Армагеддон. Трилогия - Юрий Бурносов

Иванова была красивой. Даже очень красивой. С короткой мальчишеской стрижкой, немного нагловатым выражением лица типа «Да, я такая, и чо?!», едва заметным шрамом на правой скуле. Тридцать лет. Поди ж ты, а больше двадцати не дашь…

— Не боишься, Олег? Сам знаешь, куда отправляемся…

— Вот и проверим, Андрей Львович. Под мою личную ответственность.

— Ты часом не влюбился?! — подмигнул Гумилев. Санич покраснел и возмущенно воскликнул:

— Что вы такое говорите?! Да если бы и так, чего бы я тогда с собой ее тянул в такое пекло?!

— Ладно, — заключил Гумилев. — Коли под твою ответственность, то берем… Слушай, давай я пролистаю твоих бойцов, а? Ты их лучше знаешь, чем я, тебе и карты в руки. Если что не так — на месте и взыщу, ты меня знаешь. Договорились?

— Договорились, — Санич обошел стол, встал рядом с Гумилевым, наклонился и пролистнул несколько страниц. — Моих тутпятеро, не считая меня самого… Чтоб знали — там среди них Грищенко.

— Старый знакомый! — Гумилев вспомнил капитана, с которым искал в тайге пропавшую жену Еву. Человек был весьма толковый, и Гумилев поручил тогда Саничу любыми путями забрать Грищенко к себе. Санич забрал, многократно хвалил бывшего капитана, но работал Грищенко на объекте в Сибири и с Гумилевым ни разу больше не пересекся. Вот, стало быть, и выпал случай…

— А вот это — ученые, — продолжал Санич. — Те, которые пригодятся именно нам, а не миссии ООН и академику Делиеву.

— А вот и ученые… из пробирки извлеченные… — рассеянно пробормотал Гумилев нехитрый стихотворный экспромт. Он прекрасно понимал, что без ученых в Зоне 51 ему делать нечего, но внутренне опасался брать с собой необстрелянных гражданских людей. Рисковать собой он мог, имел право, а вот подставлять под удар других… Да, есть понятия «долг» и «обязанность». Но следовало признать, что с Закрытой Территории могут вернуться не все. А могут и все не вернуться. Нет, пессимистом Гумилев себя не считал, но и сквозь розовые очки смотреть на жизнь разучился давно и бесповоротно.

— Нестор Тарасов… — Гумилев внимательно рассматривал симпатичное, но немного усталое лицо. Двадцать пять лет. Сотрудник вирусологической лаборатории. Ни разу не попадался на глаза, хотя Гумилев, конечно же, и не мог знать всех своих сотрудников, тем более низшего звена. — Кто рекомендовал?

— С учеными сложнее, Андрей Львович. Вначале я отбирал по чисто физическим параметрам. Специально провели ряд тестов — разумеется, ничего не объясняя, просто, дескать, нужда возникла. Потом устроили спартакиаду по отделам. Оно и полезно — кто жирок подрастряс, кто мышцы накачал чуток… А уже после всего этого я тех, кто проходил по всемпунктам, обсудил с начальниками отделов, лабораторий, секторов. Отобрали уже с профессиональной точки зрения всех, кто мог пригодиться согласно вашей разнарядке. Вот набрали. Тарасов, в частности, специализируется по онкологии, добился уникальных результатов, его шефу слов не хватало его расхваливать.

— Онкология? А зачем нам онкология?

— Это у него побочное. На самом деле специалист по вирусам. Классный специалист. Плюс хорошее знание английского.

— Хорошее знание английского, не говоря уж о русском, должно быть у любого образованного человека, — наставительно произнес Гумилев. — Твои бойцы, кстати, когда начнут массированно изучать языки? Ты мне давно обещал. Выполнил? А, Робокоп?

— Мы помаленьку уже начинаем, Андрей Львович, — сказал, кашлянув, Санич. Гумилев прекрасно понимал, что начальник службы безопасности врет, но журить его не стал, не время. Тем более теперь, раз Гумилев показал, что помнит о своем внесенном вскользь пожелании, то Санич исполнит его непременно и на двести процентов.

— Берем Тарасова, раз такое дело… Кто у нас следующий? Следующий у нас Игорь Синцов. Ну, этот «Армагеддоном» занимается с самого начала, его грех не взять.

На Гумилева глянуло длинное сухое лицо психолога Артемьева. Его он хорошо знал.

— Артемьев? Я думал, он не пройдет тесты по физподготовке и врачебный осмотр.

— Как видите, прошел.

— Сложный человек, но полезный. Ой, помотает он нам нервы… Но с ним лучше, чем без него. Рад, что Артемьев прошел. Я грешным делом его даже и приглашать не стал, думал, пожилой человек.

