Хроники Эмбера I-II - Роджер Желязны
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А если он действительно нашел способ уничтожить Эмбер? Ведь тогда исчезнут не только отражения, но и все сущее на планете.
Тем более я не имею права говорить, что Дворкин жив. Нельзя допустить, что в руки моих братьев и сестер попало такое грозное оружие.
Как я уже говорил, все члены нашей семьи очень практичны.
Я допил вино, вытащил трубку, прочистил ее и туго набил.
— Вот, собственно, и весь мой рассказ, — сказал я, приподнимаясь и прикуривая от лампы. — Когда зрение ко мне вернулось, я бежал из Эмбера. Некоторое время я жил на Лорене, где и встретился с Ганелоном. Затем пришел сюда.
— Для чего?
— Это место напоминает мне Авалон, который я знал.
Я намеренно вскользь упомянул о Ганелоне, надеясь, что теперь Бенедикт не станет меня о нем расспрашивать. Мне бы не хотелось говорить, что когда-то мы были знакомы, и я думаю, мой спутник тоже понял, что ему надлежит держать язык за зубами.
Как я и предполагал, Бенедикт не обратил на Ганелона ни малейшего внимания. Моего брата интересовало другое.
— Как тебе удалось бежать? — спросил он.
— Мне помогли выйти из камеры, — признался я. — А дальше… во дворце много потайных мест, о которых Эрик ничего не знает.
Я улыбнулся и запыхтел трубкой.
— Хорошо иметь друзей, — заметил он как бы в ответ на мою невысказанную мысль.
— Думаю, у каждого из нас найдутся друзья в Эмбере.
— Хочется верить, — коротко сказал он и, на секунду задумавшись, добавил: — Насколько мне известно, ты частично выдолбил двери в камере, нарисовал на стенах какие-то картинки и поджег постель. Верно?
— Да. Видимо, длительное заключение влияет на психику. Я и сам понимаю, что вел себя более чем странно.
— Я не завидую тебе, брат. Скажи, что ты собираешься делать?
— Честно говоря, еще не решил.
— Может, ты хочешь остаться здесь?
— Сам не знаю. Как обстоят дела в Авалоне?
— Здесь командую я. — Судя по его тону, это был не вызов, а констатация факта. — Думаю, мне удалось избавить Авалон от грозящей ему опасности. Если я прав, сейчас настанут спокойные времена. Цену я, конечно, заплатил высокую, — тут он невольно бросил взгляд на свою культю, — но игра стоила свеч.
И он начал говорить о том, что я уже слышал от мальчишки-дезертира, а потом рассказал о битве. Когда предводительница ведьм погибла, ее солдаты разбежались в разные стороны. Авалонцы бросились вдогонку и почти всех перебили, а пещеры вновь завалили камнями. На всякий случай Бенедикт оставил рядом с ними несколько патрульных отрядов.
Он ни слова не сказал о своей встрече с Линтрой.
— А кто убил предводительницу? — поинтересовался я.
— Это сделал я, — отчеканил он, и культя его непроизвольно дернулась. — Но я заколебался, прежде чем нанести первый удар. Нельзя было медлить.
Я отвел глаза в сторону, и Ганелон последовал моему примеру. Когда я вновь посмотрел на Бенедикта, лицо его было спокойным.
— Мы искали тебя. Ты хоть знаешь об этом, Корвин? — спросил он. — И Бранд, и Жерар с ног сбились, исходив множество отражений. Ты действительно угадал то, что сказал Эрик, объясняя причину твоего отсутствия. Никто не поверил ему на слово. Много раз мы пытались связаться с тобой, но твоя карта оставалась холодной. Видимо, поврежденный мозг блокирует контакт. Любопытная деталь. Тем не менее мы решили, что ты погиб. Затем к поискам присоединились Джулиан, Каин и Рэндом.
— Вот как? Я польщен.
Он улыбнулся.
— О! — воскликнул я, ругая себя за непонятливость, и тоже улыбнулся.
Они бросились искать не меня, а мой труп, чтобы обвинить Эрика в братоубийстве и либо лишить его власти, либо шантажировать.
— Лично я искал тебя в окрестностях Авалона, — продолжал Бенедикт, — и мне так здесь понравилось, что я решил остаться. В те дни государство было в ужасающем состоянии, и я трудился в поте лица, чтобы вернуть ему былую славу. Я сделал это в память о тебе, но мне полюбилась эта страна и ее жители. Они привыкли к мысли о том, что я — их Протектор, и, честно говоря, я к ним тоже привык.
Я был одновременно и тронут, и встревожен его словами. Не хотел ли он сказать, что ему пришлось исправлять ошибку неумелого нашкодившего младшего брата? Или он не лукавил, а действительно ощутил мою любовь к Авалону — правда, другому Авалону — и решил как бы выполнить мою последнюю волю? Нет, все-таки я стал излишне сентиментален.
