Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе - Артур Дойл

– Тогда и я так скажу, – прошептала она и прильнула ко мне.

Вот так все и случилось. Добавлю только, что если кто и потерял сокровище, я в ту ночь нашел его.

Глава 12

Удивительный рассказ Джонатана Смолла

Ожидавший меня инспектор оказался на редкость терпеливым человеком. Когда я открыл дверь кэба, он дремал, прислонившись к стенке. Однако, увидев пустой ларец, полицейский сразу же нахмурился.

– Плакала моя премия, – мрачно произнес он. – Нет сокровища, нет и денег. А мы-то с Сэмом Брауном, – это мой напарник, – уже придумали, на что потратим причитающиеся нам двадцать фунтов. Жаль, конечно.

– Мистер Тадеуш Шолто – человек богатый, он щедро наградит вас за труды, – попытался я ободрить упавшего духом инспектора. – Вы поймали убийцу его брата, а для него это важнее, чем сокровища.

– Оно-то все, конечно, так, – с сомнением проговорил инспектор. Мой довод его явно не убедил. – Да, плохо дело, – снова заговорил он. – Мистер Ателни Джонс будет недоволен.

Говоря так, инспектор как в воду смотрел. Когда мы приехали на Бейкер-стрит и показали Джонсу пустой ларец, тот едва не упал в обморок. Они с Холмсом и Смоллом только-только приехали. Изменив первоначальные планы, они все-таки решили сначала заглянуть в Скотланд-Ярд, и лишь после этого направились к Холмсу. Мой друг блаженно развалился в кресле, безо всякого видимого интереса наблюдая за Джонсом и Смоллом. Когда я показал ему пустой ларец, он весело расхохотался.

– Ты ответишь за свои штучки, Смолл! – бушевал Джонс. – Где драгоценности?

Смолл лукаво улыбался.

– За кого вы меня принимаете?! – внезапно закричал он. – А?! Или вы думаете, что я вот так преспокойно отдам вам камушки и золото, а сам отправлюсь на каторгу? Нет уж, дудки! Сокровище вам не достать! Они принадлежат нам – мне и еще трем заключенным, которые сейчас лежат в грязном бараке на Андаманских островах! И уж если мы не можем воспользоваться сокровищем, то и никому другому оно не достанется. Я все сделал так, как договаривались мы, отмеченные знаком четырех. Любой из нас четверых на моем месте поступил бы точно так же. Как, хотите спросить? Так слушайте. Когда я понял, что вы нас догоните, я выбросил содержимое ларца в реку. Уж лучше пусть сокровище поглотит тина, чем я отдам его в руки Шолто и его родичей. Драгоценности, ключ от ларца и Тонга – все лежат рядом. Темза – место надежное, оттуда драгоценности никто не украдет. Так что, джентльмены, придется довольствоваться только чугунным ящиком. Рупий сегодня не будет.

– Врешь! – рявкнул Джонс. – Смолл, – взмолился он, – ну скажи, что ты врешь. Э-э-э, нет, – лицо его приняло прежнее грозное выражение. – Шалишь, приятель. Если б ты, в самом деле, хотел выбросить драгоценности, ты бы выбросил их вместе с ларцом. Так легче от них избавиться.

– И легче доставать, – парировал Смолл, бросая на Джонса неистовый взгляд. – А я не собираюсь делать вам подарков. – Если у человека хватило мозгов выследить меня, – он кивнул в сторону Холмса, – то ему ничего не составит поднять ларец со дна Темзы. Сейчас же они разбросаны на расстоянии миль эдак в пять, и вам придется изрядно покопаться в тине, чтоб достать их. Признаюсь, что бросал я их с неохотой, но что делать? Нужно уметь не только выигрывать, но и проигрывать. И плакать я не стану, сокровище сгинуло, туда ему и дорога.

– Смолл, такой поворот меняет все дело, – голос Джонса был грозен. – Если бы ты помог следствию, то суд это учел бы при вынесении приговора. Сейчас же тебе не имеет смысла рассчитывать на справедливое решение.

