Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович

— Не положено! Въезд на машинах запрещен! — забасил отъевшийся на санаторных харчах бугай.

Оперативник увидел у крыльца девятиэтажного здания черный джип, спокойно стоявший у крыльца, явно не служебного пользования, и закипел от злости:

— Да я тебя, сволочь, на тридцать суток сейчас оформлю за соучастие в убийстве! Я преступника приехал брать, а ты его, сука, покрываешь?!

Старлей выхватил пистолет, и охранник побледнел.

— Лучше не заводи меня! Открывай!

Бугай испуганно закивал и нажал на кнопку. Ворота стали расходиться в стороны.

— И сиди тихо, понял! Где второй корпус? — Старший лейтенант даже слегка толкнул пистолетом охранника в живот, и тот присел на стул.

— Он сразу за первым, там…

Ворота со скрипом открылись, и сыщик въехал на территорию, подкатил к крыльцу второго корпуса, вошел в вестибюль на первом этаже. Ни швейцара, ни привычной ключницы у входа, никого. Заходи кто хочет. Власов занимал семнадцатый номер, это, судя по всему, на втором этаже. Кравец поднялся, двинулся по длинному коридору, нашел семнадцатую комнату, постучал. Ему никто не ответил. Все логично. Не станет же молодой мужик сидеть взаперти, наверняка плещется в бассейне, или режется в бильярдной, или, объединившись с другими мужиками, попивает пивко. Что еще делать в санатории? А пансионат огромный, бегать искать одного отдыхающего неразумно, надо придумать что-то поумнее.

Старлей постучался к соседям, но и те не откликнулись. В досаде он толкнул дверь Пашиной комнаты, и она неожиданно приоткрылась. Оперативник помедлил, заглянул, прошел в комнату.

Кровать застелена, хотя кто-то сидел на ней. На столе недопитая бутылка водки, стаканы, почему-то три, и окурки в пепельнице от разных марок сигарет, на тарелке остатки останкинской молочной и кровяной колбасы, банка с недоеденными маринованными огурцами, порезанный российский сыр, куски дарницкого хлеба и три стеклянные бутылки «Боржоми». Стандартный набор закусок. Кравец взял «бычок», понюхал: курили, а значит, и выпивали вроде бы недавно. Недопили граммов сто — сто пятьдесят, что-то отвлекло. Могли пойти на обед или сыграть партеечку в бильярд на новую бутылку. Был, видимо, весомый повод, чтобы выпить с утра.

Комнатка небольшая, как гостиничный номер. Телевизор, кровать, письменный стол, второй, журнальный, с двумя креслами, два стула. Холодильник. Старлей открыл. Он был забит. Видимо, свои расстарались. И водочка, и всякие нарезки, и маслины, и крабы, и печень трески, икорка, фрукты и шампанское. А может быть, парень уже думает о Новом годе и кого-то ждет в гости. Ундину с рыжей челкой. «Мысль не нова, но своевременна» — как любил повторять Климов. От обилия жратвы у сыщика заурчало в животе, и он захлопнул дверцу. Надя объявила бойкот, теперь не встает вместе с ним и не готовит ему завтрак. Сергей выпил утром лишь чашку кофе и съел хлеб с маслом.

Воздух в комнате висел спертый, тяжелый, но помимо привычных запахов: табака, спиртовых паров — примешивался еще один, хорошо знакомый Кравцу. Запах крови. Обоняние у старшего лейтенанта было редкостное, из него бы получился талантливый парфюмер, более удачливый, чем мент. Он хотел уже выйти в коридор проветриться, но на пороге остановился, вернулся в комнату, огляделся. Заглянул под кровать: пусто. Возвратился в прихожую, открыл дверь туалета, включил свет, закрыл, распахнул дверь ванной и остолбенел: в ней с перерезанным горлом лежал Власов.

Это было так неожиданно, что старлей несколько секунд стоял неподвижно, разглядывая кудрявую голову продавца. Приблизился. Черта разреза на горле была почти такой же, как у детей, убитых таким же способом. Вся кровь почти вытекла, и лицо Паши приобрело восковой, почти яблочный оттенок. Синие глаза остекленели. Большие капли крови запеклись на кафельном полу ванной. Значит, убийство произошло здесь, потому-то ни в комнате, ни в прихожей красных пятен он и не заметил. Власов лежал в клетчатой рубашке, брюках и ботинках. Выходит, что убийца хладнокровно перерезал горло и уложил продавца в ванну, причем бережно уложил, руку картинно зацепил за край. И лишь после этого вышел. Было бы интересно узнать, на сколько по времени оперативник опоздал? Вот уж где стоило бы себя выстегать!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Если бы мать Паши сразу же выдала ему адрес, то, возможно, сыщик сумел бы накрыть преступника и жертву, застав их еще за водкой. И спас бы этого обалдуя Пашеньку. Странно только: зачем убийца распивал с ним водку, а не убил сразу? Или так положено поступать с друзьями, дав перед смертью миг расслабухи?

