Россия и Англия в Средней Азии - Михаил Терентьев

Л. Кларендон, при свидании в 1869 г. с князем канцлером, сказал: «мы внушили Шир-Али-хану воздерживаться от всяких действий, могущих дать России какой-либо повод к подозрению и что если он предастся подобным целям, то ни в каком случае и ни коим образом не должен рассчитывать на Англию. Это было ему сказано и будет повторяемо так, чтобы всякое недоразумение сделалось невозможным... — Мы боимся, продолжал Л. Кларендон, не видов вашего правительства на Среднюю Азию, а второстепенных деятелей, излишнего усердия генералов в погоне за славой и желанием возвысить собственное свое значение, не обращая внимания на виды правительства» {77}.

Ответ канцлера, что все наши усилия посвящены развитию промышленности и желанию открыть более близкие и безопасные для торговли пути в страны Средней Азии и, что с этой точки зрения следует рассматривать то, что мы уже сделали и что можем еще сделать казалось, совершенно успокоил и весьма обрадовал л. Кларендона.

Северною границею нейтрального пояса л. Кларендон предложил: верховья Аму-Дарьи до меридиана Бухары, откуда граница идет прямо на запад, по широте, пересекая таким образом все караванные пути в Хиву и Бухару. «Английское правительство, говорит записка азиятского департамента (16 апреля 1869 г.), кажется, не сомневается, что Россия присоединит к себе, в близком будущем, Бухарское ханство и Хиву. В таком случае английское правительство видит в границе этой черту, далее которой оно решилось не допускать расширения русских владений в Средней Азии. Это не согласно с достоинством России».

Предложение лорда Кларендона, как не совместное с достоинством России, не было принято, и наше правительство, не признавая нейтралитета Авганистана, заявило только (письмо государственного канцлера от 7 марта 1869 г.) положительное намерение свое не вмешиваться в дела Авганистана.

Условлено было также внушить эмирам Шир-Али-хану, с одной стороны, и Сеид-Музаффару — с другой, чтобы они ничего не предпринимали друг против друга.

Какое значение придавали в Англии вопросу о нейтралитете Авганистана, этой азиятской Швейцарии, можно судить по следующим отзывам лондонских газет: «если бы, говорила «Times», независимость Авганистана от России и приязненные отношения его к Англии могли быть обеспечены, то для Великобритании перестал бы существовать среднеазиятский вопрос».

Обжегшись уже однажды (в 1840 году) на Авганистане, Англия теперь находит, что для нее не выгодно присоединять это ханство к Ост-Индии. «России нечего бояться, что Англия станет домогаться присоединения Авганистана. Польза, какую можно извлечь из этой страны, обусловливается ее независимостью. Независимый Авганистан будет охранять английскую границу от внешних врагов, тогда как зависимый сам будет нуждаться в защите англичан... Если дипломатии удастся добиться признания нейтралитета Авганистана Россиею, то британскому правительству придется пенять на самого себя в случае нападения на него в расплох».

Спрашивается: для чего англичане так усердно хлопочат о признании Россией нейтралитета Авганистана, когда сами же, на тысячи ладов, доказывают, что им нечего опасаться за Индию? Довольно одного взгляда на карту, чтобы убедиться в какой степени трудно было бы даже достигнуть границ Индии с теперешних наших стоянок. Правда, что после хивинского похода все сомнения, все доводы о невозможности, о недоступности чего либо для русских войск должны умолкнуть, но все таки следует сознаться, что англичане не хивинцы и что если мы вздумали бы предпринять против них экспедицию, то, конечно, с оглядкой и во всяком случае не скоро.

Очевидно, Англия не этого боится — ей просто не по силам даже одно соседство России с ее индийскими владениями, где еще таится много враждебных ей элементов. Соседство сильной державы естественно ослабляет могущество Англии, но это и служит явным признаком, что у британского колосса глиняные ноги!

Вот что писал сам лорд Майо в 1872 году: «чувства недовольства и оппозиции господствуют во всех классах общества, как между европейцами, так и между туземцами, по поводу постоянного возвышения налогов. Я убежден, что это составляет величайшую политическую опасность. Мы никогда, даже на одну минуту, не могли рассчитывать на сохранение спокойствия, но я думаю, что положение дел в настоящее время серьезнее, чем когда-нибудь». Скоро после этого откровенного заявления л. Майо, как известно, был убит одним фанатиком. За год перед тем убит и главный судья Бенгала. На острове Цейлон бунты были весьма часто: в 1817, 1823, 1834, 1843 и в 1848 гг. На материке же с 1820 — 1824 г., потом с 1827 — 1830 г., затем в 1852, далее с 1857 — 1858 г. наконец: в 1863, в 1868 и в 1873 г.

