Посвисти для нас - Эндо Сюсаку

Одзу решил посетить альма-матер — школу Нада.

Прошло много лет, как он ее окончил. И за все это время он ни разу не возвращался в свою старую школу, не бывал и на встречах выпускников, которые проходили в Кансае.

Однако он слышал, что комплекс зданий школы в окрестностях Сумиёсигавы перестроили, полностью изменив его облик. Еще было известно, что в отличие от прошлых дней школа превратилась в место сбора молодых талантов со всей страны и по проценту выпускников, поступивших в Токийский университет, занимает то ли первое, то ли второе место.

Но эти подробности не особенно интересовали Одзу. Ему хотелось побывать в родной школе, чтобы оживить воспоминания о Хирамэ и других ребятах. О своей утраченной юности. Он хотел своими глазами увидеть то, что осталось от здания школы и стадиона, где он проводил часть жизни вместе с такими же отстающими, не способными к учебе однокашниками.

Одзу сел на такси и попросил водителя отвезти его на Сумиёсигаву, к национальному шоссе.

— К шоссе?

— Ну да. Там, где вдоль шоссе линия электрички.

Перед глазами Одзу встал видавший виды, еле ползавший вагон, выкрашенный коричневой краской, на котором они с Хирамэ ездили каждый день.

На той же электричке ездили Айко и другие девчонки из гимназии Конан.

— A-а, вы про эту электричку? — переключая скорость, проговорил водитель. — Ее больше нет.

— И рельсы демонтировали?

— Кто захочет ездить на такой развалюхе!

Но шоссе между Кобэ и Осакой осталось. Территория по обе его стороны, некогда занятая пустырями и полями, теперь была занята жавшимися друг к другу магазинами и офисными зданиями.

— А река-то хоть осталась?

— Пока на месте.

Одзу вспомнил белое русло Сумиёсигавы, поросшее цветущим ослинником, но, когда показалась река, никакого русла он не увидел. На его месте была большая безжизненная сточная канава, укрепленная бетоном.

Наконец появились школьные здания. Прежде пространство между школой и шоссе было занято сосновой рощей. За прошедшие годы большинство сосен срубили и на их месте понастроили жилых домов.

Такси остановилось у школьных ворот, Одзу попросил водителя подождать десять минут и вошел на территорию. Здание на переднем плане, где располагались классы и зал для занятий дзюдо, потемнело и постарело, но осталось таким, как раньше. При виде этого здания у Одзу защемило в груди. Ощущение было такое, словно сердце сдавила чья-то большая рука.

«Слышишь, Хирамэ! Это единственное, что здесь не изменилось», — прошептал он, как будто Хирамэ стоял с ним рядом.

Из здания вышли два или три ученика в черной форме. Все с умными лицами. Ничего общего с туповатыми и при этом добродушными лицами однокашников Одзу.

Он тихо вошел внутрь. Дверь одного из классов отворилась, и из нее вышел человек. По всей видимости, учитель.

Его седые волосы были зачесаны назад. Пиджак его лоснился, как у художника.

Память Одзу запечатлела облик этого учителя, каким он был много лет назад. Точно… он преподавал у них японский язык. Еще он любил «Серебряную ложку»[43] и рассказывал об этой книге в классе.

Как его зовут? Имя учителя застряло где-то у Одзу в голове. А прозвище…

«Эфиоп!..»

Это единственное, что он помнил. Учителю дали это прозвище, потому что в то время лицо у него было черное, как у негра.

— Вы отец кого-то из учеников? — спросил учитель.

— Нет. — Одзу растерялся и торопливо тряхнул головой. — Я учился здесь… давно. По работе приехал и вот решил заглянуть после стольких лет.

— Так, так… нежные воспоминания! — Учитель вперился взглядом в Одзу, словно тоже вспоминал его школьные годы. — В каком вы были классе?

— В девятом. Моя фамилия Одзу.

Похоже, это имя ничего не говорило старому учителю.

Снаружи до них доносились голоса школьников. Шел урок физкультуры. Из окна Одзу видел незнакомые новые школьные здания.

— Наша школа сильно изменилась, правда?

