Последний козырь Президента - Александр Овчаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, это и есть обыкновенное человеческое счастье! Пускай простенькое, незамысловатое, но счастье, которого мне так не хватает!
Глава 10. Следствие закончено, забудьте!
Раньше, в прежней жизни, я на визиты в высокие начальственные кабинеты никогда не напрашивался. Для тех, кто не знает, поясняю: пользы от таких визитов ни на грош, а вот головной боли бывает много, даже очень много. Ну не любит начальство, когда подчинённый что-то начинает просить или, не дай бог, совать нос не в свои дела. Я знавал одного руководителя в генеральских погонах, который любил повторять: «Если подчинённый интересуется чужой работой, значит он или недогружен своей или же он иностранный шпион»! Проницательный был человек, упокой Создатель его генеральскую душу!
В кабинет начальника уголовного розыска я пришёл по доброй воле, в трезвом уме и здравой памяти. Пришёл, чтобы поделиться мыслями по убийству Шоколадника. Хоть и не мне это дело было поручено, и в перспективе следствия вырисовывался типичный «глухарь», мне казалось, что Ковалёв с радостью ухватится за мои рассуждения и даст команду проверить их состоятельность на практике. Свалить «глухарь» – большое дело! Тут простой благодарностью начальство не отделается, тут премией в размере месячного оклада попахивает! Однако всё произошло совсем не так, как я ожидал.
Ковалёв встретил меня насторожённо и слушал невнимательно, всё время порываясь кому-то позвонить или найти какой-то документ в стареньком сейфе.
– Валентин Иванович! – взывал я. – Ведь есть же зацепки в этом деле! Есть!
– Неужели? – натурально удивлялся Конь, делая вид, что среди вороха бумаг на столе ищет какой-то документ. – И позвольте Вас спросить, какие именно?
– Вот заключение эксперта, – тряс я перед носом начальника заполненным бланком, – из которого следует, что руки потерпевшего, то есть Шоколадника, были связаны узлом, который используют военные разведчики при конвоировании «языка». Он называется «двойной самозатягивающийся» – чем больше «язык» старается освободиться от верёвок, тем сильней они затягиваются на кистях рук.
– И что из этого следует?
– Из этого, Валентин Иванович, следует, что убийца раньше служил в специальных частях или проходил спецподготовку.
– Прикажешь проверить всех военных разведчиков, боевых пловцов, спецназовцев, а также сотрудников ГРУ и ФСБ, уволенных в запас за последние пять лет?
– Это, конечно, тоже вариант, но может это не бывший сотрудник, а действующий.
– Это ещё несколько тысяч человек! – радостно подытожил Конь. – Да и кто тебе позволит копать под наших «старших братьев»?
– Можно сузить круг подозреваемых, – не сдавался я.
– Как? – уже открыто издевался надо мной Кавалеров.
– За Шоколадником до Цаплиной Оли числилась ещё дюжина эпизодов изнасилования малолетних. Однако неизвестный мститель появился только после нападения на Цаплину. Следовательно, она ему дорога. Возможно, он её родственник. Считаю, что надо сосредоточить внимание на родственниках Цаплиной по мужской линии. Не думаю, что их будет очень много.
– Толково, – согласился Конь. – Значит, надо перешерстить родственников Цаплиной, отыскать среди них человека со спецподготовкой и проверить его алиби на день смерти Шоколадника? Так?
– Именно так! – согласился я.
Последовала пауза, в течение которой Кавалеров внимательно изучал меня, словно видел впервые.
– Вот гляжу я на тебя, Васильчиков, и, честно говоря, удивляюсь: розыскник ты неплохой, и опер толковый, но не мент ты! Не мент!
– С чего Вы взяли? – натурально обиделся я. Мне казалось, что роль милицейского, простите, полицейского опера, я играю очень натурально, а оказывается, что я на грани провала.
– Точно сказать не могу, но обыкновенный мент себя так, как ты, не ведёт. Уж больно ты шустрый, какой-то ты независимый, и нос суёшь не в свои дела. Обыкновенный опер спит и видит, как бы с себя всеми правдами и неправдами хоть одно дело спихнуть, а ты наоборот – чужими делами интересуешься! Ты что, шпион?
– Угу, шпион, – недовольным тоном пробормотал я. К моему неудовольствию Кавалеров оказался во всём прав. – Шпион! Внебрачный сын Джеймса Бонда и Мата Хари.