Послышались торопливые шаги в коридоре, а еще через мгновение кто-то осторожно постучал в дверь. Кравец, находившийся в ванной и не ожидавший этого, насторожился, вытащил пистолет, потушил свет, и очень вовремя. Потому что незнакомец не стал дожидаться, когда ему ответят, а толкнул дверь и зашел в комнату.

— Пашок-гребешок, ты где там, отзовись? — послышался ленивый голос.

Сыщик замер, ожидая, что неизвестный может заглянуть в ванную, но этого не последовало. Незнакомец допил водку, смачно закусил и громко отрыгнул, потом открыл холодильник и присвистнул от удивления. Прошло еще несколько секунд, оперативник услышал странный шорох и вдруг догадался: пришедший выгребает оттуда продукты. Банки падали на пол. Это уже походило на ограбление. Надо было действовать. Кравец тронул дверь ванной, и она неожиданно заскрипела. Грабитель отреагировал моментально: он бросился из комнаты, долбанув дверью попытавшегося выбраться из ванной старшего лейтенанта, и метеором вылетел в коридор.

Удар, невольно нанесенный неизвестным, оказался настолько сильным, что Кравца отбросило к ванне, и он, ударившись вдобавок затылком о ее жесткий край, некоторое время пролежал на полу без сознания. Очнувшись, он несколько минут соображал, где находится и почему пятна крови на кафельном полу. Но, к счастью, память его не покинула, и через мгновение он вспомнил все: и убийство Власова, и приход незнакомца.

Старлей со стоном поднялся, смыл кровь, потом подставил голову под струю холодной воды и держал до тех пор, пока не унялась боль. Попадись ему только этот сукин сын, он ему устроит сладкий отдых в санатории. Сергей, не утираясь, вышел в комнату. Сумка, нагруженная продуктами, похищенными из холодильника, так и осталась лежать на полу. Грабитель, видимо, настолько испугался, что бросил все и выскочил из номера. Но кто это был? Убийца, собутыльник, сосед, свидетель убийства Власова или просто случайный халявщик? Вряд ли убийца, коли так струсил, что чуть насмерть не зашиб оперативника. Но он может многое знать и, возможно, видел того, кто приезжал к Власову. Такие всегда крутятся вокруг выпивки и ради халявного глотка не брезгуют ничем: могут сбегать за бутылкой, закуской, найти стакан, составить компанию, а при случае и легко обчистить, чему едва не стал свидетелем Кравец.

Сергей сообщил об убийстве, вызвал экспертов, взглянул на часы: половина четвертого. Звонить Людмиле Захаровне не стал. Сообщать все равно придется. При всей ее сексуальной одержимости она искренне любила сына, и эта страшная потеря принесет ей муки и страдания. Извещать Власову все равно придется ему, и он сделает это завтра. И не по телефону. Сейчас надо опрашивать свидетелей, кто-то наверняка видел гостя, приехавшего к Паше. Не стоит сбрасывать со счетов и тот вариант, что убийца находится в санатории. Раньше восьми-девяти сыщик не освободится. Это уж точно. Домой доберется в десять-одиннадцать, выжатый как лимон. Жена конечно же будет спать. Вещи у нее собраны, такси на завтра заказано. Она женщина предусмотрительная. Утром молча встанет и, не сказав ему ни слова, уедет. А вернувшись, обязательно подаст на развод. Потому что Надя упертая, как сто хохлов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну и плевать! — с ожесточением выговорил Кравец. — Мы тоже не лыком шиты!

Комок обиды встал в горле, точно все это уже произошло. Но может быть, и к лучшему?.. Сына только жалко. Сын тут ни при чем. Он будет жутко переживать, замкнется. Мальчик очень ранимый. Надя же этого не понимает. Ей не объяснить. Слуха нет. И ведь ничего не сделаешь. Он на колени будет вставать, но она не простит. Сейчас бы махнуть стакан. Кравец взглянул на сумку, где сверху лежала бутылка «Гжелки», видимо припасенная Власовым на Новый год. Однако Паше она больше не понадобится. Оперативник заколебался, но тотчас решительно отмел этот мимолетный искус. Ему придется сейчас говорить с директором санатория, со свидетелями, и ни к чему, чтобы от представителя власти несло водкой. Да и потом это уже вещдок. А оно должно сохраняться в течение нескольких лет и после решения суда. Хотя в отделе его оприходуют гораздо раньше, это уж точно.