Однажды в СССР - Гатин Игорь

Ромке тоже было не по себе – Олег это видел, тем не менее товарищ на удивление спокойным голосом произнёс:

– Сколько и на что ты брал у него денег? – и ткнул в Олега пальцем.

– Штуку, на японские часы. Я отдам! Честное слово, отдам! – рот дрожал, слова прыгали. Сейчас он действительно верил в те булькающие звуки, что выталкивал из себя вместе с воздухом. Он готов был обещать что угодно, лишь бы не повторились эта дикая боль, удушье и страх, вымораживающие всё внутри.

– Конечно, отдашь, куда ты денешься? Отдашь две штуки, понял? У тебя есть неделя.

– Да! Хорошо! Я всё понял, обещаю!

Через неделю он вернул семьсот двадцать рублей – всё, что сумел найти, занимая направо и налево, по его собственным словам. Олеговы деньги он давно прогулял. Виталик сильно изменился, он буквально заискивал перед Ромкой, и тот разрешил ему отработать долг. С тех пор он работал на Ромку то ли курьером, то ли ещё кем – Олег не знал подробностей, но периодически москвич появлялся в их комнате, и всё время с сумками – то привозил что-то, то забирал. В итоге он полностью рассчитался с Олегом и выглядел довольным, снова приобретя бывший лоск и самоуверенность. С одной поправкой – теперь он чётко знал, кто хозяин.

Приехал курьер от Седого и забрал товар, оставив пачку денег. Олег умотал по своим делам, и Ромка собирался последовать его примеру, когда в дверь постучали. Стук был непривычно громкий и какой-то настойчивый. Отметив это уголком сознания и удивившись, Ромка тем не менее спокойно открыл – интересно, кого принесло? Принесло троих. В штатском, но с красными «корочками».

– ОБХСС! Старший оперуполномоченный… Мы должны провести у вас обыск…

Дальше сознание воспринимало происходящее словно со стороны. Мир вокруг изменился. Всё происходило как в замедленной киносъёмке. Звуки глухо проникали сквозь невидимую мембрану, гасящую остроту и ирреальность происходящего. Люди в комнате что-то говорили и двигались, и он даже отвечал и участвовал в этом процессе, а мозг лихорадочно искал выход из безнадёжной ситуации. Искал и не находил – вместо какого-либо приемлемого решения в голове крутилась дурацкая фраза: «Какой университет, паря? Из барака один путь – в зону!» – и мерзкая ухмылка на морщинистом тяжёлом лице. На столе между тем росла пирамида из денег, которые оперативники извлекали из различных тайников, профессионально шмоная невеликую комнату. А на кроватях раскладывали остатки несбытого товара.

«Что же будет с мамой? Она этого не переживёт! Придумай что-нибудь, сволочь!»

– Итак, Роман Александрович, налицо имеется состав преступления, предусмотренного статьёй 154 Уголовного кодекса РСФСР. В данном случае, как мы видим, в особо крупном размере. Наказывается лишением свободы от двух до семи лет с конфискацией предметов спекуляции. То есть всего вот этого.

Дядька в сером костюме, с невыразительным, неприметным лицом обвёл рукой сваленные на кроватях вещи и деньги на столе. Он явно был здесь старшим. Ещё двое помоложе не скрывали азарта охотников, загнавших крупного зверя. Было заметно, что они сами шокированы результатами обыска.

«Мама, мама, мама, – стучало в голове. – Может, сдёрнуть? Пусть потом доказывают, что это его вещи и деньги». И, словно отвечая на его мысли, старший продолжал:

– Вы не подумайте, что мы здесь случайно появились. Это результат длительной разработки, и, поверьте, мы знаем про вас гораздо больше, чем вы можете себе представить.

«Длительной разработки! Нет, не сдёрнешь. Плотно влип!» Мысли скакали и путались, плохо поддаваясь контролю. Хотелось просто опуститься на кровать и закрыть лицо руками. Или заплакать, как в детстве. Оставаться хотя бы внешне спокойным требовало огромных усилий. «Не раскисай, борись, гад! Сам влип – сам и отвечай! Постой, а что это он так соловьём разливается? Протокол не пишут, и понятых нет… Попробуй пробить на вшивость. Авось…»

– А можно ещё раз увидеть ваше удостоверение и ордер на обыск? – Серый слегка дёрнулся. Или ему показалось?

– Пожалуйста.

«Майор Табаков Сергей Иванович». Где-то он уже слышал эту фамилию. А вот и постановление на проведение обыска. На бланке. Печати нет, только подпись!

