Дорогой Джон - Николас Спаркс

Я помассировал виски, заболевшие при мысли, что Тим догадывается о том, что едва не произошло вчера между мной и Саванной; более того, может, он даже ожидал этого. Об этом свидетельствовала его настойчивая просьба любить Саванну так же преданно и самоотверженно, как он сам. Теперь я точно знал, чего Тим Уэддон ждет от меня в случае своей смерти, но отчего-то от благословения еще живого мужа Саванны мне стало смертельно тошно.

Наконец я встал и направился к машине. Я не знал, куда поеду, просто хотел убраться как можно дальше от больницы. Мне нужно было уехать из Ленуара, чтобы вернуть себе способность связно мыслить. Я сунул руки в карманы, ища ключи.

Только подойдя к машине вплотную, я увидел припаркованный рядом пикап Саванны. Сама хозяйка сидела на переднем сиденье. Увидев меня, она открыла дверь, выскочила наружу и пригладила блузку.

Я невольно попятился.

— Джон, — начала Саванна. — Ты вчера ушел не попрощавшись…

— Да.

Она чуть заметно кивнула. Мы оба знали причину моего вчерашнего ухода по-английски.

— Как ты узнала, что я здесь?

— Никак, — пожала она плечами. — Я заехала в мотель, мне сказали, что ты уехал. Приехав сюда, я увидела твою машину и решила подождать. Ты был у Тима?

— Да. Ему лучше. Надеется, что сегодня днем его выпишут.

— Хорошая новость, — сказала Саванна и кивнула на мою машину: — Уезжаешь из города?

— Мне пора возвращаться. Отпуск закончился. Саванна скрестила руки на груди.

— Ты вообще собирался зайти проститься?

— Не знаю, — признался я. — Об этом я еще не думал. На ее лице промелькнули обида и разочарование.

— О чем вы с Тимом говорили?

Через плечо я покосился на больницу, потом перевел взгляд на Саванну.

— Почему бы тебе не спросить об этом мужа? Ее губы сжались в тонкую линию.

— Это и есть твое «до свидания»?

На шоссе засигналила машина, и движение вдруг замедлилось. Выезжавшая на шоссе красная «тойота» требовала себе места, намереваясь влезть на нужную ей полосу. Я засмотрелся, как она без мыла втиснулась в плотный поток машин, но чувствовал, что пауза затянулась и нужно отвечать.

— Да, — сказал я, медленно повернув голову и взглянув на Саванну. — Пожалуй, это оно и есть.

Костяшки пальцев ее скрещенных рук побелели.

— Может, я тебе напишу?

Я принудил себя не отводить глаз, в который раз пожалев, что наша карта легла так, а не иначе.

— Вряд ли это хорошая мысль.

— Не поняла…

— Все ты поняла, — оборвал я. — Ты замужем за Тимом, а не за мной. — Я выдержал паузу, давая ей время прочувствовать сказанное и собираясь с силами для того, что должен был сказать. — Он хороший человек, Саванна. Лучше, чем я, это уж с гарантией. Я рад, что ты за него вышла. Я тебя очень люблю, но не собираюсь из-за этого разбивать вашу семью. Да что там, ведь и ты этого не хочешь. Даже если ты меня любишь, ты ведь и его тоже любишь. Мне понадобилось время, чтобы в этом убедиться, но теперь я это знаю.

В воздухе повисли несказанные слова о более чем неопределенном будущем Тима. Я видел, что глаза Саванны наполняются слезами.

— Мы еще когда-нибудь увидимся?

— Не знаю. — Слова жгли мне горло. — Надеюсь, что нет.

— Как ты можешь это говорить? — спросила она срывающимся голосом.

— Потому что это будет означать, что Тим выздоровел. Кроме того, у меня предчувствие — все будет так, как должно быть.

— Ты не должен так говорить! Разве ты можешь это обещать?

— Нет, — сказал я, — не могу.

— Тогда почему ты хочешь закончить все сейчас?

По ее щеке очень красиво скатилась слеза. Мне следовало молча уйти, но вместо этого я сделал шаг к Саванне и осторожно смахнул слезинку со щеки. В ее глазах смешались страх, печаль, гнев, чувство, что ее предали, и — мольба, чтобы я изменил свое решение. Я с усилием сглотнул.

— Ты замужем за Тимом. Твой муж сейчас очень нуждается в тебе. Ты должна принадлежать ему полностью… э-э… в смысле — всецело посвятить себя ему. Третий здесь лишний, и мы с тобой это отлично понимаем.

По ее щекам побежали слезы. Я почувствовал знакомое треклятое жжение в глазах. Нагнувшись, я легонько поцеловал Саванну в губы и крепко обнял ее в последний раз.

