Закон фронтира - Олег Дивов

— Так и расстреляли бы?

— Не надейся. Помнишь урода пьяного на черном «Мерседесе»? Я бы тебя ему за ящик водки продал. А он тебя куда-нибудь в деревню толкнул бы. В обмен на поставки свежего мяса. В городе, знаешь ли, очень модны шашлыки. Совсем недавно ребята научились.

— Верю, — кивнула Женя. — Вполне на тебя похоже — торговать людьми.

— Да что ты обо мне знаешь! — воскликнул Олег. — Побыла бы в моей шкуре!

— Что-то не хочется.

— Вот именно. Особенно теперь. Проклятье! Да, если мы готовы обозначить место посадки кострами — все, конец. Значит, ждем инопланетян. Елки-палки! Что же мне теперь делать, а?

— А ты убей его, — лениво посоветовала Женя. — Отрави.

— Думаешь? — спросил Олег с надеждой. — А как?

— Сам догадаешься. Учи еще тебя.

Олег раздраженно засопел.

— Я тебе не нравлюсь, — сказал он. — А жаль. Мы бы с тобой могли отлично сыграть в паре. Ты подумай.

— Кем ты был в прошлой жизни, игрок? Карточным шулером?

— Поступал в военное училище. Даже не помню, в какое. Ни города своего не помню, ни родителей. Ни-че-го. Ты маму помнишь?

— Допустим.

— А я нет. А дом ты свой помнишь?

— Не твое дело.

— А я не помню! — в полный голос крикнул Олег. — Можешь ты это понять, ты, чистюля?! Не помню! Ничего!

— Успокойся, — попросила Женя.

— Да я спокоен! Я только здесь и успокоился! Меня знаешь, сколько били? Знаешь, через какие дела я прошел?! Хочешь, шрамы покажу?! — Олег бросил управление и рванул на груди куртку.

— Тихо! — рявкнула Женя, упирая Олегу в бок ствол пистолета. — Машину веди.

— Извини, — Олег мгновенно сбавил тон и послушно взялся за руль. Контроль над собой у него был потрясающий. Среди «проснувшихся» Женя такого еще не видела.

— Это все нервы… Устал я, — тоскливо протянул Олег. — Все, можешь убрать пушку. Я уже в порядке. Я не опасен. Ты мне нужна, понимаешь? Я тебе не причиню вреда.

Машина выехала на перекресток. Внезапно слева мелькнула тень, и «Чероки» подрезал угловатый черный джип.

— Ну вот, легок на помине! — воскликнул Олег. — Теперь начнется… А ну, давай на заднее сиденье и лежать! Двери заблокируй.

— Что будет? — спросила Женя, ныряя между сиденьями назад.

— Тупая болтовня, — Олег аккуратно запарковал машину у тротуара.

— Не паникуй, справимся. Но это может быть надолго. Лежи тихо, хорошо? И ни в коем случае не стреляй. Я все устрою. Со мной этот кретин считается.

— А с Главным? — поинтересовалась Женя, утрамбовываясь под дверь.

— Хватит язвить, — посоветовал Олег и вышел наружу.

Вдоль обоих бортов «Чероки» протопали тяжелые башмаки и остановились. Патруль занял оборону.

Гош остановил тягач посреди двора, заглушил двигатель и с трудом выбрался наружу. От рычагов очень устали руки, и снять шлемофон оказалось неожиданно сложным делом, а закурить — и подавно.

Большой сидел на подножке «Лендровера» и громко всхлипывал. Цыган с потерянным видом бродил среди развалин коровника. Внутри сгоревшего дома что-то с грохотом упало и чертыхнулся Костя.

Гош устало присел на башенку транспортера. Он был готов увидеть вместо фермы пепелище. С того момента, как отпустил «тупых» — готов. Плакать не хотелось, было просто невообразимо пакостно на душе. Оказывается и так бывает — пожалел нескольких чужих и этим фактически убил двоих близких.

Большой поднял зареванное лицо.

— Что же теперь делать? — спросил он.

— А? — не расслышал оглохший Гош.

— Я говорю — что делать теперь?

Гош спрыгнул на землю и, неловко ковыляя — оказывается, болели не только руки, — подошел к Большому.

— Это все моя вина, — сказал он, глядя великану прямо в глаза. — И ничего уже не поправишь.

— Оставь, Гошка. Ни в чем ты не виноват.

— Я отпустил их. Понимаешь, отпустил.

— И правильно… — Большой снова всхлипнул. — Отпустил — и правильно. А что ты должен был сделать? Расстрелять на месте только за то, что они тебя почему-то не любят?

— Не знаю…

— Все к этому шло, — подал голос Цыган, выбираясь из коровника с парой обугленных лопат в руках. — Так и так. Неделей раньше, неделей позже, какая разница. Не забыть бы только Косте морду набить.

— Да что же мне теперь, повеситься, что ли?! — плачущим голосом взмолился из дома Костя. — Ну заснул я, заснул! Да! А эти…? Кто их просил рацию на столе бросать?

— Заткнись, — попросил Большой. — А то я тебе… Ох, не могу… Не смотрите на меня, ребята.

— Да мы и не смотрим, — Цыган протянул Гошу лопату. — Где?

— В саду, наверное, — понял Гош его немой вопрос. — Фермера где хоронили?

— Там. Под забором.

— Вот и пошли.

— Эй, Большой! Кончишь плакать, найди лопату и присоединяйся.

Большой в ответ что-то промычал сквозь обильные слезы.

— Тоска, — пробормотал Цыган. — Какая же тоска, мужики! Снова мы осиротели. Это что, судьба? Карма?

— Если Женя не выберется из города, — сказал Гош, взвешивая лопату в руке, — я им покажу, какая у меня карма!

Могилы копал, в основном, Гош. Цыган то и дело отходил в дальний угол сада покурить, и слышно было, как он там давится слезами и бормочет проклятья. А у Гоша внутри будто застыло все. Он методично копал, совершенно механически, так же, как учился перезаряжать автомат несколькими часами раньше. И думал о том, что теперь осталось чуть-чуть до самого дна. Совсем чуть-чуть. Еще вот потерять Женю — и все, конец. Можно будет честно признать, что становиться человеком ему, Георгию Дымову, не стоило. Лучше бы он очнулся «тупым».

Убитый горем и раздавленный чувством вины Костя, добровольно взваливший на себя обязанности похоронной команды, выволок в сад два завернутых в брезент тела. Вернулся в дом и принялся там забивать гвозди. Принес два грубо сколоченных из обгоревших по краям досок креста с табличками.

— Что написать? — спросил он хрипло.

— Просто имена. Корсаков Александр Алексеевич, Филин Николай Иванович. Выпить у нас есть?

— В подвале осталось.

— Давай, тащи. Выпить и закусить на всех. Ох, нажрусь я сегодня…

Костя ушел. Гош продолжил копать. Цыган не появлялся, Большой тоже. Гош кидал землю и размышлял, что же такое пережил Белый, если отказывался признать свое имя, при этом таская постоянно в нагрудном кармане собственные водительские права. Необычные права, новые, российские, с цветной фотографией.

— Эй! — закричал во дворе Цыган. — Малыш!

— Это не Малыш. Это Генри бродит, — сказал Большой. — Убили гады Малыша.

— Точно, Генри. А я-то обрадовался… Будет нам от рыжей на орехи.