– Справедливое решение? – язвительно воскликнул Смолл. – Да чихать я на него хотел. О справедливости заговорили… Где же тут справедливость, когда я должен отдать другим то, что по праву принадлежит мне? Я двадцать с лишним лет провел на Андаманах, умирал в лихорадочном бреду, страдал от ядовитых насекомых, гнил в бараке, сносил побои от охранников-индусов, которые рады поизмываться над белым. И все это ради чего? Ради того, чтобы отдать добытые кровью и потом сокровища Агры? Да с какой стати? Нет, не для этого я прошел сквозь Андаманский ад. Да я лучше сдохну в тропиках от голода и жажды или от отравленной стрелы папуаса, чем отдам сокровища, а сам отправлюсь в камеру. Сидеть в тюрьме и знать, что кто-то другой живет во дворце, построенным на мои деньги? Нет уж, благодарю покорно!

Маска невозмутимого стоика была сброшена, и мы увидели истинное лицо Смолла. Дикое, перекошенное ненавистью и злобой. Глаза его недобро горели, на дрожащих от волнения руках тихо звякали наручники. Я посмотрел на него, и по телу у меня забегали мурашки. Теперь мне было понятно, почему, узнав о приближении одноногого мстителя, майора Шолто охватил панический страх. Уж он-то знал, что жалости к нему не будет.

– Мистер Смолл, вы забыли одну существенную деталь: ничего из того, о чем вы здесь упоминаете, нам неизвестно, – невозмутимо вставил Холмс. – Мы пока еще не услышали ваш рассказ, потому не можем сообщить вам, сколь уверенно вы можете рассчитывать на справедливое к себе отношение.

– Я вижу, сэр, вы искренно хотите помочь мне. Хотя именно вам я обязан этими браслетиками, – Смолл пошевелил запястьями, и цепь наручников печально звякнула. – Но я на вас зла не держу, раз вы взяли верх, значит, так тому и быть. Ну, а коли вы хотите выслушать мою историю – извольте. Мне и самому надоело держать ее при себе. Слушайте и можете мне поверить – все, что я вам расскажу – истинная правда, Богом клянусь.

Родился я в Ворчестершире, в маленькой деревушке. Если не потрудитесь съездить туда, то увидите, там и по сей день живут Смоллы. Я частенько мечтал о том, как разбогатею – вернусь туда. Но, видать, не суждено… Семейство наше и мои родственники – люди все богобоязненные и приличные. Мелкие фермеры да мастеровые, люд невеликий, но известный и уважаемый. Я среди них считался выродком, – Смолл мрачно усмехнулся. – Бродяжничал, бражничал, ничем путным не занимался. Все хотел мир посмотреть, а вышло – перекати-поле, да и только. Когда мне минуло восемнадцать, я решил более не обременять своим присутствием семью и отправиться в Лондон наняться матросом. Только не получилось это у меня, подрался из-за девчонки. На корабль-то я попал, но только не как наемный матрос, а как рядовой третьего пехотного полка. Повезли нас в Индию… Ага, благодарю вас, – он взял обеими руками предложенный Холмсом бокал и отхлебнул из него. – Так вот, значит… Солдатом, впрочем, я был недолго. Месяца три я помаршировал да поколол штыком. Потянуло меня, дурака, раз искупаться в Ганге, ну и выкупался… Если б не наш сержант Джон Холдер, прекрасный, надо сказать, пловец, не разговаривал бы я с вами сейчас. Только залез я в воду да отплыл от берега, как – вот тебе раз, крокодил. Отхватил он мне ногу да так чисто, что твой хирург. Я сразу и боли-то не успел почувствовать, а когда почувствовал, то сразу пошел ко дну. Вот тут-то меня сержант и спас. Смелый парень. Бросился в реку, схватил меня за шиворот и доволок до берега. Пять месяцев я провел в госпитале, а когда вышел оттуда с деревянной ногой, меня сразу же комиссовали из армии как непригодного к службе и вообще ко всякой активной деятельности.

