Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка - Владимир Тимофеев

Гул канонады, несколько часов назад казавшийся почти непрерывным, теперь слегка поутих, разбиваясь на отдельные фрагменты. Сериями разрывов, выстрелов, трескотней ружейно-пулеметного огня. Несмотря на окутавшую степь темноту, сражение всё еще продолжалось. Уже не такое ожесточенное как днём, но такое же беспощадное. Не прощающее ошибок, плюющее на заслуги и звания, не разбирающее ни правых, ни виноватых. С хрустом перемалывающее в своем адском чреве и необстрелянных новичков, и опытных ветеранов, и ревностных служак, и неисправимых разгильдяев, записных остряков и обиженных на весь мир мизантропов, трусов и храбрецов, старых и молодых, умелых и не очень. Всех, кто попадал в жернова. Всех. Не спасали ни ум, ни опыт, ни сноровка. Только удача. А еще твердость духа и способность идти до конца. Только это могло спасти. Только это давало шанс. Шанс выжить. И шанс победить.

К хутору Подсобное Хозяйство прорвалось всего два танка. Из целого батальона. Две "тридцатьчетверки". Без пехотного прикрытия, без связи, почти без боекомплекта и почти без сил. С уставшими, смертельно уставшими экипажами. А через пятнадцать минут боя их стало еще меньше. Идущий левее и сзади танк лейтенанта Маслова неудачно подставил борт. Снаряд немецкого орудия нашел подсвеченную заревом пожара цель, пробив полупустой топливный бак советской машины. Последовавший за этим взрыв паров солярки разворотил тяжелые броневые плиты, ударной волной проник в боевое отделение. А еще через мгновение сдетонировали остатки боезапаса. Пятитонную башню словно пушинку сорвало с погона и подбросило вверх, перекосив в воздухе. Всплеск огня и чудовищной силы удар практически расколол корпус среднего танка, похоронив под стальными обломками его обитателей. Танка, ставшего братской могилой для экипажа. Всех четверых бойцов.

И хотя командовавший головной машиной старший политрук Александр Постников, комиссар 215-го отдельного танкового батальона, тут же отомстил за погибших товарищей, уничтожив двумя выстрелами раскрытую позицию вражеских артиллеристов, никого спасти он уже не мог. Он мог лишь продолжать бой. В одиночку. Выполняя полученный два часа назад, пока еще цела была бортовая радиостанция, приказ. Приказ временно исполняющего обязанности командира бригады майора Фомичева. Прорваться к Подсобному Хозяйству, уничтожить немецкую ПТО, закрепиться на окраине. Прорваться удалось. Уничтожить — нет. Закрепиться? Пока неясно. Время пока оставалось. Сил — уже нет. Почти нет. Оставалась только надежда. Та, что умирает последней.

18 сентября 1942 г. Овраг возле хутора Подсобное Хозяйство.

Лейтенант лежал на земле. Молча, уткнувшись носом в траву. Мыслей в голове не было. Никаких. Кроме одной. "Не смог!"

Кто-то подошел, уселся рядом, похлопал по плечу.

— Вставай, лейтенант. Если живой, конечно.

Рывком оторвав тело от земли, Володя встал, подтянул ремень, осмотрелся. И хотя глаза не сразу не привыкли к темноте, "разбудившего" его человека летчик узнал. "Сержант!" Да, именно он сидел сейчас рядом на кочке, скрестив ноги, покусывая травинку. О чем-то сосредоточенно размышляя, скользя взглядом по дну заросшего бурьяном оврага. Хотя, возможно, лейтенанту это просто чудилось — ночная тьма скрывала детали.

Несмотря на навалившуюся вдруг духоту, Володя зачем-то поёжился и, нахлобучив на голову шлем, сел на соседний бугорок, согнув ноги, сгорбившись, упершись локтями в колени.

— Тебя как убили? — не поворачивая головы, поинтересовался Винарский секунд через десять.

— Свиридяк. Из пистолета, — ответил Володя и, тяжело вздохнув, уткнулся лбом в сцепленные в замок ладони.

— Да-а-а. Сволочь! — зло сплюнул сержант.

— Олю тоже, — мрачно продолжил летчик. — Что было дальше, не знаю. Там в ангаре еще Антон оставался. И майор.

Танкист поглядел на Володю, явно собираясь спросить что-то еще, но… так и не решился. Однако лейтенант его понял. Понял и ответил. Как мог.

— Про Лесю мне ничего не известно.

Винарский кивнул, секунд пять помолчал, а затем резко развернулся и крикнул куда-то за спину:

— Макарыч! Ты чего там возишься? Не нашел еще?

— Да нашёл, блин, нашёл. Вот она, железяка х… чертова!

Отряхиваясь от травы и колючек, мехвод подошел к командирам и сел напротив, так же, как сержант, скрестив по-турецки ноги. Поглядев испытующе на летчика, поинтересовался:

— Чудить больше не будете, товарищ лейтенант?

Володя покачал головой.

