Остров на карте не обозначен - Дмитрий Чевычелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, что, Павел, сдурел?! Думаешь, я нашел что-то ценное? Да у него всего-то паршивый портсигар. Вот смотри!
Он, прихрамывая, подошел к Борщенко и виновато протянул руку.
Борщенко, все еще не в силах успокоиться, молча рассматривал потертый портсигар из карельской березы с выжженной на крышке монограммой «ЕА» и датой «8 мая 1941 года». По неуверенному рисунку букв чувствовалось, что трудились над ними неумелые детские руки.
Стараясь удержать мысли Шакуна в том же направлении, Борщенко резко приказал:
— А ну, раскрой!
Шакун торопливо открыл портсигар. В нем оказались лишь сложенная бумажка и изжеванный окурок.
— Дай бумажку сюда! А больше там ничего не было?
— Ничего… Это все его богатство.
Борщенко стоял мрачный, а Шакун продолжал оправдываться:
— Ты не подумай, Павел! Если бы нашлось что ценное, разве бы я скрыл.
Морщась от боли, он начал растирать ногу и плечо.
— Набросился, как медведь! Ведь я мог напороться на собственный нож. От твоего швырка все тело гудит. Не нагнуться к лопате.
Борщенко уже овладел собой полностью.
— Ладно. Иди к машине, посиди. С лопатой я и один управлюсь.
Успокоенный Шакун, прихрамывая, ушел.
Борщенко вытащил записку, развернул ее, но прочесть мелкие карандашные строчки в сумерках ущелья было невозможно, и он снова аккуратно сложил бумажку и спрятал в карман.
Затем Борщенко ухватился за лопату, выбрал место и принялся быстро рыть отдельную могилу. Он работал как одержимый, временами используя и кирку. Грунт был твердый, смерзшийся. Скрипела галька, выворачивались камни, трещала лопата. Но вот и готово все.
Борщенко снял фуражку и осторожно уложил легонькое тело героя-москвича в могилу, затем быстро засыпал, прикатил от скалы тяжелый острозубый камень и установил его на могильном холмике.
— Прощай, дорогой товарищ Андриевский! Прощай!
Дольше задерживаться было нельзя. Борщенко надел фуражку и быстро зашагал к машине, где его ожидал Шакун.
3
Ночью Борщенко приснилось, что его заживо замуровали в каменную гробницу и там на него напали липкие, холодные пауки. Он отбивался от них, содрогаясь от отвращения и ужаса. Проснулся Борщенко в холодном поту и долго лежал с открытыми глазами.
Несколько успокоившись, он снова заснул и снова оказался в подземном каземате смертников. И опять Борщенко проснулся и долго не мог заснуть. Лишь под утро он забылся тяжелым сном.
Разбудили его сменившиеся с ночных постов охранники. Они уже успели в столовой позавтракать и теперь, укладываясь спать, спорили по поводу неоконченной накануне игры в кости.
Шакуна уже не было, и Борщенко смог без помех вернуться к вчерашней записке.
Инженер Андриевский Е. А. указывал адрес семьи и писал жене: «…Он дорог был мне — этот скромный твой подарок, с каракулями нашего мальчика… Пусть сохранится у вас как память о моей короткой тропе на трудных путях от человека к человечеству…»
Борщенко прочел записку до конца и долго не мог успокоиться, взволнованный множеством интимных деталей, говорящих о большом чувстве любви и дружбы в семье Андриевских, оборванном злым врагом. Затем он бережно сложил листочек, тщательно обернул его чистой бумагой и спрятал.
Завтракать Борщенко пошел с другими охранниками.
Но место свое за столом занял не сразу, поджидая Шакуна. Однако тот так и не появился.
Встретился с ним Борщенко уже вечером в казарме.
Посередине комнаты за длинным столом группа охранников с азартом играла в кости. Другие следили за игрой и активно реагировали на капризы «фортуны».
Шакун подсел к Борщенко на койку возбужденный и довольный.
— У меня, Павел, хорошие новости, — зашептал он, опасливо поглядывая на увлеченных игрой немцев. — В славянской зоне готовятся вовсю…
— К чему готовятся? — Борщенко сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
— К побегу. Я же тебе рассказывал.
— Ну куда отсюда бежать, Федор? Ерунда все это.
— И все равно готовятся, сволочи. Точные сведения…
— Все это враки! — решительно сказал Борщенко и, подчеркивая свое пренебрежение к распиравшим Шакуна новостям, попросил:
— Дай мне посмотреть вчерашний портсигар… На нем что-то было нарисовано.
— Портсигара у меня уже нет, отдал земляку! — отмахнулся Шакун. — Да он ерундовый, ничего не стоит… Нет, все это серьезно, Павел! Уже организуется один отряд. Понимаешь?
Борщенко весь сжался. «Разнюхал уже и это, сволочь! Правда, только об одном отряде. Какая же гадина ползает там? Как узнать?»
Он повернулся к Шакуну и безапелляционно заявил:
— Бежать отсюда некуда, разве только утопиться! И все эти твои новости — чистейшая фантазия! Выдумка твоего осведомителя.
Шакун загорячился:
— Он не будет выдумывать! Это человек верный. Из нашего лагеря, власовец! Это мой земляк! Он в полном курсе и скоро подаст подробный рапорт.
— А ну тебя! — отмахнулся Борщенко, озаренный догадкой: «Тогда на скале упоминался земляк, сейчас — опять земляк, и портсигар отдал земляку, — одно и то же лицо…»
Продолжая демонстрировать пренебрежение к новостям, Борщенко сказал:
— И у меня там свои люди. Не один, а трое! Они мне тоже рассказывали о побеге. Но они забрались в дело глубже твоего земляка. Разговоры о побеге ведутся для отвода глаз. Там замышляется что-то другое.
Шакун озадаченно вцепился взглядом в лицо Борщенко. Тот продолжал:
— Не вздумай вдруг раззвонить об этом раньше, чем выяснишь, в чем там дело. Осрамишься. Когда будет настоящее, можно действовать. И я тебе помогу тогда. Расскажи лучше, где пропадал весь день?…
— А я был там.
— Где там? — непонимающе переспросил Борщенко.
— Да там… — замялся Шакун. — А что ты делал без меня? Наверно, отсюда ни шагу. Учись разговаривать по-ихнему.
— Да… Без тебя сидел весь день в казарме.
Шакун закурил и после продолжительного раздумья спросил:
— Так ты не советуешь пока докладывать?
— Кому? О чем?
— Начальству о заговоре.
— Ну что ты! Надо прежде выяснить все по-настоящему, что у них на самом деле. Поспешишь — людей насмешишь. И свою репутацию подмочишь.
Шакун молча докурил папиросу и встал.
— Пожалуй, ты прав. Ты помоги мне. Поручи своим ребятам разузнать все получше. И я своему скажу.
— Ладно, Федор, сделаю. Раз сказал — помогу, значит, помогу!
— Ну, я пойду спать, — успокоился Шакун. — Устал до чертиков… Так наведайся к своим поскорее.
— Обязательно… Скоро наведаюсь. Ложись, а я пройдусь перед сном. Надоело весь день в казарме…
И Борщенко «прошелся». В этот же вечер он имел встречу со Смуровым. Когда он вернулся в казарму, Шакун уже крепко спал.