– Ты что, майор, действительно решил, что всё, что ты мне здесь наговорил, я до тебя не знал? – пропустив шутку мимо ушей, продолжил наседать на меня Кавалеров. – Я тебе больше скажу: убивали Шоколадника несколько человек. Я так думаю, что было их, как минимум, двое. Помнишь, сторож говорил о машине с хорошо отлаженным двигателем? Так вот один из них крутил баранку, а другой – спецназовец или боевой пловец, – хрен их там разберёт, сидел в салоне рядом с Шоколадником. Потом они вдвоём вынесли насильника из машины и бросили умирать на матах в сарае.
– Почему вдвоём? – машинально задал я вопрос.
– Потому что если бы был один исполнитель, были бы следы волочения жертвы, а их, как ты помнишь, не оказалось.
– Да, не было, – подтвердил я. – Хотя ноги у Шоколадника тоже были связаны, следовательно, самостоятельно идти он не мог.
– И, судя по их оперативности, исполнители – действующие сотрудники какой-то отечественной спецслужбы, – продолжил Кавалеров. – Шоколадника они привезли на место его последнего преступления, а это значит, что информацией наши таинственные мстители владели в полной мере. Спрашивается: откуда? Молчишь, майор? Тогда я задам тебе ещё один вопрос. Скажи мне, Васильчиков, как это наши бойцы невидимого фронта в течение суток умудрились отыскать Шоколадника, и не просто отыскать, а ещё и наказать, когда весь московский уголовный розыск его полгода безуспешно ищет? Верней, искал! Дальше рассуждать будем, или для тебя этих аргументов достаточно?
Я молчал, потупив глаза, позорно молчал.
– Вот что, майор, запомни, что я тебе скажу: мне легче ещё один выговор за низкую раскрываемость получить, чем на хвост неизвестно какой спецслужбе наступить, – уже без всякого ехидства добавил Кавалеров. – И ты тоже забудь про это дело, и свой нос, куда тебя не просят, не суй – здоровей будешь. Всё! Можешь идти. Нет, стой! Мой тебе совет: лучше займись грабежами. Совсем преступность распоясалась – среди белого дня у дамочек сумочки вырывают. Кошмар, да и только!
* * *В конце рабочего дня связной условным звонком вызвал меня на встречу. Вечером мы сидели за столом в небольшой придорожной чебуречной, и пили пиво.
– Может, съедим по чебуреку? – с невинным видом предложил я Алексею.
– Лучше сразу пулю в лоб – меньше придётся мучиться, – невозмутимо парировал связной.
Я видел, что он не в духе, видимо, на это были веские причины.
– Твоё предположение о том, что второй выстрел полицейского должен был убить канцлера, подтвердился, – глядя в пивную кружку произнёс Алексей. – Специалисты по трасологии всё перепроверили, и согласились, что если бы у фрау Вернер не подвернулся каблук, пуля ударила бы ей точно в сердце. Однако предъявить обвинение полицейскому в преднамеренном убийстве нет оснований. Ситуация была стрессовой: времени на изготовку для стрельбы и прицеливание не было. Поэтому доказать, что полицейский метил именно в канцлера, а не в нападавшего, нет никакой возможности, тем более что оба находились на линии огня.
– Но ведь тебя не это беспокоит, – вклинился я в его монолог.
– Да, не это, – согласился Алексей. – Наши аналитики в свете последних событий считают, что Таненбаум – это сотрудник Аппарата Президента или даже член нынешнего кабинета министров. Во всяком случае, этот человек находится в непосредственной близости от Президента.
– Да-а, час от часу не легче! И что же хочет наш таинственный друг?
– Власти! Аналитики считают, что все его действия направлены на захват власти.
– Вооружённый переворот?
– Не обязательно. Есть и мирные или почти мирные варианты.
– Неужели! И какие именно?
– Например, так называемый «Греческий вариант». Он тебе хорошо известен: экономический крах Греции влечёт за собой лавинообразное развитие экономического кризиса Евросоюза, который впоследствии распространится и на Россию. Ну а дальше экономика России впадает в коллапс, поскольку у нас сырьевая модель экономики: цены на нефть моментально падают, так как во время кризиса автомобильная промышленность тоже в упадке, потребление бензина снижается и никому такие запасы нефти, как сейчас, не нужны. Дальше экономический кризис автоматически влечёт за собой политический, и, как следствие, Государственная Дума за развал экономики в масштабе государства объявляет действующему Президенту импичмент. После чего разворачивается предвыборная кампания, в ходе которой к власти в государстве приходит тот, кто сейчас называет себя Таненбаумом.
– Убедительно излагаешь! – кивнул я и отхлебнул из высокой стеклянной кружки. – Но как-то уж очень просто: раз – и вот тебе кризис, два – импичмент, три – и ты уже Президент всея Руси. У нас в государстве что, нет никаких сдерживающих факторов?