— Да уж, — кивнул учитель. — Теперь она совсем не такая, как прежде. Не надо учеников заставлять заниматься. Они сами. Школьные здания так хорошо обновили… Вы меня помните?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Помню. Только фамилию забыл.

— Хасимото. Я да директор школы, Кацуяма-сэнсэй, здесь самые старые.

Одзу был тронут. Хасимото провел его во внутренний двор. Одзу помнил этот двор. В его бытность в школе здесь располагался вольер для птиц и стояли гимнастические брусья.

— Нынешние ученики и учатся с удовольствием, и в разных кружках участвуют, и спортом занимаются, — делился своими радостями Хасимото. — Времена изменились.

— Да… — пробормотал переполненный эмоциями Одзу. — Времена изменились.

Он поблагодарил учителя и вернулся к воротам. Водитель терпеливо ждал.

— Куда теперь?

— Тут еще есть женская гимназия Конан.

— Есть такая. Туда едем? Вы, случаем, не из Министерства образования?

Машина преодолела подъем, миновала жилой квартал, дорога опять пошла в гору.

— Мы куда-то не туда едем. Гимназия должна быть ниже.

— Так она же переехала. Вон, смотрите. Большое белое здание.

Они приближались к белому, похожему на гостиницу, зданию с разбитой перед ним зеленой лужайкой. Навстречу спускалась машина, в которой сидело несколько девчонок. Новое поколение ездило в школу на собственных автомобилях.

Попросив водителя остановиться, Одзу рассматривал здание и просторную лужайку напротив ворот, украшенных вывеской: «Женский колледж Конан». Стайка девчонок, весело смеясь, направлялась домой после занятий. На них были нарядные разноцветные платья, не имевшие ничего общего с матросками, в которых ходили Айко Адзума и его подруги. Поколение, не знавшее войны.

— Теперь в Асия, — сказал Одзу водителю.

Линии электрички больше не было, но шоссе, которое вело в Асия, Одзу узнавал. На месте прежних пустырей и полей, тянувшихся по обе его стороны, в изобилии выросли магазины и бензозаправки, но указатели остановки электрички все еще стояли на месте, пробуждая в груди Одзу неизбывную ностальгию и грусть.

«Хирамэ! — бормотал он, прижимая лицо к стеклу такси. — Ты помнишь нашу остановку? Она все так же называется».

Да… Шоссе и остановка остались на своих местах. Но нынешние парни и девушки — уже не те, что их сверстники, которые ездили в школу в видавшем виды вагоне электрички.

«Хирамэ! Сколько всего произошло!»

И Хирамэ-мальчишка, часто моргая, прошептал ему на ухо:

«Что же значило для нас то время? Время, проведенное в школе Нада…»

Теперь такси медленно поднималось по отлогому склону. Много лет назад старый вагон, достигнув этой точки, начинал скрипеть и медленно полз дальше.

Сосновый бор. Когда показались сосны, росшие вдоль Асиягавы, в груди Одзу теснились чувства, которые невозможно выразить словами.

— Куда поедем?

— На берег.

— На берег?

— Ну да.

— Но там же ничего нет.

Ничего не говоря, Одзу буквально пожирал глазами дома, стоявшие по обе стороны шоссе. Старые усадьбы с черными крышами и черными заборами исчезли. Их место заняли светлые современные здания и жилые комплексы премиум-класса. Посреди соснового бора появился небольшой теннисный корт, на котором молодежь играла в теннис.

А вот и мост. Тот самый.

— Давайте через мост! — невольно восклинул Одзу. — Так! И прямо по этой дороге!

Дом Айко Адзумы. Дом, вокруг которого они с Хирамэ бродили, проводя пальцами по забору. Его не было. На его месте возвышался белый многоквартирный саркофаг.

Одзу опять попросил остановить машину. Пустыми глазами он смотрел на это здание. Двое детей — то ли европейцы, то ли американцы — играли в бадминтон.

— Достаточно, — печально сказал Одзу водителю. — Отвезите меня на берег.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Море. Море в Асия. Летние каникулы. Они качаются на бирюзовых волнах, а в небе клубятся облака, грозящие пролиться дождем. Море. Море в Асия.

— Вот, приехали.

Водитель нажал на тормоза, остановившись перед уродливой бетонной дамбой.