Киевская Русь. Страна, которой никогда не было? : легенды и мифы - Алексей Бычков

Вс. Миллер провел работу по сличению мотивов иранского эпоса о Кей-Кавусе и Рустеме и русских былин о Владимире и Илье Муромце и пришел к заключению, что Фирдоуси в своей «Шахнамэ» записал по-персидски те же сказания, что сохранились и в русских былинах.

Проще говоря, Владимир и Кей-Кавус один и тот же персонаж, как Рустем и Илья.

Фирдоуси сообщает, что у Кей-Кавуса была волшебная чаша, в которой можно было увидеть весь свет, если произнести заклинание.

Такое блюдце с наливным яблочком есть и в наших сказках. Кое-что подобное было и в Киеве. Так, по словам Генриха Лясоты (1594 год), «на хорах киевского Софийского собора в одной из плит как раз над алтарем проделано круглое отверстие, размером в половину локтя, но теперь замазанное известью. Говорят, что тут в старину находилось зеркало, в котором посредством магического искусства можно было увидеть все, о чем задумано, хотя бы даже это находилось за несколько сот миль. Когда раз киевский царь выступил в поход против язычников и долго не возвращался, то супруга его каждый день смотрела в зеркало, чтобы узнать, что с ним случилось и чем он был занят. Но, увидав однажды его любовную связь с языческой пленницей, она в гневе разбила самое зеркало».

Свет мой зеркальце! Скажи, да всю правду доложи…

Увы! За правду и пострадать можно!

Как сообщает Лясота, «в верхней части церкви находится темная комната, в которой Владимир велел замуровать одну из своих жен». Неизвестно, ту ли, что разбила волшебное зеркало, или другую, но с тех пор долго не было видеокомпромата на руководителей страны.

Что же можно сказать о Владимире-Кавусе и его стране? Первое, само слово «Владимир» — это не имя, а звание, должность, означающее «владеющий миром», то есть царь царей или по-персидски шахиншах.

Царь царей Кавус правил в городе, ныне называемом Киевом, правил в столице современной Украины. Но во времена Кавуса это государство (Левобережная Украина) носило наименование «Русь Ясская». Сам же город Киев в то время назывался «Катай», то есть «Город» («Дома», или, по-украински, «Хаты»), византийцы писали «KITAWA».

Позже Хаты прозвали просто «горами» (по-ясски: «киево»). Угры же звали верхнюю крепость «Самбат» — «крепость на горе». Одна из гор была священной и называлась «Хараива» (позднее Хорив, Хоривица). Государственным языком был ясский (староосетинский).

О религии местного населения следует сказать особо.

Тертуллиан, называя местных жителей сарматами, сообщает, что первоначально они были христианами, но от частых войн вера их пропала. В X–XII веках, как о том сообщают арабские источники и раскопки археологов, северяне, поляне и многие другие племена ясов были мусульманами. Как писал Низами Гянджеви:

Правоверные жили в лазурных шатрах,Но пророка не знали на этих горах.

О том, что киевляне плохо знали Коран и даже молитвы читали с ошибками, сообщает и Абу-Хамид ал-Гарнати в своей книге.[115]

На одной из миниатюр Радзивилловской летописи изображен пирующий князь, слуги которого подносят ему вино в амфорах.

В 1947 году на развалинах храма конца XI века в усадьбе Киевского художественного института при археологических работах были обнаружены черепки разбитых амфор, одна из которых имела надпись арабскими буквами — имя хозяина амфоры — «Кабус». Так что имя Кабус для Киева не было чуждо.

Топонимика Левобережной Украины в основном ираноязычная. Оскол — «Осетинская речка», Дон — «Река», она же Дунай (Дон Ай) — «великая река». Днепр (Дон Апр) — «глубокая река». Ворскла — (Аорс кул) — «речка аорсов», Арда (Ард ас) — «Земля асов» (Ас — «проворный»), Потудань — (Футэг дон) — «лебединая река». Хворостань (Фэросагдон) — «боковая река, приток». Созон (сэдзэн) — «болотистый». Калка (калак) — «очень черная». И даже Правобережье: Днестр (Дон Петр) — «Река стремительная». Тибр — «Быстрая».

Славянских же древних названий тут нет.

Этот рассказ по большей части основан на былинах, о которых еще Б. Д. Греков сказал: «Былины — это история, рассказанная самим народом». Исходя из этого, можно заключить, что Владимир-Кавус — личность вполне историческая, пришедшая к нам из иранских сказаний.

Ярослав и его братья

Начнем повествование со Святополка Владимировича, по прозвищу Окаянный. Его имя пишется на монетах как «Стоплуг», «Святоплук», «Святоплуг». Но официально принято писать Святополк. Годы княжения 1015–1019.

