Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя - Елена Езерская

— Однако вы не сказали мне, что будет дальше. Куда мы едем, что станем делать? И как я смогу вернуть мужа? — с трудом пришла в себя Анна.

— Пока я должен спрятать вас от мести синьоры Ванды, — улыбнулся Энрике. — Потом… потом мы опять попытаемся встретиться с Джованни, и вы, я уверен, найдете для него те сокровенные слова, которые помогут ему все вспомнить и стать самим собой. Ведь это вам уже отчасти сегодня удалось. Вы внушили Джованни сомнения в том, что его нынешние воспоминания — правда. И вы сможете повторить свою попытку, пока не добьетесь желаемого результата.

— Вы полагаете, я на правильном пути? — вздохнула Анна.

— Без сомнения.

Анна улыбнулась. Энрике выражал готовность во всем содействовать ей. Он держался уверенно, словно все продумал, и ничто не могло изменить ход заведенных им часов.

Но когда они уже подъезжали к побережью, Анна почувствовала тяжесть на своем плече. Теперь не она, устав, откидывалась на грудь Энрике, его голова склонилась к ее плечу, а тело обмякло и стало тяжелым. Анна испугалась. Она провела ладонью по лбу своего спутника и поняла — это жар. Его губы были сухими, и что-то пенилось в их уголках. Энрике дышал еле слышно и, кажется, почти не понимал ее, когда Анна позвала его. Впрочем, она и не ждала ответа — просто хотела убедиться, в сознании ли Энрике, и его невнятное мычание усилило ее худшие опасения.

Конечно, Анна не знала причину внезапной болезни Энрике. Она соскользнула с седла и, позволив Энрике растянуться вдоль спины своего скакуна, взяла коня под уздцы и повела за собой. Благо, город уже был виден — одно- и двухэтажные белые домики с красными черепичными крышами, серпантином тянувшиеся по берегу моря.

Хозяин трактира, где сдавались комнаты, с подозрением покосился на метавшегося в жару и бреду Энрике — не ранен ли. Но Анна немедленно дала ему денег, и тот согласился вызвать врача, а, послав сына за лекарем, велел жене принести Анне в комнату холодной воды по ее просьбе. Вода не была ключевой, но освежила горячий лоб Энрике, и юноша ненадолго пришел в себя.

— Я умираю? — прошептал он, с трудом приподнимая тяжелые веки.

— Вы так мечтали об этом, что решили воплотить свою грезу, — пытаясь пошутить, сквозь слезы улыбнулась Анна.

— Я мечтал закрыть вас своим телом от пули или предательского удара кинжалом. — Энрике попытался тоже ответить ей улыбкой. — Но я не собираюсь скончаться у вас на руках от глупой лихорадки.

— В таком случае, вы непременно поправитесь и осуществите все, что пока еще не сбылось.

— Все-все? — мечтательно прошептал Энрике.

— Все — дозволенное. — Анна ласково погладила его по голове и поцеловала в лоб.

— Вы хотите умереть вместе со мной? — голос Энрике был слабым, и Анна с трудом различала слова.

— Я хочу, чтобы вы поправились, и мы все жили долго и счастливо.

— Но зачем мне жизнь без тебя? — одними губами произнес Энрике, и Анна вынуждена была отвернуться — слезы лились из ее глаз.

Она смочила платок в быстро потеплевшей воде (кувшин стоял на низеньком табурете рядом с кроватью, где лежал Энрике) и снова стала протирать лицо юноши. И только сейчас заметила, как странно покраснел и обуглился прежде неприметный шрам на его щеке. Очень странный шрам… Как будто его нанесли чем-то очень тонким, ювелирно тонким, возможно рельефом оправы перстня — прокололи и взрезали кожу там, где она нежнее всего, на скуле, по диагонали от глазницы. Вчера шрам казался незначительной царапиной — сегодня, при свете дня, он испугал Анну.

— Позвольте поговорить с вами, синьора, наедине, — тихо сказал врач, осмотрев пациента, и кивнул в сторону двери.

Когда лекарь вышел, Анна ободряюще взглянула на Энрике, и ее сердце сжалось от боли. Еще недавно мужественный и статный красавец был лишен сил, и жизнь, похоже, покидала его. Энрике уже не мог пошевелиться, и все доставляло ему мучения — каждый издох, любая попытка посмотреть в ее сторону… Анна боялась оставить его, таким слабым и беспомощным он казался.

— Идите, — медленно, почти по слогам произнес Энрике. — Я не умру, не дождавшись вашего возвращения…

— Скажите, это не заразно? — пытал врача хозяин трактира, когда Анна ненадолго покинула комнату, где лежал Энрике.

— Успокойтесь, — заверил тот. — Для вас болезнь этого человека не представляет никакой опасности, равно как и для остальных в этом доме и в этом городе.

— Так что же это? — недоуменно спросила Анна, когда хозяин, хотя и не удовлетворившись до конца ответом врача, принужден был под укоряющим взглядом доктора оставить их наедине.

— Я не знаю, синьора, кто вы, куда держите путь, и какие обстоятельства преследуют нас, — тихо сказал врач. — Но прежде, чем все объяснить вам, желал бы понять, в каких отношениях вы находитесь с этим человеком, не враг ли он вам или муж, с которым вы желали бы развода и наследство которого имеет для вас значение.

— Что за нелепые вопросы вы задаете мне?! — гневно воскликнула Анна. — За кого вы принимаете нас? Жизнь этого человека дорога мне так же, как и моя ему. И если бы вы сказали, что для его спасения от меня потребуются невозможные жертвы, я пошла бы и на это. Разве вы не видите, как я страдаю? И именно оттого, что так страшно страдает он.

— Простите, синьора, если я вас обидел, — смутился врач, — но все же вы не ответили на мои вопросы: кто вам этот молодой человек и кто вы ему?

— Ваше поведение оскорбительно! — с вызовом сказала Анна.

— Мне непонятно ваше упорство. Я прошу вас ответить на мои вопросы, или я вынужден буду обратиться в полицию, — разозлился врач и сделал вид, что собирается уходить.

— Послушайте, доктор, — Анна умоляюще схватила его за рукав, — помогите ему, и мы уедем! Этот молодой человек спас мне жизнь, но если хотя бы одна живая душа узнает, что он сражается в отряде Гарибальди, ему грозит неминуемая гибель.

— Но он и так умирает, — пожал плечами врач.

— Нет! О нет! — Анна была близка к обмороку. — Что вы такое говорите?! Ведь это лихорадка! Это всего лишь лихорадка!

— Увы, синьора, — покачал головой врач, — часы и даже минуты жизни вашего спутника сочтены, но причина его смерти — не лихорадка. И не считайте меня извергом или доносчиком. Я вырос в Генуе, учился своей профессии у отца синьора Гарибальди, но не случайно задавал вам все эти вопросы. Сейчас вы почти убедили меня в искренности вашего горя, и я не стану звать полицию, хотя и обязан сообщать о случаях насильственной смерти, ведь это, как-никак, преступление.

— Насильственной?.. — растерялась Анна. — Что это значит?