— Не буду.

— Ну тогда держите, — протерев рукавом ТТ, Макарыч протянул его лейтенанту.

— Спасибо, — поблагодарил летчик, сунул пистолет в кобуру и грустно заметил. — Жаль, патронов совсем не осталось.

— Не осталось, говоришь? — усмехнулся сержант. — А ты проверь.

Лейтенант выщелкнул магазин из ТТ и пересчитал патроны.

— Не понял. Откуда они взялись? Семь штук… и второй магазин тоже… полный.

Винарский хмыкнул:

— И мы сначала не понимали. Потом дошло. А, кстати, что это за хреновина у тебя под ногами?

— Какая хреновина? — удивился Володя, наклоняясь и шаря рукой по траве. — Черт! Это ж… это ж гранатомет. Мне его как раз перед вылетом Оля показывала. Ну, то есть, учила, как обращаться с ним.

— Ну, вот видишь, сам и ответил на свой вопрос. Что лучшее запомнил в том времени, с тем сюда и перелетел. И, что характерно, все живы-здоровы, а Макарыч, вон, даже руку себе подлечить умудрился. Такой коленкор.

Лейтенант неожиданно покраснел, а потом осторожно поинтересовался:

— А-а… а где мы сейчас?

— Лучше спроси когда? — вздохнул танкист, но всё же ответил. — На войне мы, брат. Опять на войне.

— На нашей? — зачем-то уточнил летчик.

— На нашей. В сорок втором. В разведку парни уже сходили… день, место, вроде всё то же самое. Правда, вынесло нас не совсем туда, куда надо бы. До хутора почти километр, так что, увы, придется прошвырнуться.

— Куда? — не подумав, брякнул Володя.

— Как куда? Немцев бить, куда же еще!? — изумился сержант. — Или у тебя, лейтенант, другие соображения имеются? Например, в тыл двинуть али еще куда?

— Да нет, ты что? Я с вами, — спохватился летчик, сообразив, что ляпнул что-то не то. — Я просто спросить хотел. Мы как, пешком пойдем?

— Зачем пешком? — хохотнул сидящий напротив Макарыч. — Вон он, танчик наш. Совсем как новенький. И внутри всё ладненько. Боезапас под завязку, приборчики всякие, рации, туда-сюда. Тоже, видать, "вспомнил", хм, лучшее из той жизни.

Лейтенант присмотрелся. Действительно, возле правого ската лощины стоял танк. Легкий Т-70, не замеченный поначалу в связи с темнотой.

Сержант же тем временем чуть привстал и гаркнул во весь голос:

— Эй, бойцы! Ну-ка давайте сюда. Оба. По-быстрому.

От склона оврага, позвякивая снаряжением, отделились две тени и бросились выполнять полученную команду. Подбежав, они застыли перед сидящим Винарским по стойке "смирно", потешно вытягивая шеи в попытке посмотреть на него "снизу-вверх".

— М-да. Ну чисто дезертиры какие, — неодобрительно пробурчал Барабаш. — Ремни висят, подсумки болтаются, оружием громыхают. Красноармейцы, мать вашу. Шашку мою куда дел!? — рявкнул он на Синицына. Боец, съежившийся под грозным взглядом мехвода, в ответ лишь виновато пожал плечами, не представляя, как правильно реагировать на все эти не совсем справедливые, но, в принципе, не лишенные логики упреки.

— Да ладно тебе, Макарыч, — улыбнулся сержант, поднимаясь с земли. — Парень молодец, в бою не струсил, а это главное. В общем, давайте грузиться, мужики. Отстающих не ждем…

— Блин! Ни хрена не видно, — раздраженно пробормотал Винарский, прильнув к прицелу, вглядываясь в темноту за бортом легкого танка.

— Ты прибор-то включи, — со смешком отозвался Макарыч. — Забыл ведь небось?

— Точно! — спохватился сержант. — Совсем забыл.

Едва слышно щелкнул тумблер. Панорамная сетка расцвела яркими и не очень пятнами серовато-призрачного сияния, мягкими полутонами силуэтов, теней, строчками встроенного в прибор дальномера. Видимость теперь была, как днем. Ну или почти как днем.

Переместившись к командирскому перископу, Винарский включил второй тепловизор и, осмотревшись, спросил самого себя:

— Интересно, как там наши? Никто не отстал?

— Все здесь, — хрипловатый голос в наушниках развеял опасения танкиста, но всё же заставил остановить машину и высунуться наружу.

Откинулась тяжелая крышка. Сержант, облаченный в подаренный лейтенантом Клёновой бронежилет, с трудом протиснулся в люк и окинул взглядом окрестности. Чернота вечера или, скорее, ночи, теперь казалась не такой уж и черной. Поднимающиеся время от времени и зависающие над полем боя осветительные ракеты, а также зарево пожаров, полыхающих в районе хутора и еще дальше к востоку, отражались неясными бликами на склонах оврага, траве, кустах, на стелющемся по земле мареве.