Девушки - Вера Щербакова

— Встречай бригадира, Варенька!

Сима похудела, стала как будто взрослеё. И вдруг на глазах у всех начала худеть Фрося, словно из солидарности к подруге. Расплывчатые черты лица её приобрели выразительность, взгляд утратил наивное, детское выражение.

— Поработаешь со мной годик и тоже бригадиром пойдешь, — говорила Сима, — видя Фросино усердие.

Комова, осмотревшись на своей новой работе диспетчера, тоже осталась весьма довольна ею. Она должна была обеспечивать поток деталями из кузницы, заранеё проверив там, что они куют: нужны ли им типы.

Работа живая, всегда на людях.

— Хожу и проталкиваю, хожу и проталкиваю, — рассказывала Тамара Белочкину. — Со мной считаются, потому что знают, кто я! — с высокомерной ноткой в голосе добавляла она. — Что же, работа, как говорится, не пыльная, а денежки текут. Жить, Левушка, можно!

Поток работал теперь в две смены, а третья — ночная, предоставленная слесарям-ремонтникам, — обеспечивала бесперебойную работу дневной и вечерней. Ушедшие когда-то с потока рабочие вновь просились на него; заработки здесь повысились, а работа стала менеё утомительной и требовала определенных знаний. Лишь на немногих станках, где не совсем еще ладилось, оставались станочники, чтобы присматривать за автооператорами. Но повсеместно обслуживали линию уже одни наладчики. Тут были наладчики со стажем и начинающие — патриоты потока, вчерашние станочники, окончившие специальные курсы.

Поток давал теперь продукцию сверх проектной мощности, и производительность его все увеличивалась а увеличивалась с каждым днем.

Дело оставалось за государственной комиссией — принять его. Однако Титов, не переставая, работал над совершенствованием потока. Вместе с чувством уверенности в свою удачу росли и чудесные, необъяснимые силы ума и таланта. Уже новые смелые замыслы зрели в душе Титова. Он работал ночами, урывками днем, пока еще ни с кем, даже с Варей, не делясь своими мыслями.

Ивану очень хотелось, чтобы Варя побывала у них. Он тяготился, был недоволен теми коротенькими, на людях или в кино встречами, которые как будто вполне устраивали девушку.

Варя пришла к нему в восьмом часу вечера и застала дома Вассу; был обеденный перерыв второй смены. Иван спал на кровати: лег отдохнуть не раздеваясь, прямо на одеяло, снял лишь ботинки. Черная голова его

рельефно выделялась на белой подушке, лицо закрыто согнутой в локте рукой, будто не спит, лишь делает вид, а сам подглядывает: так вначале показалось Варе.

— Спит, спят, — промолвила Васса. — Умаялся за день-то.

Она пригласила Варю на диван к столу, заставила снять туфли и поставила их на батарею, узнав, что у гостьи озябли ноги. Варя села в свою любимую позу, поджав ноги, и потому должно быть сразу почувствовала себя как дома.

Поощряемый взаимной симпатией, быстро завязался разговор о приезде Марьи Николаевны: что пишет, когда ждать? Васса по-своему, весьма бурно, — все соседи и товарки были оповещены о достоинствах выбранной племянником невесты, — переживала предстоящую женитьбу Ивана. Лучше девушки, по мнению тетки, грешно было и желать. Молодец Ванюшка! И все же была одна тучка в этом безоблачном настроении Вассы: где после свадьбы поселятся молодые? В комнате Вари вместе с приехавшей матерью или у неё? Ведь она, хотя и тетка, но, как ни говори, заменила Ивану мать, так что права у них с Марьей Николаевной почти равны.

— Мамушка, — сказал сегодня Вассе Иван, — льщу себя надеждой и уповаю, — он вдруг захохотал, обняв тетку. — Фу ты, какая торжественность, глупею от счастья… Одним словом, так: мы с Варей переселяемся в свою комнату, которая, да будет тебе известно, не за горами: после Нового года обещают. А ты и её мамаша, милости просим, — наши постоянные гости!

«Ну и горю, конец! — подумала Васса. — По крайней мере, никому не обидно. А молодоженам нет лучше, как зажить сразу своей семейкой: больше будет ладу и согласия».

Иван между тем давно проснулся, но лежал не шевелясь, изподтишка наблюдая за теткой и Варей.

«Вот два человека, самые родные мне и близкие», — думал он, вслушиваясь в их разговор.

Тетка тронула за плечо Ивана.

— Вставай, я ухожу на работу, — сказала она. — Спишь, а у нас Варенька в гостях!

— А я и не спал вовсе, но думал, что ты мне снишься, — сказал Иван. Он поднялся и подсел к Варе, ему хотелось обнять её. Но непонятная ему самому робость внезапно овладела им. Тогда он осторожно прижался лицом к её волосам, спадающим на спину.

