Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - Макс Фрай

— На большее я и не рассчитывал, — кивнул Шаванахола. — В таком деле твердых обещаний быть не может. Тогда до встречи?

— До встречи, — эхом откликнулся я. — И если вам не очень трудно, все-таки навестите Кофу. Потому что он вполне способен устроить мне веселую жизнь. И тогда больше всего на свете я буду хотеть, чтобы меня оставили в покое. А это очень непродуктивная позиция.

— Особенно для Вершителя, — согласился Магистр Шаванахола. — Так, чего доброго, Ехо может стать совершенно безлюдным. И хорошо, если не весь Мир.

Только когда он вышел, я понял, что это была вовсе не шутка. И содрогнулся. И отправился вниз, в гостиную, посмотреть на живых людей, пока они еще никуда не исчезли.

Живые люди, собравшиеся внизу, сразу набросились на меня с расспросами: «Кто это был? Зачем приходил? А еще придет? А когда?» Похоже, Веселый Магистр Джоччи Шаванахола очень всем понравился. Я вяло отбрехивался — дескать, один старый знакомый зашел повидаться. Неужели сам не представился? Ну надо же. Тогда и я лучше промолчу, мало ли, какие у него причины сохранять инкогнито. Может, завтра еще заглянет, тогда сами и спросите.

Кстати, леди Гледди любопытствовала больше всех. А ведь они с Шаванахолой должны быть знакомы, наверняка он к своему приятелю Тубе Банцбаху при ней не раз заходил. Впрочем, чтобы изменить внешность, не надо быть легендарным Магистром древности, фокус вполне общедоступный, хотя лично я до сих пор демонстрирую в этой области феноменальную тупость. Но у меня вообще все не как у людей — простые вещи ставят меня в тупик, зато почти невозможное удается с первой же попытки. И путешествовать между Мирами мне всегда было гораздо проще и приятнее, чем пользоваться Безмолвной речью или, скажем, сварить пристойную камру.

Я какое-то время посидел в гостиной. Пару раз рассмеялся, но так и не понял, по какому поводу. Что-то рассказывал, возможно, даже связно. Выпил кружку камры, не ощутив ни вкуса, ни даже температуры. Кажется, съел какой-то невнятный кусок; впрочем, не уверен. Разговор с Магистром Шаванахолой выбил меня из колеи гораздо больше, чем я мог предполагать, когда мечтал о его визите.

Наконец я решил, что это просто нечестно — вместо живого, заинтересованного и благодарного себя предъявлять друзьям бледную тень собственного автопилота. Лучше уж вообще никого.

— Простите меня, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Кажется, мне просто надо поспать. Не хочу портить вам вечер своей кислой физиономией. Черт знает что со мной сегодня творится.

— А кто такой черт? — хором спросили Мелифаро и Нумминорих.

Вообще-то я им уже сто раз объяснял. Но ребята очень любят переспрашивать про черта, это у нас, можно сказать, традиция. Пришлось отвечать.

— Это такой древний Магистр с рогами и хвостом — для смеху. Чтобы не так страшно было рядом с ним находиться.

Сейчас мне казалось, что доля правды в этой давно надоевшей шутке превышает все допустимые нормы безопасности.

Я действительно хотел спать. И это было как нельзя более кстати. Я имею в виду, чрезвычайно полезно для дела, которым я собирался заняться безотлагательно. Чтобы уж точно стать хорошим для всех, раз и навсегда. И закрыть тему.

Я опустил голову на подушку. Усталость оказалась столь велика, что сон навалился на меня прежде, чем я закрыл глаза. Но я все-таки успел произнести фразу, которую не планировал говорить больше никогда, по крайней мере, в ближайшие столетия: «Я хочу увидеть Лойсо».

Я очень расчитывал, что он мне приснится. Хотя бы из любопытства.

Мы совсем недавно расстались при обстоятельствах, не подразумевавших никакого продолжения. Я помог Лойсо Пондохве выйти из его персонального ада; он, в свою очередь, твердо обещал не разрушать полюбившийся мне Мир и вообще тут не показываться. Договорились, что во Вселенной хватит места для нас двоих, и распрощались, совершенно довольные друг другом[5].

Не то чтобы я твердо обещал больше никогда его не беспокоить, но это как-то само собой подразумевалось. То есть, было понятно даже мне, и я совершенно точно знал, что Лойсо знает: мне это понятно. И тут вдруг снова старая песня: «Я хочу увидеть Лойсо». На его месте я бы как минимум очень удивился.

Я спал, и мне снилось, что я иду по рыночной площади. Сгущаются сумерки, но торговля в разгаре, полуголые продавцы истошно орут, привлекая к себе внимание; закутанные в тонкие плащи покупатели, толкаясь локтями, пробираются к прилавкам; лают большеголовые собаки, приставленные охранять товар; в клетках щебечут разноцветные птицы, а о тяжелый, плотный, сладкий запах булькающей в котлах еды запросто можно споткнуться.