— Этот пожилой человек, Андрей Львович, при мне на спор пятьдесят раз подтянулся.

— Ну так и молодец. Э-э… А это еще кто? Ксенобиолор[3]… Я вроде бы всех наших ксенобиологов знаю.

— А это и не наш. Прикомандирован лично Решетниковым.

— Индро Вессенберг… Эстонец?

— По отцу. Там все написано.

— Если это человек Решетникова, написанному можно и не верить. Хотя что это я, эстонец так эстонец. Хоть папуас, лишь бы специалист был хороший. Ишь ты, он еще и криптозоолог[4]! С учетом того, что нас может ожидать в Зоне 51, весьма и весьма благодарен Решетникову.

— Кстати, он звонил недавно. Сказал, что с нами не летит, прибудет в Твин Фоллз немного позже. Из прочего — с нами очень просился Дмитрий Краснов. Тот, который вас в свое время взорвать хотел.

— Я помню, Олег. Обижаешь. И что с ним?

— Не прошел по физике. Сердчишко у парня не ахти… — сокрушенно развел руками Санич.

— Вылечить. Если нужно — сделать пересадку. Скажи… Впрочем, не надо, я сам распоряжусь. А пока его можно приставить к Делиеву, у академика есть чему поучиться. Они будут под надежной охраной, надеюсь, там ничего серьезного не случится. Естественно, на Закрытую Территорию мы его не возьмем ни под каким соусом.

Гумилев еще раз пролистал страницы папки и вернул ее Саничу, сказав:

— Не буду я все подробно читать. Одних и без того хорошо знаю, других ты хорошо знаешь, третьих — как этого Вессенберга — нам все равно навяжут. На чем летим, разобрались?

— Военный борт. АН-124-210 «Руслан», тяжелый дальнемагистральный транспортник. Вылет с военного аэродрома Сеща в Брянской области. Вы летите с нами или на собственном «джете»?

— Знаю такой аэродром. Конечно, лечу вместе со всеми. Когда определится точное время вылета, проинформируй. И скажи там, пусть машину подают. Покачу домой, обещал Маруську в цирк сводить.

…На сцене прыгал разноцветный клоун в огромных башмаках и с красным носом. У клоуна не получалось сыграть на рояле — то из-под клавиш брызгали ему в лицо струйки воды, то вместо музыки слышалось разъяренное мяуканье, и из инструмента выбегала целая стая кошек, а в конце концов рояль и вовсе развалился, после чего шпрехшталмейстер выгнал клоуна вон, а бутафоры унесли черные доски за кулисы.

Маруся весело смеялась и скакала на кресле рядом с Гумилевым, хлопая в ладоши. Периодически она пихала отца локтем в бок:

— Па! Смешно же!

Гумилев вымученно улыбался и тихо говорил дочери:

— Марусь, я, наверное, старый для этого и этих шуток не понимаю. Это же для детей…

На что Маруся, хитро улыбаясь, заявила:

— Да знаю я, что для детей! Я этот номер видела, когда мне еще три года было! Мы еще тогда в цирк с мамой ходили… — и осеклась, помрачнела, закусила губу.

Гумилев расстроился — называется, привел ребенка в цирк порадоваться. Почему ж всегда все наперекосяк?! Но пока думал, что сказать и не уйти ли вообще, Маруся оживилась и снова хохотала над тем, как потешная болонка отбирала у бутафора кольца и еще какие-то причиндалы, которые он раскладывал на арене для следующего номера. Гумилев облегченно вздохнул и мысленно пообещал сделать дочери какой-нибудь подарок, какой только попросит. Тем более что вскоре им предстояло расстаться, и кто знает — надолго ли…

Сам Гумилев цирк никогда не любил: животные казались ему уставшими и измученными, шутки — несмешными, выступления гимнастов и разных там фокусников — неинтересными. Но Маруся все это любила, и Гумилев старался по возможности ходить с ней.

— Ты чего такой задумчивый, папа? — заботливо спросила Маруся, пока сцену готовили к выступлению эквилибристов.

— Работы много, милая. Скоро полетим в Америку, нужно серьезно подготовиться.

— Это туда, где все люди болеют?

— Да. Мы хотим им помочь. Придумаем лекарство, ну и еще кое-что надо там сделать. Опередить злых людей, пока они не совершили очень плохой поступок.

«Что я делаю?! — подумал Гумилев мимолетно. — Рассказываю восьмилетней девочке о секретном проекте».

— Папа! Ты прямо со мной как с маленькой разговариваешь — «злые люди»! Кто они? Бандиты? Или преступники?

— Не знаю, Марусь. Честно не знаю — бандиты они, преступники или вообще непонятно кто такие… Давай не будем об этом. Считай, я ничего не говорил, ладно?

Маруся нахмурилась: