Право на свободу, право на любовь - Наталья Мазуркевич

Коридор пустовал, если не считать моего стража. Он сидел, вытянув вперед ноги и разглядывая носки дорогих туфель. Кристина презрительно фыркнула, но Актор проигнорировал ее пренебрежение. Он плавно поднялся и подал мне руку.

— Нет, — я отказалась. В памяти всплыло воспоминание о похожем жесте со стороны Эйстона и предложении быть спутницей на предстоящем вечере. И если сероглазому магу я готова была ответить положительно, то этому военному — нет. Он был для меня чужим. Даже несмотря на его физическую привлекательность.

— Прошу прощения за дерзость. — Ни один мускул не дрогнул на лице юноши, но меня всю последующую дорогу не оставляло ощущение, что он недоволен.

Кристина тоже чувствовала эмоции Актора, судя по быстрому взгляду, брошенному назад, и последовавшему покачиванию головы. Не одобряла? Вот только что именно.

— Сколько у нас времени до приема?

— Два с половиной часа, — сверившись с информацией на браслете, ответил Актор. — Ваши помощники уже ждут вас. Рекомендую сразу же последовать к ним, не тратя время на посещение вашей команды.

Да уж, симпатии у них, видимо, взаимные. Как и непереносимость друг друга. Или это передается воздушно-капельным путем и я уже обречена? Не хотелось бы начать ненавидеть всех и вся.

— Ты приглашена? — тихо спросила у Кристины. Я не питала надежд, что Актор нас не услышит, но говорить громко не собиралась.

— Нет. Но будет мой дядя. Ты его помнишь. Вероятно, и наш куратор посетит представление.

Куратор Красс… Мои воспоминания о нем были весьма смутные. А все потому, что после первой же недели он нас бросил. Не в прямом смысле конечно, но больше в школе мы его не видели. Впрочем, на браслеты исправно приходила информация с советами и рекомендациями. Димитрий говорил, что его призвали в военную академию для решения какой-то проблемы, но нам едва ли не все равно. Учителя в школе мало в чем могли повлиять на своих подопечных, если установленный порядок не нарушался. А он, установленный традициями нашего общества, был неизменен и почитаем. Выживает только сильнейший.

— Вероятно…

Кристина отстала на одном из поворотов, так и не ступив с нами в императорскую часть дворца. Очереди у входа уже не было, и некоторые стражи, те, что из магов, с облегчением уселись на полу. Завидев нас, они не встали. Впрочем, для личного самоутверждения мне и требовалось поднимать всех этих людей. Пусть лучше отдохнут. Мне до сих пор было не по себе, стоило вспомнить утреннюю толпу с их алчущими едва ли не крови лицами.

В моих комнатах было тихо. И я даже успела подумать, что у меня есть лишняя минутка, чтобы привести себя в порядок самой, но, как оказалось, во дворце не только слуги умеют быть незаметными. Если бы не страж за спиной, я бы в первый момент не просто отступила назад, а убежала сверкая пятками от неожиданности. Меня уже ждали.

Актор понимающе хмыкнул и удалился. Начался новый этап истязаний и, помня о вчерашнем вечере, мне подумалось, что перекусить в своих покоях будет не лишним.

Белый. Снежно-белое платье с серебром и платиной. Наверное красиво, но мне не нравилось. Эта новая я была совсем чужой, чуждой мне своей холодной красотой. Даже глаза, казалось, заледенели под стать наряду.

Хлопнула дверь, выдавая чей-то приход. Я обернулась ожидая увидеть Актора или Хеля, но это был император. Суровый, бесчувственный, холодный Эйвор Таргелей в своем черном камзоле. Усмехнулся — и те, кто работал над моим образом, облегченно выдохнули и спиной покинули комнату. Мы остались одни.

— Кирин. — Голос дяди был спокоен. — Ты очень похожа на мать.

Я предпочла промолчать. По тому, что я слышала о матери, я не могла сказать, что та была снежной принцессой. Разве что по цвету волос. В остальном — она была слишком человечна для своей семьи. И она умерла.

Я сглотнула. Вспоминать о маме было больно, но забыть не получалось. Все напоминало о ней, весь дворец, все люди, что теперь окружали меня. Все это было частью ее жизни. Ее — не моей. И я все острее это ощущала. Но уйти — куда я могла уйти?

— Благодарю вас, дядя. — Эйвор кивнул, принимая формулировку. Он настаивал на имени, но называть своего повелителя по имени у меня до сих пор язык не поворачивался. Слишком неправильно это звучало из моих уст.

— Сегодняшний вечер полностью твой. Но я бы хотел, чтобы ты присмотрелась к особым людям. Ты же понимаешь, о чем я говорю? — Я была бы рада не понимать. Но…

— Я сделаю так, как вы хотите, дядя.

— Иного и не ожидал. — Губы императора растягивают в едва заметную улыбку, но очень быстро все человеческое исчезает с его лица. Игра начинается. — Нас уже ждут.

Люди, люди, люди… куда ни посмотри — люди были везде. Спереди, позади, по правую руку или по левую. Заискивающие взгляды снизу вверх, оценивающие — сверху. Оценивали меня — император за подобное по отношению к собственной личности карал нещадно.

Калейдоскоп лиц, красок, имен. А представление все еще идет. Настоящая мука. Я не могу их выносить и оборачиваюсь назад. Дядя…

Император сидел позади, на троне. Он нахмурился, заметив мой взгляд, и тот, кто стоял передо мной, исчезает, скрываясь в толпе. Все делают шаг назад. Представление завершилось. И ничего не скажут те, кто не успел, ибо такова воля императора. А я благодарна. Благодарна за прекращение цирка, благодарна, что могу спокойно вздохнуть.

Трапеза. Изысканные блюда, красивая сервировка, но я не чувствовала вкуса. Не чувствовала никакого наслаждения. Все смотрели только на меня, только в мою тарелку, подмечая, что я ела, как ела и что отражалось на лице. Противно. Не привыкла так трапезничать, не привыкла к вниманию, не привыкла быть одна против всех. И место рядом пустовало…

Император сказал, что этот день мой. И место рядом — место моего спутника. Актора я не выбрала, и оно осталось свободным. Свободным и привлекательным, а значит — придется танцевать.

Так случилось. Едва заиграла музыка ко мне подошли, протянули руку, приглашая на танец, но я смотрела на императора. Он кивнул — и я послушно протянула ладонь мужчине. Какому? Лиц я уже не видела. Не замечала просто. И только голос…

Арон Глэн. Кумир подрастающего поколения. Если Гордона Трикса знали по новостям, то Арона Глэна по развлечениям. Он был их принцем, их королем, их повелителем. Мужественный и прекрасный. С мягким баритоном голоса. С вечной улыбкой на губах и обаянием через край.

У меня вырвался смешок. Дворец меняет. Я едва узнала его голос в толпе сладкоголосой лести, едва вспомнила его. А ведь раньше — променяла бы годовые каникулы за шанс побывать с ним в одной комнате. Детский кумир. Так не должен ли он остаться в детстве?