Официальная версия истории Святополка Окаянного и Ярослава Мудрого из книги А. Нечволодова:

«После кончины отца Святополк как старший сел на его место в Киеве и сейчас же стал раздавать жителям подарки — богатые одежды и деньги; он чувствовал, что сердце киевлян не лежало к нему, и старался их задобрить. Действительно, киевляне не могли забыть Святополку его приверженности к католичеству и восстание против отца. Общим любимцем киевлян, так же как и покойного князя Владимира, был прекрасный своей внешностью и истинно христианской душой князь Борис, едва вышедший из юношеского возраста.

Рис. 56. Святополк. Рисунок из книги «Иллюстрированная хронология истории Российского государства в портретах» (1909).

Вызванный из Ростова, своего удела, состарившимся и больным отцом, он, как мы знаем, был им направлен против печенегов и, возвращаясь после напрасной погони, остановился для отдыха на берегу реки Альты. Здесь узнал он о смерти блаженного родителя. Известие это поразило его тяжкой скорбью. Бывшая с ним отцовская дружина, узнав о кончине великого князя, обратилась к Борису со следующим словом: «Здесь с тобою дружина отца твоего и войско; иди в Киев и садись на отчий стол, так как все тебя желают». На это Борис ответил своей дружине: «Не могу я поднять руки на старшего брата. Пусть будет он мне вместо отца». И распустил дружину вместе с войском по домам и остался один со своими слугами.

Святополк же, заверив Бориса в любви и уважении, тайно позвал вышгородских бояр Тальца, Еловита, Лешька и какого-то Путшу, спросил их: привержены ли они ему всем сердцем? Путша с вышгородцами отвечали: «Можем головы свои сложить за тебя». Тогда он сказал им: «Не говоря никому ни слова, ступайте и убейте брата моего Бориса».

Путша с товарищами пришли ночью на Альту и, подошедши к шатру Борисову, услыхали, что князь слушает заутреню. Это было в субботу вечером, 24 июля 1015 года. Несмотря на осторожность, Святополк не мог утаить своих замыслов, и Борис знал, что его собираются погубить. Он велел священнику петь заутреню, сам читал шестопсалмие и канон. По окончании заутрени он стал еще пред иконой и молился: «Господи! Ты пострадал за грехи наши: удостой и меня пострадать за Тебя. Умираю не от врагов, а от брата; не поставь ему того в грех». Затем, причастившись Святых Тайн и простясь со всеми, Борис спокойно лег в постель.

Убийцы дождались, пока князь, помолившись, лег; бросились на шатер и начали тыкать в него копьями, которыми и пронзили Бориса. Вместе с князем они пронзили и его верного слугу, родом венгра, по имени Георгий: этот доблестный юноша хотел прикрыть своим телом любимого господина и принял смерть вместе с ним.

Борис, который, со своей стороны, тоже очень любил своего слугу, подарил ему большую золотую гривну; так как убийцы не могли быстро снять ее с шеи, то они тут же отрубили голову Георгию и ограбили его тело, а затем убили и много других отроков. Бориса же, еще дышавшего, завернули в полотно шатра, положили на воз и повезли, дав знать Святополку об успехе задуманного. Святополк же, узнав, что брат еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Затем тело принесли тайно в Вышгород и положили в церкви Святого Василия.

За этим братоубийством последовало и другое: меньшой брат Бориса, Глеб, сидел в Муроме. «Бориса я убил, как бы убить мне и Глеба», — сказал Святополк, по рассказу летописца; но Глеб был далеко, и потому Святополк послал сказать ему: «Приезжай поскорее сюда, отец твой зовет тебя; он очень болен». Глеб немедленно сел на коня и пошел с малой дружиной.

Когда он пришел на Волгу, около нынешней Твери, то конь его споткнулся во рву и намял ему немного ногу. После этого князь поплыл уже водой на Смоленск, чтобы спуститься в Киев Днепром.

Вскоре после того как Глеб проехал Смоленск и остановился для отдыха, его настиг посланный от Ярослава из Новгорода, который передал от брата: «Не ходи; отец наш умер, а брата твоего убил Святополк».

Рис. 57. Похороны Глеба. Рисунок из Радзивилловской летописи.

Глеб оплакал смерть отца, но еще больше горевал о бра те, которого нежно любил.

Затем встретили его убийцы, посланные Святополком, Отроки Глеба увидели их и схватились за оружие; скоро двое из них были убиты; тогда Глеб сказал остальным: либо они возьмут меня одного и отведут к брату, либо всех нас перебьют. И оставили отроки Глеба одного в лодке посреди реки. Убийцы приблизились к лодке, и некто Горясер приказал сейчас же зарезать юного князя. Это было исполнено его же поваром по имени Торчин.