Эмигранты - Андрей Феликсович Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Натаниэль Мосли отлично знал как это, так и многое другое. Он был в курсе, кто такая «она», и знал, почему и когда отец хочет выдать ее за престарелого лорда. А также когда и как молодые люди ухитрились познакомиться и полюбить друг друга. Более того, для него не являлось тайной то, что молодой капитан обладал великолепными способностями к языкам и говорил по-французски едва ли не лучше среднего парижанина, а испанский и голландский знал если и хуже, то ненамного. И теперь он из окна своей кареты наблюдал за гаванью Ферт оф Форт, где от бросившей якорь шнявы уже отошла шлюпка с капитаном. Вот он ступил на берег и, сказав что-то гребцам, направился к порту, скорее всего, к почтовой станции. Кучер, не дожидаясь команды из кареты, тронул лошадей.
Френсис успел пройти всего пару сотен футов, когда его обогнала роскошная карета, запряженная четверкой. И встала. Открылась дверца, и на землю шагнул богато, но неброско одетый господин средних лет и совершенно незапоминающейся внешности.
– Натаниэль Мосли, личный камердинер его величества Вильгельма, короля Англии, – представился он. – Господин Линсей, король приглашает вас на ужин.
– Сейчас? – спросил ошеломленный Френсис, озираясь.
– Совершенно верно, – невозмутимо кивнул камердинер. – Его величество находится на борту своей яхты «Мария», которая стоит на якоре напротив почтовой конторы.
– Но я должен передать пакет от сэра Джорджа Рука лорду Каннингу, – неуверенно возразил молодой капитан.
– Это будет нетрудно: в данный момент лорд как раз наносит визит его величеству. И вы, если, конечно, примете приглашение короля, вполне можете и передать лорду свой пакет. Или в ваши планы входит до ночи стоять столбом посреди дороги?
Через шесть часов окрыленный Френсис покинул королевскую яхту, и вскоре шлюпка доставила его на борт «Свордфиша». В волнении он ходил по палубе своего корабля, вновь и вновь вспоминая подробности встречи с его величеством. Как неожиданно и волшебно повернулась судьба! Алиса не выйдет замуж за старика– маркиза. Более того, король дал слово, что независимо от результатов миссии Линсея ее больше никто не посмеет принуждать вообще ни к какому замужеству, коего она сама не пожелает. А в случае удачи… Господи, пошли мне силы выполнить все в точности… в случае удачи его величество будет сам просить ее руки для него, Френсиса! Да есть ли на свете что-нибудь, чего он не сможет совершить во имя такой цели?
Вильгельм тоже вспоминал только что закончившуюся встречу. Да, Натаниэль не ошибся, это очень способный юноша, и он действительно готов свернуть горы ради той девицы. Ох, молодость, молодость… Но на то и существует зрелость, чтобы направлять ее порывы в нужную сторону. В данном случае – сначала шесть тысяч миль на юг, а потом столько же на восток. Как, однако, вовремя герцогу Алексу понадобились английские кремневые ружья и мушкеты, о чем две недели назад сообщили из посольства! Вроде как австралийцы собираются торговать ими с какими-то дикарями, и им жалко поставлять настоящее оружие, потому как разницы дикари все равно не понимают. А нам они готовы обменять на это свои барабанные ружья в соотношении одно на пятьдесят. Вильгельм уже беседовал с оружейниками, которые изучили купленный на Филиппинах экземпляр и пришли к выводу, что даже когда в Англии научатся делать такие ружья, к чему пока есть очень серьезные препятствия, они получатся как минимум в сто раз дороже обычных.
Так что вскоре в Австралию отправятся два груженных оружием и припасами корабля – английский и голландский. Английский, даст бог, благополучно достигнет Ильинска, а голландский, под командой Линсея, которого, естественно, тогда уже будут звать как-нибудь иначе, например Ван Бателаан, потерпит крушение у берегов земли Тасмана.