Мне тут же отдавили обе ноги, несколько раз чувствительно пихнули в бок, дважды поцеловали в щеку, явно приняв за кого-то другого, и сунули в руки прут с насаженным на него яблоком в твердом карамельном панцире. Мне не хотелось есть, но выкинуть подарок не поднималась рука, так и ходил с этим прутом, как дурак.

— Видишь, как я развлекаюсь?

Лойсо возник передо мной неведомо откуда. Растрепанный, загорелый, насквозь пропахший дымом и пряностями, в явно дорогой, но изрядно поношенной одежде, он казался не просто органичной частью происходящего, но самим духом этого шумного, пестрого, недружелюбного и одновременно гостеприимного рынка.

— Сам не подозревал, что настолько одурел от одиночества, — сказал он. — Теперь меня в такие места как магнитом тянет. Сколько же здесь жизни. Дурацкой, бессмысленной, веселой живой жизни. Я сейчас шалею от нее, как от вина. А тебе здесь не слишком нравится, да? Понимаю. Прежде сам терпеть не мог рынки и прочие людные места… Ну давай, выкладывай, что там у тебя. Признаться, не ждал, что ты так скоро объявишься. Думал, ты свое дело сделал, развлекся как следует, помог мне выбраться из того пекла, и я тебе больше не нужен.

Его слова меня совершенно обескуражили. Мне-то казалось, это я стал не нужен Лойсо после того, как выпустил его на волю. А он, получается, уверен, будто я вожу знакомство только с теми, кого можно облагодетельствовать, а добившись своего, тут же теряю всякий интерес. Ну и дела.

Я-то, дурак, думал, Лойсо знает меня лучше, чем я сам… Или дело именно в этом?

Но обсуждать все это я, конечно, не стал. Не время. Сказал:

— На самом деле мне здорово не хватало наших встреч и разговоров, но я дал себе слово вас не беспокоить. Однако, как видите, все-таки пришел, да еще и с подарком. Не знаю только, нужен ли он вам. Но решил, что имеет смысл предложить…

— Да не тяни ты, — поморщился Лойсо. — Можно подумать, тебе за каждое слово корону платят. Что за подарок? Надеюсь, ты не яблоко имеешь в виду? Потому что я не большой любитель сладкого.

Только теперь я заметил, что по-прежнему сжимаю в руке дурацкий прут с карамельным яблоком.

Да уж, хороша была бы шутка — «Ах, какая досада, а я-то его для вас столько дней хранил!» Но, хвала Магистрам, у меня хватило ума не шутить с Лойсо, а прямо спросить:

— Вам еще хочется разрушить какой-нибудь Мир?

— Ты что, со всеми там перессорился? — расхохотался он. — И решил красиво отомстить?

— Нет, — коротко ответил я. — Просто случайно узнал о существовании десяти с лишним тысяч реальностей, которые совершенно необходимо уничтожить. Правда, этим уже занимается один человек, но его успехи, прямо скажем, не кружат голову. Восемнадцать, что ли, штук прикончил — за несколько тысячелетий, прикиньте. Вообще не о чем говорить.

— Я его знаю? — заинтересованно спросил Лойсо.

— Понятия не имею. Чьйольве Майтохчи — это имя вам что-нибудь говорит?

— Лихой Ветер? — удивился Лойсо. — Забавно. Лично мы не знакомы, но имя известнейшее. Вот, значит, куда он подевался… И что за реальности такие?

— Миры Мертвого Морока, — сказал я. — Их так Магистр Чьйольве окрестил. На самом деле, просто овеществленные романы. То есть, отчасти овеществленные. Жуткая дрянь получилась, говорят…

— А вот с этого места поподробнее, — оживился Лойсо.

Ухватил меня за локоть и куда-то потащил. Я и моргнуть не успел, а мы уже сидели внутри полосатой палатки и усталая женщина средних лет в обтягивающем, как у циркового борца, трико наполняла наши стаканы синеватой жидкостью, попробовать которую я не рискнул бы даже наяву.

— Я эту дрянь тоже не пью, — сказал Лойсо, кинув женщине маленькую, до прозрачности тонкую монетку из красноватого металла. — Зато стоит она дешево. И если заплатить, можно сидеть тут сколько вздумается. В относительном уединении и в тишине. Тоже, конечно, весьма относительной. Рассказывай.

К счастью, рассказывать во сне о вещах, которые узнал наяву, много легче, чем, проснувшись, пытаться вспомнить и описать свои сновидения. Поэтому я бодро отбарабанил краткую лекцию по бесславной истории художественной литературы Мира. Рассказал все, что знал, не утаивая ни имен главных действующих лиц, ни собственной позиции по этому вопросу. Лукавить с Лойсо совершенно бесполезно, это я уже давно выяснил. Он в этом смысле даже хуже Джуффина — оба читают меня, как открытую книгу, но шеф, по крайней мере, не увлекается литературной критикой, а Лойсо редко отказывает себе в таком удовольствии.