Варя улыбнулась и встала с дивана.

— Ну что же, угощать-то будешь? — спросила она. — Соловья баснями не кормят, а то уйду.

— Буду, буду! — вскричал Иван и побежал на кухню ставить чайник.

Вернувшись, он стал искать в буфете консервный нож, чтобы вскрыть банку. Но то ли тетка его куда засунула, то ли Иван так искал его, — нож не находился. Тогда Иван схватил столовый и, недолго думая, со всей силой стукнул ножом по банке. У Вари дрогнули брови.

— Сумасшедший! — сказала она с укором. — Ну кто так делает?! Не прячь: вижу, обрезал…

Она нашла под, бинт и перевязала ему руку. Иван с нескрываемым удовольствием отдался её заботам. Она пили чай, сидя за столом друг против друга, впервые в непривычной для них домашней обстановке.

— Теперь скоро всегда будем вместе, — сказал Иван, понимая без слов, о чем сейчас может думать Варя. — Я не говорил тебе, что мне дают комнату… Ты не возражаешь?.. — Он не докончил фразы, опять помешало волнение.

Варя сдержала улыбку.

— Возражать против комнаты? — переспросила она несколько врастяжку, со скрытым лукавством и, словно прислушиваясь к чему-то, немного наклонила набок голову, — жест, бесконечно нравящийся в ней Ивану, — Нет, конечно, не возражаю.

— Я не о комнате, Варенька. Я о том, чтобы быть нам всегда вместе… — перебил он её тихим голосом ч вдруг, собрав всю свою решимость, с какой-то незнакомой, отчаянной улыбкой полушепотом выпалил ей —

Мне все не верится, что ты меня любишь.

Счастливым румянцем окрасились щеки Вари, а взгляд, обращенный на Титова, засветился нежностью. Варя молчала, тронутая силой его любви и сомнений, которые не так давно мучили и её тоже. Сейчас в комнате Ивана, где висел на стене её портрет и лежали её ботинки с коньками, которые он брал точить, — все говорило о том, что она незримо жила с ним тут, и он думал о ней, может быть, каждую минуту.

«Глупые мы с ним оба, вот что!»— размышляла Варя, мысленно обещая впредь никогда не давать волн своим ревнивым чувствам.

— Вот уж не знала, Ваня, что полюбила Фому-неверующего, — проговорила она с улыбкой и поспешила пригнуться за спинку рядом стоящего стула. — Ой, ой, спасайся кто может!

Титов подскочил к Варе, схватил её за руки, притянул к себе, подняв со стула, и стал пылко целовать лицо и волосы.

Варя не отстранялась от его ласк, но когда он поцеловал её в губы, затем слегка отодвинулся, вопросительно всматриваясь в её особенно прекрасное сейчас лицо, она улыбнулась ему невеселой, тревожной улыбкой.

— Ты боишься меня? — спросил он с бесконечной нежностью и восхищением, прозвучавшим в его голосе.

Варя, не отвечая, стремительно прижалась головой к его плечу. Он тихонько засмеялся и прильнул щекой к её светлому затылку, от которого шел тонкий, чуть уловимый аромат ржаного свежего хлеба. Теперь он знал, как пахли её волосы.

— Пойдем, Ваня, погуляем лучше, — пробормотала она, делая попытку высвободить свою голову.

Иван не сразу отпустил её; он взял её голову в обе руки, бережно поцеловал в глаза.

— Теперь пойдем, если хочешь, — покорно согласился он и, в свою очередь, предложил — Давай на коньках покатаемся?

И вот они, оживленно переговариваясь, шли на тот самый заводской каток, где катались еще в довоенный год.

— А знаешь, Варенька, я ведь и тогда был уже влюблен в тебя, — говорил Иван, вполне серьезно веря, что так оно и было на самом деле.

Он часто в минуты раздумий о Варе возвращался к этой понравившейся ему мысли, убеждаясь в ней все болеё и болеё. Всю его жизнь Варя была с ним, так думалось теперь влюбленному Титову.

Варя засмеялась звонким, переливчатым смехом: так она стала смеяться недавно, в пору счастливой своей любви.

— Никогда не поверю, что можно было влюбиться в мои школьные косички, — не соглашалась она. — Мне припоминается другое…

Варя пристально посмотрела на Титова лукавыми, смеющимися глазами. Он сразу смутился и запротестовал:

— Нет, нет!

— А я говорю: да! Ты провожал в те времена с катка черненькую, низкого роста девушку. Как сейчас её вижу. Кто была она!

— Не помню, совершенно не помню! Вероятно, вместе учились в техникуме. А возможно, это Пина, жена нашего Виктора Георгиевича.

— Значит и ты за ней ухаживал?

— Что ты! Никогда! Просто Виктор не ходил на каток, а она ходила, и он поручал мне провожать её.