Поцелуй Однажды: Глава Мафии - Ольга Манилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что такое? — сдвигает брови Кира.
Карелин вливает в себя виски до дна, и со стуком опускает бокал на стол.
— Хочу тебя. — Он вытирает тыльной стороной ладони рот. — Сейчас.
Она поправляет шлейку ночнушки, хотя поправлять там нечего.
— Сначала нужно меня поцеловать, — досадливым тоном тянет она. Пришел домой и даже не прикоснулся.
Он уже вжимает девушку в столешницу, касаясь эрекцией ягодиц. Тянет голову на себя, поворачивая лицо в сторону.
— Это я могу устроить. Только не канючить потом. Или нет. Лучше канючить.
Рома резко входит в нее, одновременно овладевая ртом. Шарит рукой по скрытому под тканью телу и сжимает грудь. Кира позволяет себя задушенное мычание. Она плавится под напором и пропитывается его лихорадкой.
Стараясь заглушить стоны, она закрывает рот ладонью, когда под толчками уже можно взлететь. Карелин звереет. Сбивается и врезается глубже, оттягивая ее руку от лица.
— Но Петя же… Я не могу сдержаться, — закусывает губу она и шумно выдыхает.
— Взрослый уже. Выглянет и уйдет. Он прекрасно понимает, чем мы с тобой занимаемся месяцами.
Она вынуждена одергивать себя — качаться понемногу из стороны в сторону и сжимать пальцы у горла, словно это остановит рвущиеся на свободу вопли.
— Ненавижу, — вдруг заводит он, как раненый зверь, и гнет ее ближе к поверхности стола, — ненавижу, когда ты скрываешься от меня. Прячешь что-то. Ненавижу! Когда сдерживаешься. По обьедкам бросаешь мне.
После ее короткого, но яркого оргазма он вынимает член.
Удается повернуться к нему лицом на полусогнутых ногах.
— Хочу еще, — он требует, но внимательно следит за каждым оттенком ее реакции.
Кира надеется, что движение ее непослушной головы похоже на кивок.
— Я тоже, — неуверенно отвечает она, немного сбитая с толку. Настроение Романа непонятно. Он ведет себя так, будто это она явилась только в три часа ночи, агрессивная и замотанная работой.
Неужели так злится, что она голосить на весь дом стесняется?
Карелин взваливает ее на одно плечо без предупреждения и возможности сориентироваться. Потрясение приковывает язык к небу, и Кира только пищит, когда он бросает ее на кровать в спальне.
Глава 24
Утром он сжирает ее взглядом, наблюдая из кровати за сборами на работу. Нешуточной силой притягивает к себе, как только приходится взять с тумбочки телефон.
— Я сегодня рано вернусь, и ты не задерживайся.
— Да я и не задерживаюсь. Негде там задерживаться. Рома, все нормально?
— В смысле?
— У… тебя. Я не спрашиваю, почему ты задерживаешься. Но все ли… в порядке?
— Я привык работать на опережение, — он стискивает ее пальцы до боли, видимо, не замечая применяемую силу. — Чтобы все было в порядке, надо заранее шевелиться.
— Ты довольно проницательный, — осторожно отвечает Кира. Ладонь она наконец-то возвращает себе. Но тут он целует девушку на прощание. Властно и неотесанно. Спешит к лифту она уже запыхавшаяся.
Днем Кира курит на заброшенной лужайке позади цехов, стрельнув сигарету у вахтового. Вспоминает, как тогда вышла на дорогу и обнаружила пустой Рэндж и разбросанные вещи Тимура. Кажется, что это было так давно.
А вечером… Петя, оказывается, отправился ночевать к Ксюше, с которой они теперь как сиамские близнецы. А Карелин ждет ее за столом, на кухне, с выключенным светом.
Сидит и проворачивает в руках картонку белую.
Кира не решается подойти и поцеловать его. Накатывает такое — будто она на чужом месте вообще и обман вот-вот вскроется — все чаще и чаще.
В сковороде разогретые грузинские яства, оставшиеся со вчера.
— Я обедал уже сегодня. А ты съешь, пожалуйста.
Она старается воссоздать непосредственную атмосферу, плюхаясь на стул и неряшливо устраивая сумку на соседнем сидении.
— Я тоже не хочу. Потом съем.
— Я не сказал, что я не хочу. Я сказал, что уже ел. А ты?
Карелин смотрит не на девушку, а на картонку.
— Я просто не хочу, окей. Я не голодна. Ром…
— Почему ты не хочешь? — выговаривает он медленно и четко.
— Да нет аппетита, вот и все. Что-то в последнее время так.
— Да, в последнее время, — вздыхает Роман и несвойственным ему жестом проводит ладонью по волосам. Какие же они у него роскошные, густые и послушные.
— Будем в темноте сидеть? — буднично интересуется Кира.
Он наконец-то поднимает на нее глаза. Ровняет картонку на столе. Достает что-то из кармана.
— Глаза устали, — объясняет, — у меня для тебя подарок. Дай руку сюда.
Вена, увивающаяся возле ее правого уха, видимо, переживает кровяной тайфун. Только так можно интерпретировать гулкий шум, бьющийся прямо в барабанную перепонку.
Она панически придумывает, какую реакцию выдавать. Бесповоротно и окончательно запуталась в том, что нужно делать и в том, что хочется.
Никогда в жизни не обидит его, если подготовил подарок.
Но в те мгновения, когда неаккуратные пальцы развязывают бархатный мешочек, остается молиться, чтобы подарок оказался чем-то поскромнее.
На ее раскрытую ладонь падает бриллиантовое кольцо.
За панорамными окнами теплятся далекие огни города и мигает синевой свет соседних комплексов. Но достаточно отблеска массивной уличной лампы, чтобы уловить одинокую роскошную вспышку драгоценного увесистого камня, когда Кира крутит кольцо в пальцах.
Она готова поклясться, что она открывает рот для воспроизведения слов, но ничего вслух так и не прорывается.
Ужасно дорого, неуместно, непрактично и рассчетливо, но Кира ничего с собой поделать не может — кольцо великолепно, и она готова от восторга завизжать.
Как же тяжело быть меркантильной, особенно когда меркантильной показаться не хочешь, но как же оно блестит и переливается.
— Ты… — настраивает она свое слюноотделение, — ты… Оно прекрасно. Такое красивое. Я надену его, хорошо?
Он смотрит на девушку исподлобья, застывшим взглядом. Но значительно выпрямляется.
— Кира. Конечно, надевай. Это твое кольцо.
Садится как влитое и — пошло оно все пропадом! — Кира крутит ладонью и осматривает подарок со всех сторон. Она заходится радостным смехом, ловя взгляд следящего за каждым движением Карелина.
— Я обожаю капельку. Форму, я имею в виду. Боже, просто невероятное!
Его губы подрагивают в улыбке. Роман подвигает бархат и картонку к девушке.
— Я… рад, что тебе нравится. Я заметил, что серьги ты особо не носишь. И