Виконт Александр де Тасьен набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание и, повернувшись в сторону сопровождающего его по коридорам Версаля дворецкого, сделал глубокий выдох. Пожалуй, кому послабее хватило бы его, чтобы зашататься, как от доброго кубка вина, но дворецкий не повел и ухом – он явно не относился к слабым натурам. А главное, ничего не сказал, из чего можно было сделать вывод – появление на королевской аудиенции, как бы это помягче сказать… очень сильно после вчерашнего… нарушением этикета не является. Строгость же Людовика XIV в вопросах этикета была общеизвестна. На всякий случай у виконта был при себе мускатный орех, но все же хорошо, что он не понадобится. А то, например, у его приятеля, шевалье де Кувре, жена по запаху безошибочно определяет, сколько тот выпил, чего, где, с кем и сколькими орехами потом пытался отбить аромат перегара. В общем, шарлатанство, и хорошо, что здесь можно обойтись без него.
Наконец они пришли в задрапированную портьерами небольшую комнату с зеркалом. Дворецкий еще раз напомнил, как надо зайти к королю, где остановиться, как поклониться и что сказать после этого. И, велев виконту ждать, просочился за одну из портьер.
Александр употребил предоставленное ему время на разглядывание своего костюма в зеркале и вскоре признал, что придраться, пожалуй, не к чему. Все-таки он не первый раз был в Версале, и даже встреча с королем являлась третьей в его жизни. Правда, в этот раз она получилась какая-то внезапная, оттого и вышли некоторые незначительные неувязки.
Наконец в комнате вновь появился давешний дворецкий, отдернул одну из штор, открыл оказавшуюся за ней дверь, и вскоре виконт уже заходил в малую королевскую приемную. После церемонии представления Людовик перешел к делу.
– Вы уже доложили мне все факты, связанные с выполнением вашей миссии, – начал он. – Теперь я хочу слышать ваше мнение, причем не скрывайте даже того, что вам просто кажется. Итак, насколько, по-вашему, герцог был искренен с вами?
– Настолько, насколько со мной был бы искренен приказчик ювелирной лавки, если бы я зашел туда с двумя ливрами в кармане прицениваться к брильянтовому колье, – не задумываясь, ответил виконт. – Его нисколько не удивили мои слова о летающих кораблях. Его…
Де Тасьен замялся, подыскивая нужные слова.
– Говорите, даже если вам кажется, что сказанное будет мне неприятно!
– Его немного развеселило желание вашего величества сделать такую покупку.
– Ясно, – мрачно кивнул Людовик. – Приказчику в лавке было скучно, а тут подвернулось хоть небольшое, но развлечение. Виконт, вам еще придется стать тем посетителем. Только вдруг окажется, что ваш кошелек полон золота, а купить вы захотите не колье, а всего лишь небольшой брильянт. Вы отправитесь к австралийцам и скажете, что нам нужно самое малое из их воздушных судов, пусть даже и не обладающее боевой мощью. Посыльное, например. И мы готовы дать за него одну сотую часть той цены, которую герцог определил как максимальную. Хоть деньгами, хоть людьми. Хотя второе нас устроило бы больше. Как по-вашему: они согласятся?
– Вполне возможно, – подумав, кивнул виконт.
– У вас есть какие-нибудь вопросы?
Тут де Тасьен почувствовал, что да, действительно надо задать вопрос. Причем хоть и не откровенно дурацкий, но не самый умный, чтобы король смог почувствовать свое несомненное интеллектуальное превосходство.
– Ваше величество, вы посылаете меня на Филиппины?
– Нет, всего лишь в Лондон, в их посольство, – благосклонно улыбнулся Людовик.
На этом аудиенция кончилась. Интересно, подумал виконт, выходя из дворца, есть ли в посольстве тот божественный напиток, которым меня угощал герцог?
Разумеется, в посольстве он имелся. А среди многочисленных инструкций послу была и такая фраза:
«Если заявится де Тасьен, наливать ему из бутыли номер три, не менее чем по стакану зараз. После первого закуску не предлагать».
Глава 31
Двадцать третье сентября одна тысяча шестьсот девяносто шестого года выпало на воскресенье, и я, как это уже пару раз делал, выбрал время для посещения храма. Прихожан потихоньку становилось все больше и больше, в чем, без сомнения, была большая заслуга настоятеля Фоменковского собора штандартенпастыря отца Тимохи. Несмотря на свои неполные двадцать пять лет, выглядел он очень солидно для мориори, да и способности проявил просто выдающиеся.
Кроме технической и учебной литературы, в прошлое мной было захвачено и полкубометра гуманитарно-художественной в бумажном виде. К гуманитарной я отнес по два десятка Библий, Евангелий от Матфея и молитвословов, а художественную представляли «Золотой ключик», обе книги «Повести о Ходже Насреддине»,