Готовность номер один - Григорий Сивков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женя раздумчиво замолчал.
- А храбрость храбрости рознь, - говорю ему, - помнишь, как у Максима Горького здорово сказано: "Безумству храбрых поем мы песню..."
Женя соглашается со мной. Подполковник Галущенко был храбрым человеком и на земле, и в воздухе.
Майор Кондратков возвращается в полк
Горе и радость соседствуют рядом. Вслед за горестной вестью меня вскорости ожидала приятная. Командиром полка назначен майор Артемий Леонтьевич Кондратков.
В полк он вернулся без особого шума, как, впрочем, любил делать все в жизни - исключительно тихо, скромно. Никаких совещаний не созывал. Обошел, оглядел полковое хозяйство и занялся очередными делами так, будто он все это время был на посту командира полка т не куда не отлучался. Такой уж выработался стиль у майора Кондраткова: решать насущные фронтовые задачи без суеты и торопливости, весомо и капитально. Правда, бывали впоследствии и у него минуты душевной слабости : покричит, покричит на провинившегося летчика, припугнет, но так больше для вида, а наказать не накажет. В этом, очевидно, тоже сказывалась своеобразная житейская мудрость моего воспитателя, командира.
Никого не удивило его назначение командиром полка. Майора Кондраткова знали как опытного, бесстрашного летчика с великолепной довоенной подготовкой, уважали за рассудительный характер, добрый нрав, помнили и ценили его постоянную заботу о подчиненных..
Увиделись мы с Артемием Леонтьевичем около КП в первый день его приезда, но поговорить тогда не пришлось. Его срочно вызвали к телефону. А спустя день или два сейчас уже помню точно, он вечером пришел к нам на квартиру. Жени Прохорова дома не было, я сидел за столом и строчил письмо. Увидев майора Кондраткова, вскочил, вытянулся по стойке смирно.
Артемий Леонтьевич стиснул мне плечи, неловко обнял и сказал:
- Садись, Гриша, рассказывай.
Усадил меня, сам сел напротив.
- Как дела?
- Идут дела летаем на задания.
- Слышал я, слышал. - Он смотрел на меня спокойными серыми глазами излучавшими доброту. - Начальство доверяет тебе до пяти и больше десятков самолетов. Это хорошо. Эскадрилью тебе дали. Тоже хорошо. Теперь в самый раз. Я тебе скажу вот что: кто идет не торопясь, по ступенькам должностной лестницы, тот дело знает крепко, по-настоящему, а кто летит быстро вверх, словно мыльный пузырь, то как пузырь и быстро лопается...
Он пристально, изучающе глядел на меня и оживленно продолжал:
- Значит идут дела? Ну, что ж, рад за тебя.
- Идут. Ничего особенного. Вы же знаете.
- Знаю, знаю, - подтвердил Артемий Леонтьевич с лукавой улыбкой. - Знаю и о дивчине, которую зовут Катей... Знаю и про твой домашний арест...
Виновато и смущенно молчу.
- Говорил тебе Гриша, и еще повторю: откажись раз и навсегда от излишнего риска. Пойми, чтобы рисковать, ума палаты не требуется. Нам не нужны потери, которые можно избежать. - Он встал, прошелся по комнате, скрипя половицей, и, словно тятя, умудренно и заботливо сказал:
- Самолеты можно сделать новые, а вот людей уже не вернешь...
В задумчивости он посмотрел на стол, где лежали конверты.
- Письмо получил?
- От тяти с Урала.
- Что он пишет, как они там?
- Все нормально, только прихварывает он...
- Ну-ка, давай посмотрим, если не против.
- Нет, что вы, пожалуйста, читайте.
Он взял письмо, подвинулся ближе к свету и стал читать вслух, разбирая неторопливый почерк отца: : "Здравствуй, дорогой сынок Гриша! Прежде всего надо сказать, что письмо твое и почтовый перевод получили. За все это большое спасибо. Затем хочу сообщить, что живем пока ничего. Все живы и здоровы. Я работаю понемногу в колхозе. В эти дни помогаю сеять вручную. Ввиду ненастной погоды сев оттянулся далеко. В своих огородах тоже еще не пахали. Некоторые копают лопатками. Мы тоже вскопали более половины и посадили. Брат Иван находился в отпуске. Были у нас дома. Может, будет возможность и тебе приехать? Мы ждем. Пока коротенько все. Писал вечером после работы. До свидания. Твой отец Ф.Сивков."
- Трудно им там достается. Мужиков видать мало осталось в колхозе. А хозяйство надо вести... Время нельзя упускать. Опоздаешь с севом, нечего будет жать... А фронту и хлеб тоже нужен. Но крестьяне свое дело знают, умеют ценить и беречь время. По письму отца вижу, как кратко все изложил, точно в разведсводке... Волнуются, переживают за тебя. А что деньги посылаешь старикам, это хорошо. Будешь писать, передай от меня им низкий поклон...
За спиной хрипло пробили часы.
- Ого, время уже. Тебе спать пора. Завтра полеты. А я пойду посмотрю последние разведсводки по фронту.
Он ушел, ссутулившись под грузом очередных полковых забот и тревог. А я до возвращения Жени Прохорова не ложился спать, писал ответ тяте, а потом в душе упрекал себя за робость, скованность в сегодняшнем разговоре и, пожалуй, укорял за неблагодарность в отношении с моим ведущим и старшим наставником. Правда, "самоедством" не пришлось заниматься долго. Рано утром предстояли опять боевые полеты на Керченский полуостров.
Вася Фролов
Другой печальной новостью, после моего возвращения из Кисловодска в полк, известной на всю дивизию, была вторая катастрофа младшего лейтенанта Васи Фролова. Первая случилась с ним в Днепровской, когда мы летали на "Голубую линию".
В полк Вася пришел вместе с Николаем Калининым. Был особо, пожалуй, ничем не примечательным Парень как парень. Летчик обычный, не довоенной подготовки. Война в то время находилась уже в той стадии, когда производство самолетов, по-видимому, значительно опережало подготовку кадров военных летчиков. Их в нашем полку, как, впрочем, и в других полках, всегда не хватало. Прибывавшие ребята из авиашкол краткосрочного обучения доучивались уже в боевых условиях, шлифуя свои летные навыки в групповых полетах над линией фронта, участвуя в воздушных боях.
В один из напряженных боевых дней в полковом дневнике появилась лаконичная запись: "23 июля 1943 года. Самолет Фролова при посадке на своем аэродроме потерпел катастрофу. Воздушный стрелок Мардер погиб".
Группа в которой шел Вася Фролов, попала под шквальный огонь противника. Самолет Васи был сильно поврежден. Снаряд попал в кабину воздушного стрелка. Когда самолет пролетал над аэродромом, мы снизу видели, как он просвечивал насквозь. В задней кабине была дыра во всю ширину фюзеляжа. Казалось, совсем не на чем было держаться воздушному стрелку, который к тому же был ранен. Ранение в голову получил в этом полете и Вася, но все же сумел дотянуть на изуродованной машине до своего аэродрома. Крылья самолета были изрешечены осколками снарядов, обшивка отваливалась рваными кусками. Одно колесо совсем не выпускалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});