Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

Видел, как взорвалась, а попала, не попала, непонятно, хотел и вторую бросить, а тут прямо на него немец летит, возвращался, наверное, с французской стороны домой. Летчика хорошо уже видно. Что он там вертится в кабине? Присмотрелся Славороссов, а немец в него из пистолета палить начал. «Ах, зараза!» — крикнул Харитон и тоже за пистолет… Расстреляли оба все патроны, кулаком погрозили друг другу и разошлись… Смех…

Потом летнабы стали брать карабин, пулеметы ставить…

Славороссов предпочитал летать один. Задания выполнял всегда, ни от каких не отказывался. Его еще раз наградили, отметили в приказе по армии. Это публиковалось в журналах, называлось «процитирован в приказе».

На постели лежит последний номер «Аэрофиля», конечно, приятно прочитать: «Славороссов — русский пилот, вступивший добровольцем во время войны, отличается своим стремлением всегда принимать участие во всех самых сложных заданиях. Начиная с августа 1914 года выполнил в интересах армии несколько очень важных разведывательных полетов.

Непрестанно подает наилучшие примеры храбрости, энергичности, хладнокровия, беззаветной преданности.

Награды: Военная медаль за боевые подвиги. Военный крест».

Славороссов достал из чемодана неразлучный черный портфельчик, память о спортивных победах, из дорожного несессера вынул ножнички, вырезал из журнала колонку с цитатами, убрал в портфель… В который раз подумалось: «Пора бы и домой».

Харитон посмотрел в окно. С крыши штабного домика сползал пригретый весенним солнцем снег, лучилось и переливалось веселое кружево из тоненьких сосулек… Давно он не видел такой совсем русской картины. Здесь и зимы-то не бывает настоящей. Шел 1915 год.

Неспокойно на душе у Славороссова, все чаще стала тревожить раненая нога.

— Знаешь, Костя, — говорит он механику, — решил я до дома подаваться, а ты? Передавали, Акашев уже уехал…

Айсбург задумался, ответил не сразу:

— По правде сказать, тоже хочется… Но здесь воевать мне лучше, свободнее чувствую себя, как-никак доброволец, а там… Серая скотинка. Тяжко в царской армии солдату, попадешь еще к какому-нибудь паразиту, глядишь, и зубы пересчитает. Вы другое дело, летчик знаменитый, чин дадут.

— Нет, чинов мне не нужно, воевать я, кажется, кончил. — И Славороссов похлопал по больной ноге. — А ты, пожалуй, прав — вернешься домой после войны.

Рапорт Славороссова об увольнении по состоянию здоровья был отправлен командованию, и вскоре пришел приказ о его демобилизации с благодарностью за верную и героическую службу во славу Франции.

В эти же дни, правда с опозданием, Славороссов получил рождественскую открытку от Эдуарда Томсона, с которым познакомился в Дижоне.

Эдуард Томсон, как и все пилоты, летал на разведку, фотографировал вражеские позиции.

Шло кровопролитное сражение при Бельфоре. Штаб армии беспрерывно посылает летчиков во вражеский тыл: готовится наступление, необходимо разведать резервы, линии снабжения.

«Моран» Томсона второй час кружит в немецком тылу. На карте наблюдателя уже много важных пометок, он показывает летчику, что можно возвращаться.

На обратном пути они попали под обстрел зениток. Покрывая шум мотора, со свистом пронзает крыло сразу несколько осколков, и разорванный перкаль лохмотьями развевается на ветру, обнажив скелет крыла… Аппарат кренится, плохо слушается рулей… Еще попадание… Теперь аэроплан в непрестанной тряске, летчику кажется, что он слышит скрип и скрежет изуродованных частей… «Только бы дотянуть до своих». Вот уже видны французские окопы. Глаза вперены в луговину за изгибом речки, кажется, там можно сесть, сразу же за передовой…

Томсон понимает, что спасен, уже линию окопов миновал, снижается. Аэроплан почти неуправляем, еще сильнее кренится в сторону разбитого крыла. Спасительная луговина совсем близко… До земли метров пятьдесят… Совсем отказывают рули… Никак не выправить крен… Сидящий впереди летнаб в ужасе оборачивается к летчику.

— Рули! — кричит Томсон. — Падаем!..

С тридцатиметровой высоты аппарат заваливается на крыло, неуправляемо выворачивается вверх колесами и грохается на землю…

К аэроплану бегут из окопов стрелки. Они с трудом вытаскивают из обломков потерявшего сознание, раненого летнаба. Летчик с разбитым лицом, кровоточащей рукой кое-как еще держится.

— Помогите достать карту. — Томсон показывает на лежащего летнаба. Он хочет нанести на нее большой склад, возможно, армейский, который успел заметить…

Пока летнабу оказывают первую помощь, Томсон ставит на карте жирный крест у окраины леса, отдает карту подбежавшему капралу и тоже теряет сознание.

Уже в госпитале в Бурже, где его навещают товарищи, адъютант эскадрильи поздравляет Томсона со званием сержанта, большой наградой для рядового.

— Это за вашу разведку. Генерал просил передать его личную благодарность. А это от нас. — И адъютант сует под одеяло бутылку перно.

— Вот за это спасибо, теперь есть чем отметить нашивки.

В один из дней в госпитальную палату вошел летчик гигантского роста, едва не задевший головой за притолоку дверей.

— Пульпе! — заорал от радости Томсон.

— Ну счастливчик, — склонился к нему Пульпе, — раз при такой аварии не разбился насмерть, долго жить будешь. Все кости целы?

— Зарастает как на собаке. Как там у вас, кого из знакомых видели?

Пульпе был рад, что случай привел его на аэродром Бурже и он смог навестить Томсона. После его ухода сосед по палате сказал:

— Какой интересный русский язык.

— Да это не русский, — рассмеялся Томсон, — мы по-латышски говорили.

— Латышский?.. — с удивлением произнес француз. — А где это?

Как ни обидно, но пришлось Томсону дать палате небольшой урок географии. Рассказал о Латвии, где жил, Эстонии, где родился.

После госпиталя Томсон попадает в амьенскую армию, его полеты дважды отмечены в приказах, попробовал свои силы и в первых воздушных боях. А по ночам снятся ему родные места, полеты на Ходынском поле, тянет домой.

Капитан Бертен понимает чувства молодого сержанта. Хороший летчик, жаль отпускать, но это его право.

— Все, что я могу, это дать вам прекрасную аттестацию и пожелать боевого счастья!

— Спасибо, мой капитан!

Дальше путь уже знакомый: Париж, посольство, беседа с военным агентом графом Игнатьевым, кружной путь в Россию. Через Англию, Норвегию, Швецию… Так Томсон добирается до Риги. Небольшой отдых, и «охотник», как назывались в России добровольцы, Эдуард Томсон после соответствующей проверки зачислен опять рядовым в 1-й корпусный авиаотряд.