Конан и грот Дайомы - Майкл Мэнсон

Тампоата с облегчением перевел дух; видно, пиктские сказки о Небесной Секире атлантов были не страшнее преданий о прародителе Семитхе и его незадачливом брате Кулриксе. Пытливо уставившись на Конана, юноша спросил:

- А откуда тебе известно, что Секира на южном материке? Кто сказал об этом? И достоин ли тот человек веры?

- Достоин. Ибо я сам отнес Рана Риорду в те далекие земли и своими руками положил на древний алтарь из белого камня на высокой скале.

- Давно ли это было? - с недоверием прищурился пикт.

- Недавно.

- И ты успел вернуться с края света, поплавать в Западном океане и постранствовать в наших лесах? Каким же образом, а?

- То, - промолвил Конан, - совсем другая история. И если ты, любопытный крысеныш, сбережешь свою печень и уши, а заодно и голову, я как-нибудь ее расскажу.

* * *

Дайома, Владычица Острова Снов, пребывала в тревогах и печалях.

Ее возлюбленный вновь остался без защиты и присмотра! И повинен в том был ничтожный пиктский Колдун, недоучка, вызубривший едва ли пару сотен заклинаний! Не будь этот Зартрикс столь далек, она обратила бы его в ящерицу! В безногую змею, обреченную пресмыкаться во прахе!

Мерзкий старик!

И все же у него хватило сил, чтобы наложить на голема сонные чары... Чары снов, коими повелевала она, Владычица Дайома! Это казалось самым нестерпимым и оскорбительным.

Но то, что создано, может быть и разрушено. Тем более, когда смертный маг пытается противодействовать ей, почти богине! Прекраснейшей из женщин, которую некогда почтил своим вниманием сам Ормазд!

Не мешкая, Дайома начала собирать все необходимое для ритуала пробуждения, но отвлеклась, заглянув в свое волшебное зеркало - ее снедало желание увидеть возлюбленного.

Он шел по мрачной сырой равнине, освещенной косыми лучами заходящего солнца. Он был грязен и одет в вонючие волчьи шкуры; серый капюшон прикрывал его лицо, кожа обветрилась, щеки запали, но в глазах по-прежнему пылал неукротимый синий огонь. Он выглядел усталым и голодным, но шаг его был тверд, а могучая рука покоилась на рукояти волшебного кинжала. Он казался воплощением отваги, упорства и мужской силы; и сердце Владычицы сладко замерло, будто плечи ее вдруг ощутили тяжесть ладоней киммерийца.

За возлюбленным шагали еще двое: девушка-пуантенка и пикт, оба - одного роста, почти неразличимые в бесформенных меховых плащах. Дайома подарила им пренебрежительную усмешку. Иного они не заслуживали: ничтожная смертная женщина, считавшая себя равной Владычице Снов, и дикарь-пикт, ничтожный смертный мужчина, возжелавший заменить несокрушимого Идрайна.

Конечно, возлюбленный тоже являлся смертным, но он был великим героем, для которого открывалась дорога к бессмертию. Подобные избранники судьбы не должны умирать! Так считала Дайома, и она надеялась, что благостный Митра, светлый Ормазд и Изида, покровительница любящих, подарят ей возлюбленного киммерийца на долгие годы - или хотя бы на три-четыре столетия. Лишь бы он вернулся! Тут, на Острове Снов, смерть не властна над ним!

Вздохнув, она отложила зеркало и принялась доставать из ларца магические предметы: жезл, чашу, браслет, нож и кусок бархата. Все эти вещи имели разный цвет, как и полагалось для задуманного ею колдовства; жезл был выточен из красного дерева, чаша сверкала полированными малахитовыми боками, золотой браслет символизировал желтое, нож из обсидиана казался лезвием тьмы, а синий бархат - клочком вечернего неба.

Владычица кликнула служанок - Голубку, Белочку, Лисичку и остальных. Каждой она поручила нести один из колдовских амулетов, сама же взяла в руки зеркало; на лбу ее сверкал лунный камень. Неторопливо, торжественно, они миновали залу для пиршеств и подземный сад, потом поднялись по лестнице. Воины с лицами тигров и львов сопровождали их; один нес маленький резной столик из благовонного сандала.

Б гроте, открытом морю и небу, царила тишина; лишь ласково шуршали волны, набегая на золотистый песок, да где-то вдали, за прибрежными скалами, раздавался птичий щебет. Повинуясь жесту Дайомы, воин опустил столик из сандала и шагнул обратно к дворцовым вратам - туда, где замер строй фигур в доспехах из черепашьих панцирей, украшенных перламутром. Блестящие секиры и трезубцы лежали на плечах стражей, знак луны сиял на их щитах.

Владычица кивнула служанкам, и хоровод разноцветных одежд медленно закружился вокруг сандалового столика. Первая девушка расстелила на нем бархатную ткань; вторая поставила чашу, третья положила нож, четвертая жезл, пятая - браслет. Закончив этот подготовительный ритуал, они отступили, и Владычица, сняв лунный камень на золотой цепочке, коснулась им поочередно чаши, ножа, жезла и браслета. Талисманы вспыхнули и засияли, каждый своим цветом, еще неярким, но готовым разгореться по первому же велению. Теперь Дайома разжала пальцы, и ее лунный камень скользнул в объятия синего бархата.

Она простерла руки к столу и чуть слышно зашептала:

Алый жезл,

Черный нож,

Зеленая чаша,

Синий бархат.

Белый камень,

Желтый браслет!

Слейтесь воедино!

Слейтесь, соединитесь,

Породите то, что я велю!

Вспыхни, мост меж берегами!

Вспыхни и соедини, потом - исчезни!

Слова были просты, но в звуках их, и в их чередовании, и в голосе Дайомы таилась магическая сила - не та, что сотрясает землю и горы, но иная, производящая воздействия хрупкие, тонкие и невесомые, едва колеблющие мировой эфир. Ибо что может быть более тонким, более хрупким и невесомым, чем радуга?

Красный луч протянулся от жезла и, частью смешавшись с черным, породил оранжевый цвет; чистые световые колонны, желтая и зеленая, вознеслись от браслета и чаши; испущенный же бархатом сияющий столб расщепился натрое: один луч был синим, а два других, соединившихся с белым и черным, блистали небесной голубизной и фиолетовыми гранями аметиста. Теперь над столом трепетал радужный стебель; он вытягивался вверх, в вечернее небо, все сильней и сильней изгибался к востоку, превращаясь в многоцветную высокую арку бесплотного моста.

Дайома быстро подошла к столу, склонилась над ним; ее лицо окутывали яркие световые блики. Красный и оранжевый, желтый и зеленый, голубой, синий, фиолетовый... Иллюзорная радуга простиралась над островом и морем, летела к далекому берегу, к мрачной долине меж скалистых стен, к капищу, отмеченному пятью черными камнями, к груде посеревших костяков, к могучему телу, скованному необоримым сном...

Ощутив ее присутствие и ее могущество, крысоподобные демоны, дремавшие в куче костей, с паническим писком ринулись вниз, в свои смрадные подземные норы. Брезгливая гримаса исказила прекрасные черты Дайомы: Эти твари были так омерзительны! Но, преодолевая отвращение, она продолжала искать - пока ее бесплотная мысль не коснулась разума спящего исполина.