На крыльях - Петроний Аматуни

— Так и сделаем, — успокоил его руководитель полетов. — Кроме того, вы сократите стоянку в Харькове, а в Москву прибудете по расписанию.

— Это другое дело, — пробормотал инженер, — Великолепно! Разве я говорил, что сомневаюсь в этом? Нет, абсолютно нет, я так и думал...

Выяснив обстоятельства происшествия, руководитель полётов пожал Дединцу руку.

* * *

Аэродром был закрыт низкой облачностью более трёх часов. За это время в соседних портах собралось много самолётов и теперь предстояла напряжённая работа: надо было принять их за короткий срок.

Но облачность не рассеялась, а только приподнялась выше предела, определяющего минимум лётной погоды аэропорта.

Вскоре начали прилетать самолёты. Они тянулись вереницами с разных концов. Чёткость и быстрота решали успешность работы всех наземных служб. Многое зависело и от самих командиров прилетающих самолётов, от их грамотности, сообразительности и сноровки.

Все они летели в облаках, не видя ни друг друга, ни земли, но должны были соблюдать очерёдность захода на посадку... Для этого в каждом порту есть «зона ожидания», в которой самолёты, с определенными курсами, ходят либо взад-вперед, начиная от дальней приводной радиостанции, либо — по большому прямоугольнику («коробочке») длиной несколько километров — где как, но не друг за другом, цепочкой, а каждый на своей высоте — друг над другом. Получается огромная «этажерка», в которой четыре-пять «полочек» с просветом между ними в триста метров. Каждая такая «полочка» тоже называется эшелоном.

Когда Николай Фёдорович Дединец вошёл в зону ожидания на самолёте Л-4985, ему достался, конечно, самый верхний эшелон. Под ним находились ещё две машины, а третья (самая нижняя) уже заходила на посадку.

Неотрывно наблюдая за показаниями радио- и магнитного компасов, чтобы в каждое мгновение точно знать местонахождение своего самолёта относительно дальней приводной радиостанции, Дединец одновременно чутко прослушивал эфир. По командам с земли и кратким докладам других командиров кораблей он вскоре так отчётливо представил себе, что происходит в зоне ожидания, будто воочию видел каждый самолёт.

Затем он уточнил силу и направление ветра, чтобы полностью подготовиться к пробиванию облачности при заходе на посадку.

— Ветер боковой, справа, — сказал он второму пилоту. — Угол сноса пять градусов.

С земли разрешили заходить на посадку ещё одному самолёту, и когда он начал выполнять схему пробивания, все самолёты, по очереди, стали снижаться на один эшелон.

— Мы вторые на очереди, — сказал Дединец. — Теперь надо узнать, где нижний самолёт...

— 48-70,— послышалось в наушниках, — где находитесь?

— Я, 48-70, делаю первый разворот, высота 300, — услышали они.

— Он, оказывается, под нами! — сказал второй пилот. — Мы тоже сейчас на первом...

— Вот это и плохо, — ответил Дединец. — Он пройдёт дальнюю и зайдёт на посадку, а нам придётся сделать ещё одну «холостую» коробочку, потерять на этом семь-восемь минут и задержать остальные самолёты над нами.

— Надо отстать.

— Правильно. Но как?

— Сбавим скорость.

— Сейчас это нам уже ничего не даст. Поступим по- другому: выполним сейчас половину «коробочки»... А тот самолёт будет делать «коробочку» полностью и таким образом мы от него отстанем.

Сделав второй разворот, Дединец летел к третьему развороту не полторы минуты, как обычно, а тридцать секунд, после чего сделал третий разворот, четвёртый и снова занял исходное положение над дальней приводной.

Теперь они делали первый разворот, а самолёт 48-70 уже подошёл к третьему.

— 49-85, где находитесь?

— На первом, — быстро доложил по радио Дединец.

— Занимайте высоту триста и заходите на посадку вслед за бортом, — приказал руководитель полетов.

Равномерно снижаясь, они подошли к третьему развороту на высоте 300 метров, а впереди летящий самолёт уже приземлялся.

Через две-три минуты сел и Дединец. Благодаря его сообразительности и уменью было сэкономлено семь-восемь минут!

— В зоне ожидания, — сказал Дединец второму пилоту, — надо прежде всего определить, где находится первый под тобой самолёт и, если возможно, пропустить его вперёд. Тогда руководителю полётов легко будет быстро разгрузить всю «этажерку» над аэродромом.

* * *

Высокая авиационная грамотность, общая культура, точность выполнения заданий и организаторские способности создали Николаю Фёдоровичу авторитет у товарищей. Командование выдвинуло его на руководящую работу: осенью 1952 года Дединец был назначен командиром.

... Своего командира пилоты привыкли видеть всегда там, где он именно сейчас, сию минуту, нужен. Он провожает свои экипажи в полёт, когда над землей нависает низкая облачность или когда уходят в первые самостоятельные рейсы молодые командиры кораблей.

Так же заботливо он и встречает прилетающие экипажи, контролирует их работу, проверяет состояние машин, беседует с пассажирами, чтобы учесть малейшее их замечание или пожелание, регулярно проводит разборы полётов с экипажами.

Его никогда не видят небритым, небрежно одетым или грубым и раздражительным, хотя работы у него тоже немало и неприятности бывают.

Ярким солнечным днем в Ростовском аэропорту приземлился самолёт и подрулил к перрону аэровокзала. Подкатили трап, из самолёта вышли пассажиры.

Радостное возбуждение не покидало их после воздушного путешествия и на земле. Они живо обменивались впечатлениями, вспоминали комические или казавшиеся им «страшными» детали полёта.

К пассажирам подошёл высокий светлоглазый человек в форме пилота гражданской авиации и с любопытством спросил:

— Как долетели, товарищи?

— Хорошо, — ответил за всех военный моряк. — Но... быстро очень!

— Не совсем понятно.

— Иными словами, так приятно было, что хотелось ещё лететь и лететь.

— Вон как, это другое дело.

— Ах, не говорите! После Харькова меня так укачивало, так укачивало, что я, вероятно, всю эту неделю буду ходить жёлтая-прежёлтая! — томно произнесла розовощёкая цветущая девушка.

— А по-моему, мы и в самом деле летели совершенно спокойно, — весело возразил молодой кавказец, нежно привлекая к себе свою юную красивую жену.

— Ещё бы вам замечать это, — строго сказала сухонькая старушка. — Всю дорогу ворковали, как голубки. Видать, на молодожёнов воздушные ямы не влияют...

— Я впервые был сегодня в воздухе, мамаша, — окая и говоря так, будто сообщая о чём-то весьма важном для всех присутствующих, обратился к старушке полный мужчина в серой шляпе, — и должен вам официально заявить, что отныне я безаппеляционный поклонник Аэрофлота! Я так прекрасно выспался за время полёта, что дома и то не испытывал такого блаженства.