах. Думаете, вы могли бы полюбить меня?

«И все дети сошли с ума,

Все дети сошли с ума

В ожидании дождя, принесенного летом».

— Четыре Ахау три Канкин. Вы ведь знаете, что это за дата, правда, Доминика?

— Вы верите в Бога?

— Выглядишь уставшей, детка.

— Вы верите в существование зла?

«На городской окраине небезопасно…»

— Дом, да сделайте же что-нибудь! Кратер Чикшулуб, время же уходит, время уходит…

— Помни, что ты всего лишь ты, один-единственный человек. И ты не можешь спасти весь мир.

— Время уходит… и все мы погибнем!

— Ты не можешь спасти весь мир…

— Время уходит…

«Отец, я хочу убить тебя…»

Не мы раздаем эти карты, и не мы выбираем, садиться ли за игровой стол. Но мы несем полную ответственность за то, как разыграем свою раздачу.

Мотор «спайдера» ожил, заставив ее вздрогнуть.

«Это конец…»

Она выключила музыку, вытерла слезы с глаз, глядя, как дождь заливает ветровое стекло, и уставилась на свое отражение в зеркале заднего вида.

Мы несем полную ответственность за то, как разыграем свою раздачу.

Еще несколько минут она продолжала смотреть прямо перед собой. Постепенно боль утраты вытеснил план действий. Она взяла трубку телефона, встроенного в панель автомобиля, и набрала номер рабби Штейнберга.

— Это я. Нет, все еще внизу. У меня есть еще кое-какие важные дела, которые нужно закончить до отъезда на Санибел, и мне понадобится ваша помощь.

14

Черный «пронто-спайдер» свернул направо, на Двадцать третью улицу и, развернувшись, припарковался у телефонного столба на обочине, по соседству с восьмиметровой белой железобетонной стеной. Эта боковая улочка с северной стороны клиники шла на запад еще пару кварталов и заканчивалась тупиком у заброшенной текстильной фабрики. Район был безлюдным, улица — пустынной, только фургончик «додж» стоял в конце квартала.

Доминика вышла из машины, чувствуя, как по венам несется адреналин. Она открыла багажник, удостоверилась, что вокруг никого нет, и вытащила пятнадцатиметровый моток толстой белой нейлоновой веревки. На расстоянии тридцати сантиметров друг от друга на веревке были завязаны узлы. Сделав вид, что осматривает правую пятку, она привязала один конец веревки к телефонному столбу, потом снова полезла в багажник.

Открыв большую картонную коробку, Доминика достала полуметровую радиоуправляемую модель вертолета. Между маленькими колесиками для посадки на днище модели был маленький зажим, имитация настоящего. Доминика закрепила в нем последний узел свободного конца веревки.

Хорошо, а вот теперь не облажайся. Веревка должна зацепиться за колючую проволоку.

Она завела моторчик вертолета, и тот взвыл, вращая лопастями. Игрушка пошла вверх, унося за собой тяжелую нейлоновую веревку. Доминика старалась направить вертолетик так, чтобы он вертикально завис над стеной, выбрав всю длину веревки.

Вот так, медленно и плавно…

При помощи джойстика она направила вертолет через стену во внутренний двор, потом нажала кнопку, открывающую зажим, чтобы выпустить узел.

Свободный конец веревки упал во двор, середина скользнула между кольцами колючей проволоки и легла на верхний край стены.

Великолепно. Вперед! Доминика двинула джойстик вправо. Вертолетик помчался к заброшенной текстильной фабрике в конце улицы, поднялся над крышей и исчез. Доминика выключила пульт радиоуправления и едва различила вдалеке звук разбивающегося об землю пластика.

Захлопнув багажник, она забралась на водительское сиденье и повела автомобиль к парковке для персонала.

Доминика взглянула на часы: 22:07. Еще есть немного времени. Она открыла отделение для перчаток, достала оттуда перегоревшую свечу зажигания и храповик, заглушила мотор, вышла и подняла капот «спайдера».