Граф из Техаса - Джерина Кэрол

Лучи полуденного солнца, до этого закрытого облаками, неожиданно ворвались в комнату через распахнутое окно и озарили золотым светом их обнаженные тела. Прескотт почувствовал, что у него перехватило дыхание при первом взгляде на ее идеальную фигуру. Ему довелось повидать много женщин в своей жизни, но такую прекрасную он видел впервые.

Ее кудрявые черные, отливающие синевой, волосы каскадом ниспадали по спине, а одинокий локон, выбившийся из общей массы, придавал ей еще большее очарование. Чудом были упругие, словно из белого мрамора груди с розовыми как кораллы сосками, тонкая изящная талия, округлые бедра и длинные стройные ноги. Он должен сделать что-то действительно замечательное в жизни, чтобы заслужить это божественное создание.

Люсинда знала, что ей следует отвести взгляд от его обнаженного тела, но она была настолько восхищена его бесспорно мужественной фигурой, так охвачена страстью, что даже забыла о своей скромности. Она перевела взгляд на его грудь, где волосы были немного темнее, чем на голове и кудрявились вокруг его плоских мужских сосков, сходясь в центре широкой груди; затем посмотрела вниз от его пупка, где они были еще гуще и темнее вокруг его…

— О Боже!

— Спокойно, дорогая, — почувствовав ее тревогу, он поближе придвинулся к ней на кровати, где она сидела, поджав ноги. — Пусть это тебя не пугает.

— Но, Прескотт, он…

— Это просто я. Вот и все. Это то, что ты делаешь со мной.

— Но ведь я не делала этого. Правда?

— Разве ты до сих пор еще не знаешь, что одно твое присутствие делает это?!

— Нет, я не знала.

— Но не беспокойся. Все будет в порядке.

— Вопрос в том, будешь ли ты в порядке? Разве он не болит?

— Ты пока этого не можешь представить и понять. Это напряжение приятно и со временем пройдет.

Он сел на кровати, поджав под себя ноги, как и она, и протянул к ней руки. Проведя ладонями по роскошным волосам и остановившись на шее, он ощутил хрупкие косточки позвоночника под ее гладкой как атлас кожей. Взглянув на нее, он не мог не заметить любопытства в ее глазах и в то же время таящуюся за ним легкую тень испуга. Он знал только один способ избавить ее от двух этих чувств. Его ладони стали медленно опускаться, пока не достигли кистей ее рук, которые были сжаты от волнения в крепкие кулачки. Он открыл их, медленно разжав каждый палец, и провел своими большими пальцами по ее чувствительным ладоням. Затем он поднес их к своему телу и положил к себе на грудь.

— Видишь? Просто обыкновенная плоть и кровь, дорогая. Это все, что я есть.

Он не был для нее обыкновенным, — подумала Люсинда, внезапно поняв, что она не способна объяснить это простыми словами. Твердость его мускулов, теплота его кожи, которая согревала холодные подушечки ее пальцев, и жесткие завитки волос на его груди абсолютно лишили ее дара речи. Но сильное биение его сердца произвело на нее самый большой эффект. Почувствовав, как стучит у нее в висках, она поняла, что их сердца бьются в унисон.

— Я хочу тебя, — прошептала она. — Но я никогда не делала это раньше. Я не знаю, что делать.

— Я знаю, дорогая, я знаю. Поэтому будем относиться к этому спокойно и без спешки.

Он наклонился к ней и поцеловал ее в губы, желая гораздо большего, но стараясь не торопиться, чтобы не навредить ей. Так как он никогда раньше не занимался любовью с девственницей, Прескотт считал, что они оба были в каком-то роде девственниками в этом особенном акте.

Целуя, он обнял ее и притянул ближе к себе. Ощущение того, что ее груди слегка касаются его груди, и при этом их соски становятся такими же твердыми, как и его, послало трепет возбуждения по всему его телу. «Только бы не сорваться и не напугать ее», — молился он, боясь испортить все поспешностью.

Касаясь своим телом ее обнаженной плоти, он нежно положил ее на спину и лег рядом, продолжая целовать, жаждущие поцелуя, губы. При этом его руки медленно гладили ее трепещущее тело, и туда, где только что были руки, скоро следовали губы и язык, находя и ощущая сладчайшие радости, которые он когда-либо испытывал в жизни.

Следуя примеру Прескотта, Люсинда начала исследовать его. Она еще не знала мужского тела и не догадывалась, что оно могло содержать так много тайн, которые она сейчас открывала для себя. Кожа на его спине была упругой, как мягкая хорошо выделанная шкура животного, натянутая на основу из твердого дерева, мускулы то напрягались, то расслаблялись, когда он наклонялся над ней. Проведя рукой по его бокам, она ощутила их ребристую поверхность, которая сразу напомнила ей стиральную доску, проложенную чем-то мягким. Его бедра были так же упруги и тверды, как и все тело. Позволив своим пытливым рукам опуститься ниже, туда, где внизу его плоского живота росли жесткие вьющиеся волосы, она, наконец, встретила то, что составляло его мужскую гордость.

Прескотт чувствовал, что теряет контроль над собой. Поняв, что он уже не сможет дольше выдержать этой сладкой пытки при столь быстром развитии событий, он с самозабвением отдался их взаимному желанию. Осыпая поцелуями ее лицо, длинную изящную шею, его губы продвинулись вниз к пышной груди и остановились на одном из ее твердых сосков. Прескотт начал нежно ласкать его языком. И, когда из глубины горла Люсинды вырвался тихий стон наслаждения, его рука, скользнув вниз, проникла в шелковое гнездо между ее ног. Почувствовав, как обильная влага омыла его пальцы, он понял, что Люсинда была готова к самому главному.

Он медленно отстранился от нее, нежным движением рук раздвинул ее ноги и, обняв, лег на нее сверху. Его легкое прикосновение к ее лону судорожной дрожью возбуждения отозвалось во всем ее теле. Сердце громко билось у нее в груди, и дыхание становилось все более прерывистым и тяжелым. Она ждала чего-то волшебного, что находилось где-то совсем рядом, в пределах досягаемости, и хотя решительно стремилась ощутить это волшебство, оно все время избегало ее. Теплое тело Прескотта вдавило ее в постель, и его твердая мужская плоть начала проникать через ее девственный барьер. Острая боль пронзила тело Люсин-ды. Она хотела закричать и остановить его, но сдержалась, понимая, что если сделает это, восхитительные ощущения, которые он доставлял ей, то чувство блаженства, которое охватило ее тело и душу, уйдут безвозвратно.

Но крик все же вырвался из ее груди, когда она почувствовала, что эта боль стала настолько сильной, что она, казалось, потеряет сознание.

Ощутив ее боль с такой же силой, как если бы она была его собственной, он поцелуем заглушил ее крик. Его язык проник в сладостные глубины ее рта в то время, как его орудие любви овладело ею. Остатки боли и страха исчезли без следа, когда он, заключив ее в свои сильные объятия, руками вплотную придвинул ее бедра к своим.