Вот так обошлась со мной судьба, в девятнадцать лет сделала меня полным инвалидом. Ох и роптал же я на нее. Но только что Бог не делает – все к лучшему. Не прошло и месяца, как мое увечье обернулось для меня благом. Некий Абель Уайт, богатый плантатор, предложил мне пойти работать к нему надсмотрщиком. Ему порекомендовал меня его хороший друг, наш командир полка. Человек добрый, он заботился обо мне не только в то время, когда я лежал в госпитале, но и после того. Короче говоря, Уайт взял меня, поскольку я его вполне устраивал. И нога моя не была помехой, приходилось больше не ходить, а ездить на лошади. Я был обязан объезжать плантации, посматривать за рабочими и обо всех непорядках докладывать хозяину. Деньги Уайт платил вполне приличные, а работа меня не особо обременяла, так что я был вполне доволен. И обходился он со мной очень хорошо, частенько заглядывал в мой домик выкурить трубку-другую. Белых в Индии мало, вот и тянутся они друг к другу.

Все бы хорошо, да, видимо, не судьба мне долго наслаждаться счастьем и покоем. Вскоре в стране ни с того ни с сего начался бунт. Подумать только, всего какой-то месяц назад мы жили тихо и мирно, как где-нибудь в Кенте или Саррее, и вдруг индусы словно с цепи сорвались. Восстало тысяч двести. И что тут началось! Ад кромешный! Хотя вы и сами все знаете. В газетах, небось, читали. А я, признаться, не большой охотник до газет, поэтому буду рассказывать только то, что видел своими глазами. Плантация наша находилась в местечке, называемом Муттра, это почти у самой границы северо-западной провинции. И день, и ночь небо застилало дымом пожарищ. Восставшие жгли все – и богатые дома, и бунгало вроде моей халупы. Белые с женами и детьми шли нескончаемой вереницей – бежали от мстительных повстанцев. Все спешили в Агру, там находился ближайший британский гарнизон. Абель Уайт уходить не торопился, все говорил, что у страха глаза велики и что беженцы преувеличивают опасность. А как началось, и сам не заметил. Однажды сидел он в своем доме на веранде, курил трубку да попивал виски с содовой и вдруг видит – вокруг все пылает. И глазом не успел моргнуть, как очутился в самом центре пожара. Тогда-то он и забегал, да что толку? Я, Абель Уайт, еще один белый – Доусон, бухгалтер и его жена собрались в доме хозяина, и стали думать, что делать. А что тут придумаешь, когда все кругом полыхает, и везде повстанцы? Странно все-таки устроен человек. Нам бы бежать без оглядки, а мы решили, что нужно подождать, Все, мол обойдется. Ну и дождались. Возвращаюсь я как-то вечером с дальней плантации в дом к Уайту, еду по дороге и вдруг вижу – на пригорке что-то белеет. Подъехал я поближе, наклонился, а это тело жены Доусона, все изрезано да исколото, и уже шакалы и дикие собаки начали объедать его. Проехав дальше, я увидел и самого Доусона. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, а рядом с ним валялись тела четырех сипаев. В руке у Доусона был зажат револьвер с пустым барабаном. Я остановился и стал думать, какой дорогой мне лучше подъехать, и в тот же момент заметил клубы дыма. Они шли как раз из того места, где стоял дом Абеля Уайта. Спустя несколько минут показались длинные языки огня, и я услышал треск горящих построек. Я даже не подумал мчаться на помощь хозяину. Что я мог сделать? У меня не было ни возможности спасти Абеля, ни желания бросать свою жизнь под ноги сипаям. Прокравшись немного вперед, я увидел мечущиеся тени. Это были восставшие, они кричали и плясали вокруг пылающего дома. Их красные плащи развевались, и оттого казалось, что пламя все расширяется. Кое-кто из них, заметив меня, начали показывать в мою сторону. Я поторопился убраться, и очень вовремя – у самой моей головы просвистело несколько пуль. Не помня себя, я бросился бежать, помчался по рисовым полям и уже ночью въехал в ворота Агры.