Налоги, на которые жалуется л. Майо, были уже не раз причиною беспорядков и волнения умов. Так в 1810 г. в Бенаресе введен был налог на окна, жители тотчас прекратили все работы в городе и настояли на отмене этого налога. В 1848 г. на острове Цейлоне народ взволновался из-за налога на собак, ружья и лавки, а также за натуральную дорожную повинность. О несоразмерности налогов можно судить хотя потому, что, например, соль в Бенгале стоит на месте добычи по 6 коп. за центнер (около 3 пуд. 4 фунт.), а налог на нее составляет 2 руб. 62 коп. Народ поэтому мало ее употребляет и болеет.

Сумма налогов хоть и не велика, так как каждый платит средним числом не более 7 шилингов (2 р. 14 коп.), а в Англии не меньше 19 руб., но за то Англия производит на 900,000,000 фунтов стерлингов и платить с них 72,000,000 не трудно, Индия же при 300,000,000 фунтов стерлингов производства отдает 50 миллионов в налог т. е. шестую часть и, значит, если бы производила как Англия на 900 миллионов, то платила бы 150 миллионов податей, а это слишком вдвое против того, что платят англичане.

Таким образом, с каждого фунта стерлингов в Индии платят 3 шил. 4 пенса, а в Англии только 1 шил. 8 пенс. Если прибавить ко всему сказанному, что в Англии 19/20 налога т. е. почти весь он обращается на пользу того же народа, а взятые с Индии миллионы вывозятся большею частью в метрополию, то будет ясно, почему налоги в Индии не только относительно, но и безусловно тяжелы. Правительство не заботится ни о гидравлических сооружениях, которые бы предохраняли страну от наводнений или сохраняли бы запасы воды на случай засух, ни о запасах хлеба, на случай неурожаев. Оно все берет от народа, ничего ему не возвращая! За то вот года наводнений: 1832, 1836, 1849, 1852, 1857, 1858, 1863, 1867 гг., а вот года засух: 1834, 1837, 1840, 1841, 1866. И то и другое явление сопровождаются обыкновенно страшным голодом. В Бенгале в 1870 г. умерло с голода около 10,000,000 чел., почти треть населения! В Ориссе в 1866 г. из 2,600,000 умерло более миллиона т. е. почти половина жителей...

Англичане постарались убить в Индии всякую фабричную деятельность, чтобы сделать индийцев только производителями сырья и, значит, своими поставщиками и потребителями английских мануфактурных изделий. Средства для искоренения фабрик и вообще промышленности обработывающей были употреблены самые простые: все машины, все орудия производств были обложены тяжелой пошлиной. От маслобойки и ткацкого станка до лодки и топора, все попало в оклад... Затем запрещен был ввоз машин... Кому неизвестно, что Индия славилась своими мануфактурами, пока не подпала под загребистую лапу британского льва!

Теперь туземные фабрики, одна за другой, закрылись и земледелец-индиец отдает свой хлопок англичанину по 1 1/2 копейки за фунт, чтобы получить его обратно, в виде ткани, за 50 копеек!

Ужь не говоря о вопиющих беззакониях таких людей как Гастингс, не говоря о вероломной, клятвопреступной и безчестной политике многих губернаторов Индии, не говоря о свирепости, с какою англичане подавляют народные востания, довольно уже одного безотрадного финансового положения страны, чтобы вызвать общее недовольство и ропот.

Народ развивается, не смотря на безучастие англичан, а может быть и благодаря этому безучастию. В Калькутте уже в 1851 году было до 40 туземных типографий. Газета «Индийское Солнце» издается на языках: персидском, индусском, английском, урдусском и бенгальском. С развитым народом, конечно, легче управляться, но только при условии справедливости и человечности, а ни в том, ни в другом англичане не грешны!

Читателю ясно теперь почему так кричит и стонет английская пресса, а за нею и дипломатия, каждый раз, когда тот или другой туркестанский губернатор соскучится сидеть сложа руки!

Возвратимся теперь к Шир-Али хану. Когда л. Майо сообщил авганскому эмиру о полном согласии, существующем между Англией и Россией относительно образа действий в Средней Азии и, что поэтому Авганистан должен удерживаться от враждебных России мероприятий, — кабульский эмир ответил, что он не только не имеет намерений действовать противно русским интересам, но даже не будет давать в своих владениях убежища лицам неприязненным России.