– Товарищ майор, а разве не должны понятые присутствовать при обыске? – ему с трудом удавалось заставить голос не дрожать.

– Понятые?! – лицо майора дёрнулось, с него сползла маска вальяжной невозмутимости. – Ты что, ещё не понял, что тебе пятерик как с куста корячится?! И ты прямо отсюда можешь поехать в тюрьму, откуда уже не вый дешь в обозримом будущем! Ты знаешь, что это такое, сопляк?! Тебя там ждут не дождутся с такой мордашкой и сломают, как два пальца об забор!

Чем больше распалялся майор, тем спокойнее становился Ромка – вот он шанс!

– Что вы хотите?

– Давно бы так. А то ордер ему подавай, понятых захотел, – майор успокоился так же быстро, как завёлся. Похоже было, что он играл привычную роль. – Если мы позовём понятых, пути назад уже не будет!

– Что вы хотите? – ещё раз глухо повторил Ромка.

– А хотим мы сами жить и другим давать, – тон был жёстким, но в нём появились знакомые нотки договороспособности. – Значит так, это всё мы забираем, – он снова обвёл рукой всё находящееся в комнате. – А дальше будешь платить по две тысячи в месяц вот ему, – палец ткнул в самого молодого по виду участника обыска. Точнее, экспроприации.

Ромка не верил своим ушам. Нет, он, конечно, почувствовал, что ситуация выруливает, но то, что это будет так прямо и цинично озвучено целым майором и начальником отдела милиции, призванным охранять и защищать социалистическую собственность, никак не ожидал. От сердца отлегло, он испытал небывалое облегчение, примерно годков эдак на пять, но расслабляться было рано. Вместо того чтобы хоть как-то проявить своё облегчение, он, словно пьяный, опустился на кровать, прямо на разложенные там джинсы, и, закрыв лицо руками, начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Ты чё качаешься? От счастья ох…ел? – майор явно был растерян, ему даже не удалось это скрыть.

Ромка продолжал раскачиваться. Он уже полностью овладел собой и теперь играл свою игру. Кто-то схватил его за плечи и сильно встряхнул. Он наконец отнял руки от лица. На глазах были слёзы.

– Если вы всё заберёте, мне конец! Это кредитные деньги и товар. Меня просто прирежут за них.

В голосе было неподдельное отчаяние. Неподдельное, потому что он легко вошёл в нужное состояние: достаточно было просто представить размер потери – и играть почти не пришлось. На столе находилось семнадцать с половиной тысяч и ещё шмотья тысячи на три. В общем, практически всё, что у него имелось. Всё, что он правдами и неправдами выжал за полгода из этой непростой московской жизни, которая слезам не верит.

Вот и майор особо не поверил, или поверил, но не внял – какая разница. Во всяком случае, он грубо оборвал его:

– Это твои проблемы. Заработаешь ещё. У тебя это хорошо получается, – с этими словами он сгрёб деньги со стола в сумку из-под товара. Опера сноровисто распихивали шмотьё по оставшимся сумкам.

– Да. Вот ещё, подпиши-ка здесь.

Майор, словно спохватившись, порылся в папочке и буднично протянул ему листок с машинописным текстом. Если бы это произошло в самом начале обыска, когда он был оглушён и раздавлен, не исключено, что Ромка и подмахнул бы лист на автомате, не глядя. Но сейчас он достаточно успокоился и принялся читать текст. Прочтя буквально три строчки, он брезгливо оттолкнул листок от себя, словно зелёную перепончатую жабу, и тот заскользил по столу, как парусник, такой лёгкий и безобидный с виду и очень тяжёлый внутри.

– Стучать не буду! Зовите понятых!

– Ну не хочешь – не надо. Так поработаем, – неожиданно легко согласился начальник, аккуратно убирая соглашение о сотрудничестве обратно в папочку. Он сделал вид, что это несущественный момент. После этого, нагруженные сумками, они покинули комнату.

Ромка опустошённый сидел на кровати. Мыслей не было. Он находился в каком-то оцепенении. За окном постепенно темнело, и комната погружалась сначала в сумерки, потом и вовсе в темноту. Наконец он встал, включил свет, посмотрел на ящик, в котором оставалось несколько бутылок чешского пива и который опера извлекли из-под кровати. Мгновение он колебался, потом ногой задвинул ящик обратно под кровать и расстегнул ремень. Джинсы сменились спортивными штанами, модные румынские ботинки – кедами.