Точка Лагранжа - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, о компосте. Инженеры и конструкторы, разрабатывавшие проекты орбитальных станций и «Лунного города» не было необходимости думать о громоздких системах регенерации воздуха, воды и, уж тем более, органических отходов — и то, и другое и третье в изобилии можно доставлять с Земли «космическими батутами». Тем не менее, подобные системы имеются, видимо, в качестве аварийных — и часть времени, которое сидельцы в «Астре» проведут в комплексе, им предстоит прожить на регенерированных воздухе и воде.Любопытно, им хоть сообщили, что минимум одну неделю из шести запланированных им предстоит пользоваться водой, восстановленной, в том числе, из сами понимаете чего?
Кроме Бритьки в «ботаническом саду» обитает ещё один кандидат в практикующие психотерапевты — кот Том. Здесь его почтительно зовут «мистер Томас» — некрупный рыжий котик повышенной пушистости и на редкость покладистым — для котов, разумеется — характером. С новой соседкой мистер Томас познакомился в первый же час нашего пребывания в комплексе — сначала зашипел на неё, грозно выгнув спину и подняв трубой хвост, отчего, казалось, вдвое увеличился в размерах, но потом сменил гнев на милость и снизошёл до знакомства. Собака попыталась сунуться к коту мордой, отчаянно при этом виляя хвостом в знак дружелюбных намерений, за что и немедленно схлопотала по носу — к счастью, мистер Томас не стал пускать в ход когти, ограничившись таким предупреждением. И уже на второй день я застал обоих зверей спящими свернувшись калачиками, причём мистер Томас уютно устроился у Бритьки под пушистым боком, а та хозяйским жестом водрузила лапу ему на рыжую спину…»
И ещё несколько необходимых слов о наших пушистых спутниках. Одно из соображений против домашних питомцев на космических объектах — это шерсть. Действительно, за исключением редких пород, вроде кошек–сфинксов и мексиканских голых собачек, все они в той или иной степени подвержены такому явлению, как линька. А свободнолетающие в невесомости шерсть и пух лезут в дыхательные пути и глаза и, что куда хуже, способны забить вентиляционные жалюзи приборов или попасть на оголённую проводку. А если учесть непоколебимую уверенность Мистера Томаса что он, как полноправный хозяин «ботанического сада», имеет право свободного доступа в любой из помещений и в любой момент, а закрытый люк воспринимает как личное оскорбление и принимается противно орать, пока его не откроют — я, пожалуй, понимаю техников…
Нельзя не признать — соображения насчёт кошачьей и собачьей шерсти были актуальныраньше, когда в космос летали на ракетах и проводили недели, даже месяцы в условиях полного отсутствия силы тяжести. Теперь же, когда мы вплотную подошли к созданию станций с искусственной гравитацией, где, к тому же, будет одномоментно находиться не единицы, даже не десятки — многие сотни людей, так же масса являющихся источниками самого разнообразного мелкого мусора, пыли и, в том числе, волос — доводы эти не столь актуальны. И всё равно, техники, обслуживающие системы жизнеобеспечения «ботанического сада», косились на Бритьку и мистера Томаса с неудовольствием — «не могли выбрать что-нибудь помельче, и не такое пушистое, вроде хомяка или морской свинки»? Это они ещё не видели сибирских кошек или, скажем, собак самоедской породы и бобтейл — вот где шерсть…
26 марта 1976 г. Сегодня мы собрались в кают-компании (совсем небольшое помещение, куда ему до просторного общего зала в основной части «Астры») и попрощались с Димой Ветровым. Мой бывший артековский вожатый закончил курс специальных тренировок и завтра отправляется на в космос — и не на низкую орбиту, а сразу на геостационарную «Остров-1», чтобы принять участие в её строительстве.
Между прочим, это название — «Остров-1» — станция носит временно, лишь на этапе проектирования и строительства. Когда же она будет закончена, то будет называться «Гагарин». Это решение руководства Проекта — трём новым невиданным орбитальным объектам присвоят русские, американские и французские имена. Станция на геостационарной орбите будет, как я уже писал, будет носить имя первого космонавта Земли; лунную орбитальную станция, к строительству которой приступят в конце текущего года, назовут «Циолковский, причём наши журналисты уже успели приклеить к ней прозвище «Звезда КЭЦ», напоминающая и о калужском мечтателе, и о советском фантасте Беляеве. «Лунный город» получит имя «Армстронг» — по-моему, это справедливо... Ну а станцию, которую собираются-таки разместить в противоположной относительно Земли точке орбиты, по которой наша планета кружит вокруг Солнца, будет именоваться в честь французского астронома и математика Жозефа Луи Лагранжа, ещё в начале восемнадцатого века впервые предложившего решение математической задачи, из которого следовало существование этой самой точки.
Все мы читали — и в фантастике и в научно-популярных книжках — о дальних полётах к планетам-гигантам и астероидам, о всяких там «оверсанах» и кометных орбитах. Но когда я пытаюсь заставить себя поверить в то, что уже через год-другой люди будут работать в невообразимых трёхстах миллионах километров от дома, в точке расположения мифической «Противо-Земли»; что между мной и земным голубым небом будет пылать косматый раскалённый шар Солнца; и, главное, что я, возможно окажусь одним из этих счастливчиков — честное слово, дух захватывает...»
VI
Старт «орбитального автобуса» не произвёл на Диму Ветрова особого впечатления. Это было не так эффектно, как запуски первых кораблей по программе «космического батута». Обошлось без стартовых ускорителей, подбрасывающих контейнер с людьми вверх, сквозь «горизонт событий». Вместо них сработали сравнительно бесшумные гидравлические толкатели, и когда пассажиры опомнились после довольно-таки чувствительного толчка под мягкое место (при посадке объяснили, что ложементы, где они помещались в своих «Скворцах» устроены так, чтобы максимально смягчить нагрузку на позвоночник сидящего) и осознали, что уже находятся в невесомости. Если бы не привязные ремни, удерживающие людей, и не специальные защёлки, в которых перед стартом пометили чемоданчики системы жизнеобеспечения — Дима наверняка взмыл бы под потолок и принялся бы летать по кабине, наслаждаясь невиданными ощущениями. Но процедура выхода из «орбитального автобуса» была отработана до мелочей и подчинялась строгим правилам безопасности. Сначала над люком загорелся красная лампа, потом из потолка и стен выдвинулись на металлических кронштейнах поручни. Дима покорно ждал; снаружи раздалась серия металлических звуков, и сигнальная лампа стала жёлтой. Новые щелчки и поскрипывания, сигнал сменился на зелёный, люк дрогнул, и распахнулся. За ним висел в воздухе, держась за поручень,