— Приятно слышать, что обо мне не забыли, — сказал я, — а еще приятнее, что ты взял на себя роль защитника этой страны. Мне бы очень хотелось побродить по знакомым местам, которые так живо напоминают мне прежний Авалон. У тебя нет возражений, если я немного погощу?
— И это все, чего ты хочешь?
— Это все, чего я хочу.
— Тогда знай, что воспоминания о твоем отражении, которое правило здесь, отнюдь не из приятных. Ребенка тут никто не назовет Корвином, и я не брат ему.
— Понимаю, — сказал я. — Меня зовут Кори. Ведь мы можем быть старыми друзьями?
— Все будут очень рады, если мой старый друг останется у меня погостить.
Я улыбнулся и кивнул. Он оскорбил меня, еще раз намекнув, что я виновен в плачевном состоянии этого отражения отражения; меня, который пусть на секунду — ощутил холодный огонь короны Эмбера на своем челе.
Интересно, как повел бы себя Бенедикт, узнав, что я имею прямое отношение к нашествию женщин-ведьм? Сделал бы он вывод, причем достоверный, что потерял руку по моей вине? Лично я предпочитал оценивать ситуацию в целом: не прикажи Эрик выжечь мне глаза, я не произнес бы проклятья.
И все же пусть лучше Бенедикт ничего не знает.
Мне необходимо было выяснить, окажет ли он поддержку Эрику, или будет на моей стороне, или просто не станет вмешиваться, когда я начну действовать. Бенедикт был слишком умен и наверняка сейчас думал о том, что я намерен предпринять. Итак…
Кто начнет разговор?
Я раскурил трубку, плеснул в кружку вина, выпустил облако дыма. Я вслушивался в звуки, доносящиеся из лагеря, посвист ветра, бурчание в моем животе…
Бенедикт выпил.
— Что ты намерен предпринять? — небрежно спросил он.
Я мог бы ответить, что еще не решил, что я счастлив, оказавшись на свободе, что мне ничего не надо…
И он тут же понял бы, что я вру и не краснею. Бенедикт знал меня как облупленного.
— Ты знаешь, что я намерен предпринять, — ответил я.
— Если ты попросишь меня о помощи, я откажу. Эмбер переживает тяжелые времена, и нечего устраивать в нем грызню за власть.
— Эрик — узурпатор.
— Я предпочитаю видеть в нем регента. Любой из нас, попытайся он сейчас захватить трон, будет узурпатором.
— Значит, ты веришь, что отец жив?
— Я знаю, что Оберон жив и попал в беду. Он несколько раз пытался со мной связаться.
На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, я был не единственным. Расскажи я о нашем с отцом разговоре, меня назвали бы лжецом и обвинили бы в лицемерии — пять лет назад он практически приказал мне занять трон.
— Ты не поддержал Эрика, когда он объявил себя королем. — Я пытливо посмотрел на Бенедикта. — Скажи, ты окажешь ему помощь, если будет сделана попытка скинуть его с престола?
— Я уже говорил, что считаю его регентом. И независимо от моего к нему отношения, я не хочу междоусобиц в Эмбере.
— Следовательно, ты окажешь ему помощь.
— Я сказал все, что хотел сказать. Ты волен оставаться в Авалоне, сколько пожелаешь, но я не позволю использовать его как плацдарм для нападения на Эмбер. Это ясно?
— Вполне.
— Вот и отлично. А раз мы так хорошо поняли друг друга, ответь мне, ты все еще намерен здесь остаться?
— Не знаю. Твое желание избежать междоусобиц дает гарантии только Эрику?
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что во имя спокойствия ты можешь принять решение вернуть меня в Эмбер силой. Но если со мной попытаются сделать то, что уже один раз сделали, я натворю таких бед, перед которыми любые междоусобицы покажутся тебе веселым пикником.
Бенедикт покраснел и опустил глаза.
— Я не хотел сказать, что предам тебя, Корвин. Неужели ты думаешь, у меня нет сердца? Я не допущу, чтобы по моей вине ты попал в тюрьму или ослеп… если не хуже. И я с радостью приму тебя как гостя, но только оставь, пожалуйста, и свое тщеславие, и свой страх на границе моего государства.
— В таком случае я остаюсь, — сказал я. — У меня нет армии, и я не собираюсь набирать ее в Авалоне.
— Я рад.
— Спасибо, Бенедикт. Хоть и не ожидал тебя здесь увидеть, я тоже рад нашей встрече.
Он снова покраснел и кивнул.
— Взаимно. Неужели я первый из нас, с кем ты встретился после побега?
— Да. И меня интересует, как поживают мои братья и сестры. Что новенького?
— Никто не умер.