— Я люблю тебя, Саванна, и всегда буду любить, — выдохнул я. — Ты самое лучшее, что у меня когда-либо было, ты мой лучший друг и моя возлюбленная, и я не жалею ни об одной секунде нашего романа. Моя жизнь наполнилась смыслом, и больше того, ты вернула мне отца. Этой услуги я никогда не забуду. Ты навсегда останешься частью меня, самой лучшей моей частью. Мне жаль, что все получилось так, а не иначе, но я должен ехать, а ты должна подняться к своему мужу.

Я чувствовал, как Саванна вздрагивает от рыданий, и долго не разжимал объятий, но в конце концов нехотя опустил руки, зная, что обнимал ее в последний раз, и отступил на шаг.

— Я тоже люблю тебя, Джон, — сказала Саванна. Я махнул рукой:

— Прощай.

Тогда она вытерла щеки, повернулась и пошла к стеклянным больничным дверям.

Расставание оказалось самым трудным делом, на которое я подвигся в своей жизни. По дороге я боролся с желанием развернуть машину и мчаться к больнице, обещать Саванне, что всегда буду рядом, и открыть ей то, что сказал мне Тим. Но я упрямо ехал вперед.

На выезде из Ленуара я остановился у маленького круглосуточного магазина. Мне требовался бензин — я залил полный бак, а внутри купил бутылку воды. На прилавке красовалась банка для сбора денег на лечение Тима. Некоторое время я тупо смотрел на нее. Банка была наполнена мелочью и долларовыми купюрами; на табличке значились название и номер счета в местном банке. Я попросил продавца разменять несколько долларов четвертаками.

Идя к машине, я не чуял под собой ног. Открыв дверцу, начал лихорадочно перебирать бумаги в конверте, полученном от Уильяма Бенджамина, заодно ища и карандаш. Я нашел все, что требовалось, и направился к придорожному таксофону. Мимо с ревом проносились машины. Набрав службу информации, я крепко прижал трубку к уху, чтобы расслышать, как механический голос произносит нужный мне номер. Записав его карандашом на документах, я повесил трубку, после чего опустил в щель несколько монет, набрал междугородний номер и услышал другой механический голос, потребовавший еще денег. Я скормил таксофону еще пару четвертаков, и вскоре в трубке раздались долгие гудки.

Когда на другом конце сняли трубку, я представился и спросил, помнит ли меня собеседник.

— Конечно, помню, Джон. Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо. Мой отец скончался. На том конце провода наступило молчание.

— Мои соболезнования, — сказали в трубке. — Ты сам-то как?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Я чем-нибудь могу тебе помочь?

Я закрыл глаза, думая о Саванне и Тиме и надеясь, что папа простит меня за то, что я делаю.

— Да, — сказал я торговцу монетами из драгоценных металлов. — Вообще-то можете. Я намерен продать отцовскую коллекцию и хочу получить деньги как можно скорее.

ЭПИЛОГ

Ленуар, 2006 год

Так что же такое настоящая любовь?

Я вновь и вновь задавался этим вопросом, сидя в импровизированной засаде на склоне холма и наблюдая, как Саванна идет к лошадям. На секунду я вспомнил, как приезжал на ранчо увидеть ее, но тот визит годовалой давности уже казался мне нереальным, чем-то из области преданий.

Из-за необходимости срочной продажи коллекция ушла по частям и за меньшую сумму, чем я мог бы выручить без спешки. Собранные отцом монеты разошлись по людям, которым и в голову не придет заботиться о них так, как прежний хозяин. Себе я оставил только пятицентовик с головой бизона — не смог с ним расстаться. Кроме фотографии, это все, что осталось у меня от отца, и я всегда ношу эти пять центов с собой как талисман. Я часто достаю из кармана пластиковый контейнер, в котором заключена монета, разглядываю ее, глажу пальцами и вновь вижу отца, читающего «Бюллетень нумизмата» в своем кабинете, или вдыхаю аромат жареного бекона, шипящего в кухне. Эти воспоминания вызывают у меня невольную улыбку, и на секунду мне кажется, что я не одинок.

Впрочем, я знаю, что мне суждено остаться одиноким. Я твердо помнил об этом, наблюдая, как Саванна и Тим направляются к дому, держась за руки. Я видел, как нежно они прикасаются друг к другу, и понимал, что этих двоих связывает искренняя, неподдельная любовь. Должен признать, из них получилась красивая пара. Тим позвал Алана, тот подбежал к ним, и все трое вошли в дом. Мне стало интересно, о чем они говорят, ибо я любопытен к подробностям семейной жизни, но я прекрасно понимаю, что это не мое дело. Впрочем, я слышал, что Тим уже не ездит в больницу на процедуры и большинство жителей города считают его исцелившимся.